Ты обязательно простишь
Шрифт:
Ничего не подозревающие о переживаниях Яскевич Василиса, Елена и Юлия, разобрали своих протестующих отпрысков и потащили их по домам.
* * *
1998
«Запах тайны» непонятным образом связался в воспоминаниях Антона с их пятёркой, хотя никаких очевидных причин для этого, вроде бы, не существовало. Антон с фотографией в руке встал из-за стола, прошёлся по комнате. Грустно … Никто ничего не замечал? Или кто-то видел, знал и молчал? Или все? Каждый что-то знал? А один из них всю жизнь старался ему навредить… Но как он сам-то мог ничего не видеть? Или не хотел? Поток сознания вынес на поверхность другой эпизодик из малышовой жизни. Незначительный, но, как оказалось, отлично сохранившийся где-то в глубинах памяти. И очень неприятный.
Антоха никак не мог понять, почему мама, всегда такая спокойная и рассудительная, мама, которая никогда на него не
По дороге домой мама молчала, только крепко держала их с Анькой за руки и тащила за собой. Дома она сразу передала Аньку бабушке Яне, а его, Антошку, затолкала в комнату.
– Скажи нам, пожалуйста, Антон, – начала она строго, под словом «нам» имея в виду себя, отца и бабушку Клавдию, – как тебе такое пришло в голову? Мало того, ещё и других детей подговорил участвовать в своей глупой и опасной выходке.
– Что случилось? – спросила бабушка. Дмитрий лишь удивлённо переводил взгляд с жены на сына.
– Антон, расскажи сам, что вы делали! Расскажи!
– Это не я! Я никого не подговаривал! – в больших синих глазах Антошки плескалась обида.
– Да что произошло-то? – снова спросила бабушка.
– Видишь ли, мама, наш Антон подговорил детей на площадке взять палки и лупить ими по качелям, на которых тоже были дети.
– Как же так можно! – воскликнул папа.
– Это неправда! Неправда!!! – закричал Антошка. – Почему ты мне не веришь?! Почему вы все мне не верите?!
– Я очень хотела бы тебе верить, но факты говорят об обратном. Ты лидер. Ты и дома всегда втягиваешь Анечку в разные проказы.
– Неправда! Неправда! Неправда! – из глаз Антошки сами собой брызнули слёзы, вытирая их, он просто задыхался от бессилия хоть как-то доказать свою невиновность. – Ты не видела! Тебе кто-то сказал!
– Да. Кто-то сказал. Но это неважно. Я знаю, что ты способен повести за собой других детей, – как ни странно, в словах Василисы, помимо осуждения, явственно присутствовала гордость за сына. Но в тот момент Антошка этого не понял, да и не мог понять или почувствовать. Несправедливость обвинений была для него настолько очевидна, что он впервые в жизни испытал чувство оскорблённого достоинства.
Антон уже давно забыл, каким было наказание, долго ли его осуждали родители, но то, что он ощутил в тот момент, осталось с ним на всю жизнь. Кажется, только бабуля была на его стороне. И сейчас он вдруг осознал, что его оболгали и, как показало время, оболгали осознанно. Так называемый друг. Кто из четверых? Возможность была у каждого. Но вряд ли маленький ребёнок будет подходить к чужой тёте и рассказывать небылицы про её сына. Вечно весело скачущего Андрюшку, беззлобного любопытного Ильку, рассудительного, осторожного Миху, да и добрую внимательную Аньку просто невозможно было заподозрить в отвратительном поступке. Может, всё-таки Анька, как ни горестно об этом думать? Для неё одной «тётя» не была чужой, у неё одной абсолютно точно было время наябедничать…
* * *
27 июня 1936
Вчера ничего не писал. К вечеру сильно устали с непривычки. Сегодня уже легче. Постараюсь наверстать упущенное.
Отошли мы (баржи, как и любые суда, ходят, а не плавают) в шесть часов утра. Очень рано, но встали мы легко – у всех было радостное предвкушение путешествия. Река Бия судоходная, за день мы встретили три судна. Я в них не разбираюсь, поэтому могу сказать только, что одно из них было пассажирским, а два – грузовыми. Наша баржа идёт не быстро. К вечеру мы добрались до Усятского. Там команда баржи что-то выгрузила, что-то приняла, и мы заночевали прямо на барже. Ночью было холодно, но мы сбились поплотнее, согревая друг друга.
Бия – вторая по величине река Алтая. Её название происходит, скорее всего, от слова «бий», что на местном наречии означает «господин». Очень верное название. Бия величественна, хотя и не широка. Красота такая, что сердце заходится. Смотришь на окружающее великолепие природы, и настолько сильный восторг охватывает, что, кажется, дыхание вот-вот остановится, в груди теснит до боли. Смотришь, смотришь, а наглядеться не можешь. Когда отплывали (правильно – отходили) над водою стоял туман. Потом он постепенно, как бы нехотя, стал расходиться, расступаться, рваться, уступая нашему движению. Вода, сначала тёмная, почти чёрная, начала светлеть и окрасилась (не могу подобрать точное слово – это было нечто необыкновенное),
пожалуй, да, пожалуй, в лазоревый цвет. И вдруг, как-то сразу, резко в ней отразилось солнце. Мы все замерли, нет слов, чтобы передать то, что мы почувствовали. Уже только ради этого момента стоило отправиться в экспедицию.Вечером, пока команда трудилась, мы вышли на берег. Местные жители встретили нас приветливо. Узнав, кто мы и откуда, разговорились с нами. Это было очень познавательно. Это они объяснили, что «бий» означает «господин». А ещё нам рассказали очень красивую легенду. Она пришлась мне по душе. Может быть оттого, что я со дня приезда в Бийск нахожусь в романтическом настроении. Но об этом потом. Сейчас, пожалуй, я запишу её. Своими словами. Так, как запомнил.
Давным-давно, уже никто и не помнит, когда это было, жил на свете богатый хан, которого звали Алтай. У хана была дочь, красавица, каких свет не видывал, по имени Катунь. А неподалёку от них жил пастух Бий. Увидела Катунь Бия и полюбила. Узнал об этом Алтай, сильно разгневался – не подобает дочери хана любить простого пастуха. И решил он выдать дочь замуж, как можно скорее. Катунь воспротивилась воле отца и сбежала из дома. Ещё больше разгневался хан и отправил войско в погоню за непокорной дочерью. Видя, что её вот-вот настигнут, обратилась Катунь в реку и бросилась со скал. Бий, который любил Катунь, тоже обернулся рекой. Алтай воздвиг на пути дочери скалы. И такие они были неприступные, что Катунь долго-долго билась о них. Когда силы уже покидали её, скалы всё же поддались её напору. Катунь вырвалась на свободу и слилась со своим возлюбленным в широкой долине.
Может быть, я не всё пересказал дословно, но смысл передал точно.
Сегодня мы покинули Усятское и направились в Лебяжье. Я по-прежнему восторгаюсь сказочным окружением. Мне доставляет огромное удовольствие общение с коллегами и попутчиками. Мы существуем как семь нот, как семь струн на одном грифе. Звучит претенциозно… Нет. Исправлять ничего не буду… Мы понимаем друг друга почти без слов. Отрадно, что и с присоединившимися к нам сотрудниками Бийского музея мы быстро нашли общий язык, даже подружились. Особенно с некоторыми.
А ещё с нами плывёт очень хороший мальчик – сын одной из местных музейщиц. Мы обещали сопроводить его к деду, который живёт в одной из деревень на нашем пути. Мальчик смышлёный, с явными математическими способностями. Ему всего десять лет, а он уже называет Карла Гаусса «королём математиков». Наверное, услышал от кого-то – не сам же придумал. Он знает о Пуанкаре и ленте Мёбиуса. Катерина взяла его под свою опеку, они всю дорогу о чём-то разговаривают, даже иногда спорят.
Про моё романтическое настроение. У неё удивительное имя, похожее на эхо в горах. Она, кажется, тоже обратила на меня внимание. Во всяком случае, я замечаю иногда её заинтересованный взгляд. Поговорить подольше нам пока не удалось. Мы только здороваемся. Несколько раз перекинулись парой слов о том, какая здесь изумительная природа, какой «звенящий» воздух, как здорово, что наше путешествие проходит по воде и ещё о чём-то, столь же «существенном». У нас впереди ещё много дней. Надеюсь… Впрочем, писать об этом не стоит.
Сегодня ночуем в Лебяжьем. Нас распределили по домам. Меня, Катерину и Азима, так зовут мальчика, поселили вместе. Мы представляем собой странную компанию: филолог-энтузиаст с далеко идущими планами, филолог-комсорг, кажется, приглядывающий за мной (или это по личным мотивам?) и юный математический гений. Завтра конец нашего водного пути – Усть-Кажа.
* * *
1973
В детском саду готовились к празднику Первомая. Руководила всем любимая Антошкина, да и Анькина, воспитательница Нинель Виленовна. Она поручила Антошке рассказать стихотворение Акима «Цветные огоньки». Дома он честно с помощью бабушки всё выучил, после чего принялся скакать по коридору из конца в конец, радостно выкрикивая: «Разные-Разные, Голубые, Красные, Жёлтые, Зелёные Воздушные Шары!». Слово «шары» он повторял по пять раз, растягивая последнюю «ы» насколько хватало дыхания. Бабушка Клавдия, бабушка Яна и дедушка Олис каждый по отдельности и все вместе просили его угомониться, но безрезультатно. Антошку переполняло беспричинно счастливое настроение. Если бы кому-то пришло в голову его связать, он и тогда не перестал бы восторженно вопить про шары. Хорошо, что Аньки не было дома – родители повели её к врачу – с двумя «бесенятами» сладу совсем бы не было. Наконец, не выдержал Демьян Силантьевич. Он вышел в коридор, поймал Антошку за руку на очередном стихотворном вираже, строго посмотрел на прыгуна и ровным тоном спросил: