Ты обещала не убегать

— Не кричи, Ксюш! — обжигая похлеще кипятка, прошептал мне на ухо Тимур. — Сына разбудишь.

Отчасти он, конечно, был прав и шуметь не стоило, но с другой стороны, он переходил все границы допустимого и это меня это страшно бесило.

В таком нелепом виде Черниговский поднес меня вплотную к окну и опустил на ноги, навалившись своим весом сзади, чтобы даже не думала убегать.

— Смотри, — Тимур ладонью провел по запотевшей поверхности стекла. — Вон он, видишь?

Приглядевшись, заметила, что окно прямиком выходило на озеро, как и в моей комнате, но здесь создавалось ощущение, что водная гладь была своего рода продолжением пола в ванной. И именно на ней, в переливах лунного света плавал одинокий изящный черный лебедь, горделиво изгибая шею.

— Он здесь живет, но днем редко подплывает близко к дому. А вот вечером устремляется на свет, как мотылек. Странная птица. Как будто кого-то пытается отыскать. Меня он вчера тоже изрядно напугал, — опалил своим горячим дыханием мою влажную от мокрых волос шею. Тимур бесцеремонно нарушал мое личное пространство. Впрочем, как и всегда. — Еще раз прости: я должен был предупредить.

— Черный и дикий, — тихо проговорила в ответ, не сводя глаз с птицы. — Похоже, вы нашли друг друга.

Тимур ухмыльнулся, но комментировать не стал.

— Может наконец отойдешь от меня, — прорычала, понимая, что от этой его близости, начинала кружиться голова. И если разум не переставал кричать, что Тимур подонок и держаться от него следует, как можно дальше, то тело предательски хотело большего.

— Конечно, — как ни в чем не бывало произнес Черниговский и тут же отошел. Но вместо радости внутри разлилось разочарование, а следом вернулись и глупые мысли о его поступках, жене, ребенке. Если бы любил — не отпустил.

С этой шальной мыслью сорвалась с места и побежала в свою комнату, не дожидаясь, когда загорится свет. Подальше от Тимура. Подальше от новых разочарований.

33. Утро

Сон медленно отступал, но открывать глаза совершенно не хотелось. На смену вылетающим из памяти обрывкам грез в сознание мягко проникало щебетание птиц за окном, а кожи нежно касались первые лучи солнца. Потянувшись, я все же вынырнула в реальность, чтобы вновь зажмуриться от удовольствия. Гена не обманул: вид из моей комнаты открывался волшебный. Раскинув руки на пухлых подушках, сделала глубокий вдох и расслабилась, наслаждаясь моментом.

— Тишина, — проворковала себе под нос и тут же распахнула глаза, устремив взгляд в сторону детской кроватки.

Еще ни разу за последние два с лишним года мое утро не начиналось с тишины. Тим имел удивительное свойство всегда просыпаться раньше и нарушать ее звонким смехом, нелепой болтовней и ужасно шумными игрушками. Поэтому тишина воцарившаяся в нашей комнате пугала до чертиков. Но еще больший испуг ожидал меня, когда в кроватке я не нашла сына. Резко позабыв об утренней неге, вскочила и со всех ног бросилась его искать.

Не обнаружив его в комнате, я выбежала в коридор, затем, путаясь в собственных ногах, спустилась вниз, ругая себя за невнимательность и моля Бога, чтобы с сыном ничего не случилось.

— C'est le soleil!^1—донесся с кухни тонкий детский голосок, что позволило мне наконец выдохнуть: с Тимошкой было все хорошо.

— Qu'est ce que c'est?^2— следом раздался голос Черниговского, отчего внутри все закипело. Да кем он себя возомнил? Захотел в папочку поиграть? Потренироваться на моем сыне?

— C'est camion!^3— задорно ответил Тим, а я не выдержала и влетела в столовую.

— Доброе утро, — как ни в чем не бывало, пропел Тимур и приторно улыбнулся. — Выспалась?

Ни тебе "извини, что без спроса забрал ребенка", ни капли сожаления в глазах — ничего! Мне хотелось рвать и метать, глядя на его довольную физиономию, и лишь из-за Тимошки еле сдерживала себя.

— Похоже, что нет, — заключил этот монстр и вернул свое внимание к ребенку.

От его наглости и самоуверенности я потеряла дар речи. Как дурочка, стояла и лишь переводила взгляд с Черниговского на сына и обратно. Тимошка, правда, ничего не замечал и упоенно чиркал карандашами в альбоме, зато Тимур явно издевался надо мной. Упорно делая вид, что помогает малышу нарисовать лучики, он то и дело поглядывал на меня исподлобья.

— Я испугалась. Неужели непонятно? — от обиды прошептала себе под нос.

— Да чего пугаться-то, — оживился Тимур. — Мы уже умылись, съели кашу и вот — рисуем. Правда, Тимофей… как там тебя по батюшке?

Тимошка не понял о чем спросил его Черниговский и, мило улыбнувшись, вернулся к делу.

— Мой сын гражданин Франции, — ехидно заметила я, — у него нет отчества, если ты об этом?

— Ну значит, как вернется в Россию оно обязательно появится, — заключил парень и опять потерял ко мне всякий интерес.

— Ты прав, — возвращая внимание Черниговского на себя, мило и с улыбкой ответила ему, но только, чтобы вновь поставить его на место. — Когда все утрясется, он возьмет фамилию моего будущего мужа и его отчество. Амиров Тимофей Валерьевич, согласись, звучит круто!

Глаза монстра моментально потемнели, а скулы на лице напряглись. И хотя он старался не подавать при Тимошке вида, что был в ярости, треск переломленного пополам карандаша в руке выдал его с головой. Но насладиться своей маленькой победой вдоволь я толком не успела.

— Тимош, доверяю тебе самому нарисовать небо вот этим карандашом, — протянув сыну голубой, Тимур резко встал из-за стола и, больно схватив меня за локоть, вывел в гостиную.

— Отпусти, больно, — тихо прорычала на парня, чтобы не напугать сына.

Но только все без толку, озверевший Черниговский тащил меня все дальше и дальше от кухни и, лишь добравшись до лестницы, ослабил хватку. Он загнал меня на вторую ступеньку, а сам остался внизу.

— Черниговский, ты совсем больной? Тебя наняли меня охранять, а не руки распускать! — начала возмущаться, чем еще больше разжигала яростное безумие в его глазах.

Тимур молчал, но всем своим видом давал знать, что на грани: крылья носа ходили ходуном, глаза почернели, все тело было напряжено, а ладони то и дело сжимались в кулаки и разжимались.

— Если ты такой нервный, то тебе не место рядом с нами! Сегодня же попрошу отца сменить охрану, — совершенно спокойно добавила и решила вернуться к сыну.

— Стоять, — тяжело дыша, рыкнул монстр и выставил передо мной руку, кулаком уткнувшись в стену и лишая меня возможности пройти.

— Ты — никто! Пустое место! — повысив голос, приблизилась к нему на полшага и начала тыкать пальцем в его грудь, только сейчас обратив внимание, что на нем была белоснежная футболка. — Кто тебе дал право так разговаривать со мной? Кто позволил прикасаться ко мне своими лапищами? Кто разрешил приближаться к моему сыну?