Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове
Шрифт:

В поэзии тех дней громко звучала тема единства и дружбы всех народов Советской страны, поднявшихся против общего врага.

В 34-й армии, где находился Михаил Светлов, было немало воинов-казахов. Он написал стихотворение «Послание Джамбулу». И это было послание не только казахскому акыну, но и боевым товарищам поэта по фронту – сынам казахского народа.

Вот отрывок из этого стихотворения:

…Но победные песни звучат Там, где русский с казахом стоят. И отнять эту песню нельзя, Где народы стоят, как друзья! Бродит ночь по окопам сырым, Наползает осенний туман… За Россию мы грудью стоим И за твой и за наш Казахстан.

«За армией советские народы, как родственники близкие, стоят» – так по-своему выразил поэт слитность Советской Армии со всей нашей многонациональной

Родиной. И когда в канун 26-й годовщины Октябрьской революции прибыли на наш фронт с длинными эшелонами, в которых были подарки воинам, делегации трудящихся Челябинской и Пермской областей, Светлов как бы от имени всех фронтовиков ответил на заботу и любовь уральцев стихами, в которых воспевался их могучий индустриальный край:

…Тяжелая уральская руда, Ты с нами в наступлении всегда! Ты взрывами опять заговорила, Уральских недр раскованная сила… Тысячелетий грузные пласты, Над ними виадуки и мосты – Здесь нашей мощи становой хребет! Здесь – наш Урал! Здесь – кузница побед!

Десятки боевых заданий, десятки тем давала война фронтовым писателям и поэтам. Была среди них и такая тема: русская зима, лютые русские морозы – наш союзник в борьбе с гитлеровцами. «Что русскому здорово, то немцу смерть!» – напомнила наша газета старую поговорку. «Выморозить пруссаков», «Белая гибель» – под такими заголовками напечатали мы несколько статей. Появились во фронтовой печати и стихи на эту тему. Но авторы статей и стихов, как верно заметило нам командование, несколько увлеклись, они переоценили роль русской зимы в ходе боевых действий; неправильно было возлагать на морозы слишком уж большие надежды,- главным оставалось воинское умение, отличное владение боевой техникой, оружием, стойкость, отвага.

И, пожалуй, никто из работавших на нашем фронте поэтов не справился с этой темой так удачно, как Михаил Светлов. В написанном им стихотворении вставал образ не просто суровой русской зимы, а «вооруженной зимы»:

Собрав в кулак все ветры полевые, Войдет в права январская пурга, Тяжелое проклятие России Сугробами навалит на врага. Над ним зима опустит тучи низко, Под ним навек окаменеет лед, Его от нашей ярости сибирской И толстая фуфайка не спасет. Ни Гамбурга, ни Штеттина, ни Кельна Он не увидит… Только смерть в упор! Вперед – нельзя! Идти назад бесцельно! Огонь и снег – таков наш приговор. На беззащитных вымещал ты злобу, Детей расстреливал отважно, трус? А ну-ка, вьюга какова на пробу? А ну-ка, пуля какова на вкус? Не залечить тогда смертельной раны, Нигде тогда спасенья не ищи, Когда зажмут военные бураны Фашистские дивизии в клещи! Встает рассвет, расколотый снарядом, Уходит в белой изморози тьма. Идут бойцы… И с ненавистью рядом Идет вооруженная зима.

Долгое время наш Северо-Западный фронт держал оборону – стойкую, мужественную, упорную, изматывавшую противника. Мы радовались, разумеется, и своим скромным победам, но еще больше – победам наступательных фронтов. Каждая такая победа вызывала у воинов гордость, душевный подъем, и эти чувства находили воплощение в стихах. Взволнованные строки вышли из-под пера Светлова, как только радио принесло весть о том, что освобожден древний русский город Смоленск:

Родного города черты! К нему, к нему, покрыты пылью, Не отдаленные мечты, А батальоны подходили. – Смоленск! – струился Днепр вдали, – Смоленск! – в висках бойцов стучало… На зов, на крик родной земли: – Смоленск! – Россия отвечала.

Освобождено Запорожье – и газета печатает новое стихотворение поэта:

…С нижнего течения Днепра Прогремело русское «ура», Вся Россия отвечает будто На раскат московского салюта. И гремит победы торжество По сосудам сердца моего…

Далеко отстоял от нашего холодного, студеного Северо-Западного фронта теплый Крым, а в то время, казалось, был еще дальше. Не верилось, что где-то там, на юге, есть лазурное ласковое море, изумрудные сады, парки, щедрое солнце, курортные пляжи,- все

то, что в мирные дни безраздельно принадлежало нам… И вот- светловские стихи «Ворота в Крым»:

Еще сраженья грохот не замолк, Еще все небо полнится боями, Но ухнул громом сорванный замок, И двери Крыма – настежь перед нами. К долинам южным, в солнечный рассвет, Как в дом родной, идет за ротой рота, Ударил нам в глаза победы свет, Как моря синь в Байдарские ворота. Нас встретит опаленная земля, Ослепшая от вспышек канонады, Замученные наши тополя, Раздавленные гроздья винограда. Земля родная! В ярости атак Мы не простим врагу твоих страданий, И мы пробьемся сквозь фашистский мрак Тысячами северных сияний!.. Над городом еще клубится дым, Но над руинами уже рассвет забрезжил. Вперед, вперед! К вершинам голубым! К родному, золотому побережью!

Из «радиорубки» нашего поезда-типографии, как называли мы узенькое купе вагона, где радистка Катя Иванова принимала тассовские сообщения, приносят в мое секретарское купе сводку Совинформбюро. Читаю строки о том, что нашими войсками освобождена Каховка. «Каховка, Каховка, родная винтовка…» – зазвучали в памяти слова светловской песни. И тут же родилась мысль: а что, если попросить Михаила Аркадьевича написать новый текст этой песни – об освобождении от врага Каховки?

Через минуту, оседлав телефон, «ловлю» Светлова. С трудом нахожу. Вначале он упрямится – уж больно сжатый срок ему дается.

– Напишешь,- подзадориваю я его,-сможешь сказать о себе словами из твоего старого стихотворения: «Я рад, что, как рота, не спал в эту ночь, я рад, что хоть песней могу ей помочь…»

И ровно через два часа, как было условлено, принимаю у Светлова по телефону, записываю строфу за строфой новый текст «Каховки». Наутро он появляется в нашей фронтовой газете:

Украинский ветер шумит над полками, Кивают листвой тополя… Каховка, Каховка! Ты вновь перед нами, Родная, святая земля! Мы шли через горы, леса и долины, Прошли через гром батарей. Сквозь смерть мы пробились… Встречай, Украина, Своих дорогих сыновей! Под солнцем горячим, под ночью слепою Прошли мы большие пути. Греми, наша ярость! Вперед, бронепоезд, На Запад, на Запад лети! Пожары легли над Каховкой родимой, Кровава осенняя мгла, И песни не слышно, и в сердце любимой Немецкая пуля вошла. За юность, на землю упавшую рядом, За Родины славу и честь Забудем, товарищи, слово «Пощада», Запомним, товарищи: «Месть»! Под солнцем горячим, под ночью слепою Прошли мы большие пути. Греми, наша ярость! Вперед, бронепоезд, На Запад, на Запад лети!

Во всех деталях вспомнился мне этот эпизод, когда в 1962 году я слушал выступление Светлова перед молодыми поэтами, – он делился с ними своим опытом.

– Однажды,- рассказывал Михаил Аркадьевич,- неожиданно ко мне явился ленинградский кинорежиссер Семен Тимошенко. Он сказал мне: «Миша! Я делаю картину «Три товарища». И к ней нужна песня, в которой были бы Каховка и девушка. Я устал с дороги, посплю у тебя, а когда ты напишешь, разбуди меня». Он мгновенно заснул. Каховка – это моя земля. Я, правда, в ней никогда не был, но моя юность тесно связана с Украиной. Я вспомнил горящую Украину, свою юность, своих товарищей… Мой друг Тимошенко спал недолго. Я разбудил его через сорок минут. Сонным голосом он спросил меня: «Как же это так у тебя быстро получилось, Миша? Всего сорок минут прошло!» Я сказал: «Ты плохо считаешь. Прошло сорок минут плюс моя жизнь…» Дело в том, – заключил свой рассказ Светлов,- что без накопления чувств не бывает искусства.

Услышав это, я подумал, что так же Светлов мог бы сказать и о рождении второго текста «Каховки».

А совсем недавно я предпринял специальный «поиск» и разузнал много новых интереснейших подробностей, связанных с первым, вторым текстом «Каховки» и…третьим.

По совету автора сценария «Трех товарищей» Алексея Каплера я обратился к сотруднице «Ленфильма», где ставилась эта картина, Л. А. Карасевой и выяснил следующее. Режиссеру фильма С. Тимошенко хотелось, чтобы в «Трех товарищах» звучала бодрая революционная, совершенно новая песня. Л. А. Карасевой, которая была ассистентом режиссера, тоже помнится, что текст «Каховки» был написан Светловым очень быстро. Правда, при обсуждении его в киногруппе он не всем понравился.

Поделиться с друзьями: