Ты моя одержимость

– Знакомая тема.

Она целует меня. Решает отвлечь. А я даже в движении ее губ улавливаю горечь. Номер не проходит. Чую подвох безошибочно.

– Говори, - заявляю, разорвав контакт.

Пальцами веду по ее виску, поправляю спутанные пряди волос. Ощущаю, как дико пульсирует кровь.

– Ника.

Склоняюсь и втягиваю родной аромат, зарываюсь лицом в черные локоны. Мочку уха прикусываю, кожу на шее зубами прихватываю, продвигаюсь к острому плечу.

– Молчи, - выдаю я.
– Только я и в твоем молчании все прочитаю. Я тебя чувствую, девочка. Забыла? Всегда разгадаю. Прятаться бесполезно.

– Ты так и не рассказал мне.

В ее глазах укор. Брови сходятся над переносицей. Губы сжимаются в тонкую линию. Моя девочка бледнеет. Вздергивает подбородок.

– Я должна знать, - бросает с нажимом.
– Хотя бы имя.

Тут у нас явно конфликт. Не готов я вмешивать ее в это дерьмо. Проехали. Закрыли вопрос. На хрен подробности.

– Как его звали?
– продолжает настаивать.
– Что ты с ним сделал? А второй? Их же там двое оказалось. Организатор. Исполнитель. Неужели совсем ничего не объяснишь?

Опять эти крысы между нами мешаются. К дьяволу их.

– Тимур, - слабая улыбка расцветает на губах, будто опять свет загорается.
– Ты правда не понимаешь, как это важно для меня? Я устала убегать. Устала теряться в неизвестности.

Я накрываю ее рот большим пальцем. Поглаживаю. Обвожу. А она накрывает мою руку своею. Отводит в сторону.

Богиня требует ответы.

Кто я такой, чтобы не подчиниться? Но черт раздери. Зачем опять погружаться в пекло? Особенно сейчас. Все кончено. Похоронено. Прошлое затеряно. Запечатано.

Она смотрит на меня. Прямо. Не моргает.

Ведьма. Зеленоглазая колдунья. Нутро выкручивает, суставы выламывает. Отказать ей нереально. Одним махом раскалывает и вырывает ответ.

– Вениамин Королев.

– Кто?

– Друг детства твоего отца, - поясняю.
– Так этого гнилого типа звали. Он всю жизнь завидовал твоему папаше, всячески пытался подгадить. Бил через близких. Скользкий ублюдок.

– Я не помню его, - губу закусывает.
– Совсем не помню.

– Это понятно, - кривлюсь.
– Он и был таким. Незаметным. Сильно в глаза не лез, ничем особо не выделялся. Тихий подонок. Скрытная тварь.

– Вениамин, - повторяет медленно.
– Веня. Венечка. Подожди. Что-то такое я раньше слышала.

Очень давно. В детстве. Отец обсуждал с мамой. Но я не помню лица этого человека. Не помню, был ли он у нас в гостях. Видела ли я его раньше.

– Артиста помнишь?

– Конечно, - кивает.
– Но причем тут...

Осекается и замолкает. Все осознает без лишних слов.

– Больше ты его не увидишь, - говорю.
– И никто не увидит. Я об этом позаботился. Про исполнителя тоже не переживай. Он в полном порядке. Надежно упокоен. А теперь пора делом заняться.

Я поднимаюсь и подхватываю Нику на руки.

– Ой, Тимур, ты что творишь?
– возмущается от такой резкой перемены положения, вцепляется в мои плечи.

– В душ направляюсь, - ухмыляюсь и целую ее.

Мы смоем грязь. Вместе с прошлым. Закроем проклятую дверь раз и навсегда. Я все сделаю, чтобы моя девочка ничего не вспомнила. Хватит с нее деталей.

– Мы не закончили разговор, - говорит она.

Извивается, вырывается, пытается освободиться от моего захвата. Чем больше и сильнее дергается, тем тверже член становится. Девчонка каждым своим движением будит дикое желание. Живот кипятком обдает. Ребра дробит.

– Закончили, - чеканю я.
– Эти уроды отняли у нас достаточно времени. Много чести обсуждать падаль дальше. Пусть гниют. Но без нашего внимания. Другой судьбы не получат.

– Ты прав, но нельзя все решать самому, - бунтует.
– Пойми, Тимур, я тоже должна принять участие.

– В чем?
– мрачнею.
– В казни?

– Может, и в казни, - бросает с вызовом.
– Или думаешь, я не выдержу? Черт возьми, может, я долгие годы мечтала о такой расправе, представляла, как ублюдок будет страдать, загибаться прямо на моих глазах.

– Это не женское дело, - отрезаю.

– Только мужчинам разрешается мстить?

– Так - да.

– Что ты с ними сделал?

– Ника.

– Что?!

– Завязывай.

Я заталкиваю ее в душевую кабину, закрываю стеклянные створки. Отгораживаю нас от всего остального мира.

– Ты оберегаешь меня из-за беременности, - продолжает она.
– Но это совершенно лишнее. Я в нормальном состоянии. Если узнаю, как именно ты расправился с этими подонками, точно в обморок не грохнусь. Так чего боишься?

– Мужик разгребает проблемы. Сам.

– Бывают исключения из правил.

– Нет.

– Ты ведешь себя как тиран, - выпаливает и кулаками по груди ударяет, глазами молнии метает.
– Прекращай скрывать правду.

Я врубаю душ - девчонка взвизгивает. Молотит меня ладонями. Вопит. Вода ледяная, должна подействовать отрезвляюще. Только Ника упрямая, если ей чего запало, то она никогда не отступит, хватку не разожмет.

– Не пытайся отвлечь, - шипит.
– Не выйдет!

Наивная. Отвлекать я буду совсем иначе.

Подхватываю ее под ягодицы, раздвигаю ноги, прижимаю вплотную к себе. Закрываю ей рот поцелуем, вламываюсь языком вглубь, как на таран беру.

– Ты моя женщина, - выдаю в разомкнутые губы.
– Вот вся гребаная правда. И да, дьявол дери, я буду тираном. Закрою тебя от любой мерзости. Ты создана для любви и ласки. А гниль я раскатаю подальше от твоих глаз.

Опять впиваюсь в нее, врываюсь языком в податливо распахнутый рот. На вкус она будто чистое пламя. Жадно пью мою девочку крупными глотками. Пусть сжигает изнутри. В пепел превращает. Крепче ничего в мире нет. Только в ней миллиард градусов.

– Нечестно, - бормочет она.

– Что?

– Так целовать.

Прихватываю ее нижнюю губу своими губами, втягиваю в свой рот, всасываю. Ника издает стон, от которого член каменеет, а яйца наполняются свинцом.

– Ти-мур, - выдает хрипло.

Вода больше не кажется холодной. Однако я переключаю режим, делаю температуру погорячее, врубаю напор мощнее. Нечего моей девочке долго под ледяными струями находиться.

– Мурка, - рычу.

Покрываю ее лицо поцелуями. От щеки к губам и обратно. Потом горло в захват. Нежно. Мягко. Четко регулируя силу. Слегка отстраняю, лишь ради того, чтобы подобраться вплотную к острым ключицам, пройтись языком, расчертить чувствительную кожу.