Ты никогда не исчезнешь
Шрифт:
Я успела вернуться до того, как снегопад усилился. Савина, едва посыпались первые хлопья, стала меня торопить:
— Будьте осторожны, зима наверстывает упущенное за три месяца.
Я расплатилась за ужин и проводила ее до милого домика на улице Груар, в двух шагах от мэрии.
— До завтра, Мадди! Нектер позвонит мне, как только получит результаты. Не стану вам врать, я ни секунды в это не верю… Но если ДНК Тома и Эстебана совпадут или между ними хотя бы обнаружится родство, я буду каждый вечер угощать вас ужином в «Супнице» до тех пор, пока мы обе не выйдем на пенсию.
Хлопья снега росли, разбухали, словно питались редкими
Парковка, тротуар, шоссе, дорожные знаки исчезли, будто их никогда и не было. Снег предлагал все стереть.
И снова навязчивая мысль, которую мне до сих пор удавалось отгонять. А если с Амандиной что-то случится? А если Том — я должна была заставить себя называть его так, хотя знала настоящее имя, — если Том, потеряв отца, потеряет и мать?
И тогда… Тогда я могла бы о нем позаботиться?
Сколько времени понадобилось бы ему, чтобы забыть это чужое имя, Том, и вспомнить свое, Эстебан?
Сколько времени пройдет до тех пор, пока он снова станет тем, кем никогда не переставал быть? Несколько месяцев? Меньше года? Что ему для этого понадобится? Другой дом, уютный, приветливый, любящий. И настоящая гитара. И преподаватель сольфеджио. И много часов занятий, чтобы не упустить время, ведь талант ребенка после десяти лет можно загубить так быстро… А что еще? Большой бассейн? Озеро? А почему бы не море? Конечно, спокойное море, без волн, без валов… Средиземное?
Я тешила себя безумными мечтами, меня окутала снежная ночь, она делала все ирреальным — волшебство особенной ночи вне времени, рождественской ночи без прикрас, без разноцветных лампочек, без иллюзий.
Габриэль спал рядом. Завернулся в одеяло, будто не желал ни с кем делить постель. Даже во сне индивидуалист и эгоист! Хотя на этот раз я преувеличивала… Сегодня вечером, когда я вернулась, на столе меня ждал подарочек. Я узнала оберточную бумагу из лавки Астер, узнала почерк Габи на прикрепленной к пакету карточке. «Это тебе. Желаю успеха! Я люблю тебя».
23:50
На радиобудильнике высвечивались, сменяя одна другую, ярко-зеленые минуты.
Через десять минут Эстебану исполнится десять лет. Я больше не должна называть его Томом! Даже если в разговоре с другими мне придется по-прежнему себя заставлять, ломать комедию.
В последний раз посмотрела, как снег расстилает свой саван. Подготовка к самой мрачной церемонии?
Значит, все решится завтра… Я должна его спасти! Кто меня осудит?
Кто отказался бы, когда жизнь дает второй шанс?
23:51
Голос у меня в голове твердил не умолкая: «Эстебан в опасности, я должна его спасти».
Я уже знала, что в эту ночь не усну.
Есть ли человек, который мог бы побыть со мной, помочь мне продержаться?
Разбудить
Габриэля?Позвонить Ваяну?
Или просто укрыться в собственных воспоминаниях? Разворачивать их по одному, как открывают хранящиеся на чердаке коробки, как достают старые безделушки, как развешивают прежние картины, чтобы к его возвращению все было готово.
Завтра.
Четвертая стадия:
Зрелая душа
Достигшие зрелости души приближаются к своему последнему путешествию. Они берегут время, стараются не тратить его. Они уже ничего не ищут, они успокоились. Юным — голодным и жаждущим — душам может показаться, что у них нет желаний. Таким душам, как ваша, Мадди. Но они попросту насытились. Им больше не надо ничего доказывать, они ничего не найдут в этом мире, они сторожат его покой.
VIII
Предназначение
Лодка на озере
48
Сначала Том услышал шорох. Это мыши. Но как ни вслушивался, так и не смог определить, откуда доносятся звуки.
Где они прячутся? За стенами? У него под кроватью? Он приподнял простыню. Делать ему все равно было нечего — только прислушиваться к шумам, угадывать, где в темноте движутся тени, улавливать легчайшие шорохи. Он знал, что не заснет. Без Монстро не получится закрыть глаза и довериться ночи; без его сплюшки-кита невозможно отогнать кошмары, черных чудищ и мышиную возню.
Наконец Том понял, где они.
Мыши спрятались за окном и скреблись в ставни, просили впустить. Судя по звуку, их там были тысячи. Может, они замерзли и хотели погреться? Или просто поговорить с ним?
Том осторожно встал, стараясь, чтобы не скрипнули половицы, хотя знал, что маму он не разбудит. Она сказала, что примет снотворное и проснется поздно, придется ему самому готовить себе завтрак и со всем прочим тоже как-нибудь справиться самому.
Он открыл окно и тут же продрог в своей пижаме. Ветер пробирался под ставни, намел под окном слой снега, можно было нарисовать на нем сердечко или что-нибудь написать. И даже слепить снежок.
Тук-тук-тук.
Мыши начали злиться. Вообще-то Том уже понял, что это не мыши. Им так высоко не забраться, разве что это летучие мыши. Он вслушался в ночь.
— То-о-ом…
Крик, принесенный ветром, был закутан в хлопья и оттого превратился в шепот.
Его имя!
— То-о-ом…
Выбора не оставалось, и страха тоже не осталось. Он настежь распахнул ставни. Занавески разом взлетели, снежные хлопья мотыльками впорхнули в комнату и тут же растаяли. Несколько снежинок осталось на пижаме Тома. Последняя горсть мелких камешков ударилась в открытый ставень.
— То-о-ом, — прошептал голос. — Ты не спишь?
Том огляделся. Голос и камешки летели справа, со стороны навеса, — хоть он и в прорехах, все же под ним мог укрыться ночной гость. Том всматривался в темноту, понемногу привыкая к пугающей белизне двора. Все, что было хорошо знакомо, — старый трактор, куча навоза, дырявая бочка, разбитый цветочный горшок — превратилось в привидение, накрытое только что выстиранной и выглаженной простыней. Он заметил следы на снегу, проследил взглядом, куда они ведут, и увидел маленькую фигурку, прислонившуюся к одному из столбов.