Ты - наша
Шрифт:
Он же… Боже мой! Он же родителям!..
Осознание ситуации накрывает меня стремительно и, кажется, быстрее, чем Камня с Лисом, судя по всему, серьезно одуревших от полученной возможности и предвкушения того, что будет дальше.
Издав какой-то, даже для самой себя непонятный и глупый писк, я ужом выворачиваюсь из жестких горячих лап парней и бегу прочь из рекреации. В туалет.
Как в школе, неловко и по-детски ища там защиту от всех проблем.
Вслед мне летит возмущенный мат Камня и окрик Лиса:
— Малыш, все в порядке, стой!
Ага,
В туалете, слава богу, находящемся неподалеку, я, судорожно пометавшись, в итоге торможу перед зеркалом.
И не узнаю сумасшедшую краснолицую девушку, испуганно взирающую на меня оттуда.
Даже по щекам провожу пальцами, не веря увиденному.
У меня никогда не было настолько безумного взгляда. И настолько красных распухших губ. И пятна не шее, красные тоже… Ох…
И у лифчика бретель оторвана… Кто? Когда? Как я это вообще?..
Пуговицы… Целые, спасибо тебе, Господи, за милости твои…
Хотя, явно не мне, грешнице, поминать Создателя, даже в мыслях своих…
Кое-как приладив бретель лифчика и застегнувшись на все пуговицы, я подхожу к двери туалета и, замерев, тревожно вслушиваюсь в голоса парней, доносящиеся из рекреации.
В универе тихо, идет пара, и любой звук отчетлив, даже если его намеренно приглушают.
— Вы… Вы, бляди… — тихий, убитый, вообще не похожий на обычный тон и голос моего бывшего друга Тошки, шепот.
— Ты, Весик, охуел. — А вот Лис вполне узнаваем. Язвительный, спокойный. Все ему нипочем!
— Это вы! Вы! — пронзительно срывается с шепота Тошка.
— Завали, — жестко роняет Камень. — И забудь обо всем, что тут видел. Я тебе второй раз повторяю, Вес. Сам знаешь, я редко так делаю. Тебе исключение.
— Хотя нихуя не заслужил, — в голосе Лиса все больше язвительной усмешки, — после того, что ты трепал…
— Бля-а-а… — в голосе Тошки мучение и обида, — да как вы вообще?.. Она же… Бля-а-а… Она же моя. Моя! Моя!
Я вздрагиваю от пронзительного отчаяния в его тоне. Никогда Тошка так не говорил. И мне снова невероятно странно и обидно понимать, что мой друг детства — вообще не друг, оказывается. И не был им никогда. Надо же, давно, казалось бы, отпустила, пережила предательство, а сейчас… Все равно плохо мне. И в том числе из-за этого горя в его голосе.
Он ведь, несмотря на свое предательство, не чужой человек для меня. И его несчастье отдается в сердце, хоть и невольно.
И мне бы обидеться, мне бы задуматься, с чего это я вдруг стала его? Когда? Но почему-то не об этом вообще думаю. И не за это переживаю.
— Не твоя. — Обрубает начавшуюся истерику Камень. — Моя.
— Моя, — тут же вступает в разговор Лис, поправляя соперника.
— Что, суки, не поделили еще? — в голове Тошки прорывается дикая злоба и зависть, — успели выебать ее? Кто первый?
— Не твое дело, извращенец, — усмехается Лис, — тебе даже посмотреть не светит.
— Суки, какие же вы суки… Я же просил… Я же говорил с вами…
— И пиздел дальше, чем видел, — тут же корректирует Лис, — про жениха,
про то, что давалка она знатная… Сука, до сих пор завожусь, стоит вспомнить! Если бы не ты, говна кусок, я бы себя не вел так по-уродски! И все вообще по-другому было бы!— Рот закрой, — мрачно командует Камень, — а ты, сука, меня понял, да? Трепанешь кому, одной отбитой печенью не обойдешься.
— Да пошел ты нахер! — с досадой рычит Тошка и тут же охает болезненно. Затем слышится звук падения чего-то тяжелого.
Я вздрагиваю, сжимаю руки в волнении, и, не выдержав, выбегаю из туалета.
Притормаживаю, охватывая взглядом всю картину целиком: Тошка лежит на полу, сжавшись, а Лис с Камнем стоят над ним и, не обращая внимания на его мучительные, полные боли стоны, ругаются!
— Вот вечно ты не контролируешь себя нихера! — злится Лис, — нам с ним договориться надо, а не больничную койку уложить!
— Одно другому не помешает…
Правда, увидев меня, парни тут же замолкают и синхронно принимаются сканировать своими горячими взглядами.
— Малыш… — расплывается в улыбке Лис, а Камень, ревниво покосившись на соперника, делает шаг в мою сторону.
Но я, нахмурившись, иду к Тошке, опускаюсь рядом на колени и, игнорируя бубнеж:
— Малыш, похер на него, урода…
— Маленькая, встань с пола, холодно, иди сюда…
Осторожно касаюсь плеча Тошки:
— Тебе врача, может, Тош?
Но мой бывший друг детства, чуть разогнувшись и повернув ко мне ненавидящий взгляд налитых кровью глаз, цедит презрительно:
— Пошла нахер, давалка. Че, в два хера понравилось?
Я отшатываюсь от этих грязных слов, словно от пощечины, на глазах слезы выступают!
А Тошка наблюдает за произведенным эффектом с видимым наслаждением и явно собирается еще что-то сказать, наверняка, чтоб добить меня окончательно, но не успевает.
Светлой яростной молнией к нему бросается Лис, а я взлетаю вверх и оказываюсь в руках Камня.
Он насильно отворачивает меня от Тошки, сжимает так, чтоб не видела ничего и не слышала, кроме тяжелых ударов его сердца в мощной, спокойно поднимающейся и опускающейся груди.
— Не смотри, маленькая, — гудение его низкого голоса отдается в груди колоколом, успокаивает странным образом начавшуюся было истерику, — и забудь. Он — просто завистливое тупое дерьмо. Нельзя с такими даже разговаривать. Больше его не будет в твоей жизни.
— Нет, нет, — шепчу я и предпринимаю отчаянные попытки вырваться, боязливо и испуганно прислушиваясь к происходящему за спиной.
Что там делает с Тошкой Лис? Он же… Он же его не убьет? Нет?
— Все нормально будет с твоим утырком. В память о вашей детской нежной дружбе, блять… — продолжает успокаивающе рычать Камень, и я чувствую, что меня несут. Прочь несут, так и не позволяя посмотреть, — Лис, сумку прихвати!
В ответ раздается невнятное ворчание и звуки возни.
— Да я недалеко, догонишь… — отвечает Камень, ускоряясь и бормоча так, что слышу только я, — или не догонишь…