Ты моя одержимость

Только не отцом. Не отцом...

Я помню, как взглянул на него, сжимая девчонку в объятиях, и поразился собственной тупости. Почему не просек раньше? Почему не почуял?

Бесился. Дурел от ревности. Вот и пропустил знаки, которые вопили о правде. То, как она защищала этого гада. То, как была в нем уверена до последнего. То, как отпустила его в Израиле. То, как обратилась к нему за помощью, когда решила сбежать от меня. То, как умоляла о пощаде для морального урода.

А еще - одинаковый цвет глаз. Выражение. Нечто неуловимое и необъяснимое. Сходная порода. Общая природа.

Меньше всего на свете мне хотелось связывать любимую женщину с террористом, у которого давно слетели тормоза. Но они были дьявольски похожи. А я отказывался замечать очевидное. В спокойном состоянии давно бы разгадал секрет. Но тут меня штормило и раздирало на части.

– Пошел вон, - бросил ему.

– Береги мою девочку, - процедил гад в ответ.

Как крюком внутренности выдернул.

Его девочка. Его?! Нет. Моя. Только моя.

Мы бы порвали друг друга прямо там. С огромным удовольствием. Вгрызлись бы в глотку, терзали до смерти.

Но она этого не хотела. Она запретила. И ее воля была гораздо сильнее наших порывов и желаний. Ее воля правила нами. Жестко сдавила, заковала по рукам и ногам.

Каждый из нас мечтал о расплате, которую теперь оказалось нереально воплотить в жизнь. Что нам еще оставалось кроме как разойтись по углам?

– Тимур, он мой отец, - тихо продолжает девчонка.
– Я ненавижу его. Боюсь. Презираю. Но я не могу отказаться от него. Я... люблю его. Просто потому что он мой папа. И это невозможно поменять или исправить. Родных людей не выбирают.

Она замолкает. Нервно кусает губы.

– Прости, я говорю чушь, - сглатывает.
– Бывают разные ситуации. Иногда есть вещи, которые нельзя простить даже самым близким.

Ясно. Она решает, что задела меня этой темой, против воли напомнила мне о моем собственном отце, которого я жаждал грохнуть, наплевав на родственную связь.

– Горит, - бросаю резко.

И отскребаю блин от сковороды.

Она дрожит от волнения.

– Ника, - усмехаюсь и обнимаю ее.
– Твоего папу я убивать не намерен, но со своим разберусь по всей справедливости. Найду и закопаю.

– Генерал сказал, что твой отец мертв.

– Вранье.

– Он сказал, что лично его убил.

– Значит, не добил.

– Откуда ты знаешь?

Это внутри. Тугая пружина. Зажим. Пока тварь жива, я дышать спокойно не могу. Если бы мразота сдохла, я бы ощутил. В такой схеме ничего и никогда не сбоит. Здесь мои чувства кристально чисты. Никаких отвлекающих факторов.

Это судьба. Я должен уничтожить своего отца.

– Давай есть блины.

Я усаживаю ее за стол. Подвигаю тарелку ближе. Достаю разные штуковины для начинки. Мед. Джемы. Сметану. Сахар.

– Прости, что я завела эту тему.

Я присаживаюсь рядом. Склоняюсь и утыкаюсь лбом в ее лоб. Обнимаю за талию. Плюю на запреты и перетягиваю девчонку к себе на колени. Отлично, так гораздо лучше.

– Ты можешь заводить любые темы и задавать самые разные вопросы, - говорю.
– Тебе вообще разрешается абсолютно все. Пользуйся этим.

– Хочешь?

Глава 25

Она протягивает мне блин, который только что наполнила медом и свернула в рулет. В зеленых глазах полыхают задорные искры. Девчонка. Юная совсем. Непосредственная. Неиспорченная. Чистота в каждом ее порыве. В каждом движении. Во взгляде. В линии губ. Во всех без исключения чертах.

– Хочу, - усмехаюсь.
– Но ты первая.

Накрываю ее пальцы своими, перемещаю их вместе с блином к ее рту.

Ведьма. Реально. Она даже ест чертовски сексуально. Наблюдаю и жадно ловлю жест за жестом. Оторваться невозможно. Как мягко двигаются точеные челюсти, как нежный язык скользит по губам, слизывая капли меда. От этого зрелища член встает колом.

– Ты хочешь совсем других вещей, - тянет девчонка, лукаво стреляет глазами и облизывает пальцы.

– Я же чувствую.

Выгибается будто случайно. Проходится попой по моему стволу. Скользит точно не осознает, как именно действует.

Сучка. Моя маленькая. Вкусная. Сладкая. Я тебя сегодня затрахаю. Медленно. Размеренно. Осторожно. Но так, что будешь помнить до конца дней.

– А как рядом с тобой не хотеть?
– едва сдерживаю звериный рык.

Она смеется. Искрится вся. Играет. Эмоции бьют через край. Живые. Пьянящие. Настолько сильные, что напрочь сносят башню.

Я как под кайфом. Нет. Круче. Острее. Тут действие похлеще, чем у запрещенных препаратов. По щелчку выносит. Мозг вырубает.

Как с ней бороться? Только сдаваться. Девчонка одним взглядом хребет ломает и на колени ставит. А сама своих чар не замечает. Забавный расклад.

– Фрукты, - бормочет она.
– Нужно взять фрукты.

Резко соскальзывает, бросается к холодильнику, шарит по ящикам. А я наблюдаю, прищурившись. Достаточно одного броска. Сорвать халат, под которым прячется желанное тело. Сжать. Смять. Всю волю прикладываю, чтобы сдержаться.

Дикие мысли дурманят разум. Нутро за добычей тянется. Жаждет.

Я уже ощущаю, как наливается ее грудь под моими ладонями, как таранят кожу торчащие соски. А потом стоны льются из горла. Будоражат. Доводят до безумия. Жар прошибает изнутри. Нас двоих. Пробивает разрядами. Жестко. Мощно. Током проходится. И не разобрать, кто игру ведет, кто кого нагибает.

– Тебе что нравится?
– спрашивает девчонка.
– Бананы? Голубика? Я клубнику хочу. Но у нас кажется есть абсолютно все. Манго. Ананас. А некоторые плоды я вижу впервые в жизни. Вот что это такое?

Показывает мне какую-то неведомую хреновину. Разглядывает ее, поморщившись. Смотрит с явным недоумением.

– Оно хоть не ядовитое?
– хмыкает.
– Выглядит угрожающе.

– А черт его знает, - отмахиваюсь.
– Выбрось, если тебе не нравится.

– Зачем переводить продукты? Тимур, так нельзя. Я вообще смотрю, что мы очень много еды не используем, столько всего испортится, - вздыхает.
– В Европе есть фудшеринг. У нас я тоже слышала про несколько точек в центре. Ну это когда продукты с истекающим сроком годности раздают нуждающимся, делятся излишками еды.

– Я знаю, что это.

– Хорошо, - кивает.
– Ты не против, если я займусь?

– Тебе решать, - усмехаюсь.
– Ты здесь хозяйка. На кухне. В доме. Во дворе. Как считаешь нужным, так и поступай. Можешь хоть ремонт устроить и мебель обновить.

– Но тут все новое.

Выглядит пораженной. И грудь у нее тяжело вздымается. Часто-часто. Рвано. Если бы я мог раньше до нее дотронуться, то сразу бы просек беременность. А так еще сомневался. Наблюдал и гадал как последний кретин. Реально увеличилась или я умом тронулся?