Ты постучишься в дверь мою
Шрифт:
— Я поблагодарить тебя хотел…
— За что?
— Я знаю, что ты ее собой закрыл…
— Я свою жену закрыл, меня незачем благодарить за это.
— Ты мою дочь закрыл, какой бы сволочью я ни был, мою дочь, Вань…
Ксюша прокашлялась, потому что слезы снова к глазам подступили, а рыдания к горлу, Бродяга же кивнул. Уроки для некоторых людей получаются дорогими. Пожалуй, слишком. Смертельно.
— Вы езжайте, наверное…
— Да, пора…
Игорь еще раз позволил себе на Ксюшу глянуть, улыбнуться, вспоминая, как получил недавно «пинок по требованию»
Тихомировы его взглядом проводили, только потом заговорили снова.
Ваня чуть наклонился, поцеловал Ксюшу в затылок.
— Ты как?
— Я? Неплохо. Полегчало немного… Хорошо, что увидела его… Но попросила матери не говорить.
— Правильно, наверное.
— А ты как?
Иван задумался… Не ожидал получить от нее такой вопрос.
Он… Ему было легче и сложнее одновременно. Потому что все случившееся в первую очередь касалось Ксюши. Ее семьи и чувств. Бродяга же не мог в ее душу занырнуть, вычерпать все дерьмо, которое туда залили, просушить, рассадить цветочки и ждать, когда взойдут.
Он вечно приглядывался к ней, прислушивался, сердце рвалось, когда она пыталась плакать тихонечко, чтобы он не видел.
Ксюша еще не пережила произошедшее. Да и переживет ли когда-то окончательно — Ваня не знал. Мог лишь надеяться, что с рождением ребенка центр ее вселенной сместится и это им поможет.
— Я — лучше всех. Поехали Кира провожать? — Ваня нехотя руку с ее плеча убрал, дверь открыл, дождался, пока заберется, потом на свое место.
Собирался сразу стартануть, да только… Залюбовался. Профилем своей грустной беременной Принцессы. Самой сильной, чистой, искренней…
— Ты чего? — Ксюша заметила этот взгляд, пусть женаты были сто лет, пусть пережили все, что только можно пережить, а все равно засмущалась, улыбнулась, чуть порозовела… Видно было, что мыслями еще там — на кладбище, но храбрая — пытается вернуться в реальность. Почти нормальную. Даже больше — почти идеальную. С любимым мужем и в ожидании ребенка.
— Просто люблю тебя, Ксюш…
Признание было далеко не первым, но на сей раз почему-то неожиданным. Ксюша смелей улыбнулась, к его лицу потянулась, провела пальцами по щеке, коснулась губами губ.
— И я тебя, Вань. Сложно, но люблю…
— Я уже думал, вы не успеете…
Оставив машину на парковке у аэропорта, Ксюша с Иваном влетели в нужный зал.
Кирилл, стоявший рядом с чемоданом огромного размера, увидел их почти сразу, рукой махнул, дождался, пока подойдут…
Поцеловал Ксюшу в щеку, к животу прикоснулся — на удачу, потом Ивана обнял…
— Обижаешь, Прудкой… Мы, конечно, любим рисковать, но знаем, что ты и пристрелить можешь в случае чего…
Ксюша глянула на Ивана с укором, Кирилл пальцем пригрозил. Он сложно переживал случившееся в его квартире. Винил себя в том, что позволил Краст захлопнуть их в «мышеловке», так и не разобрался сам для себя, кто он теперь — убийца или спаситель.
И если Ксюше казалось, что помочь
ему может поддержка и попытки убедить, что он все сделал правильно, а все совершенные ошибки без обязательного условия в лице Краст не могли привести к трагедии, то Иван считал, что случившееся стоит сводить к абсурду… И Киру полегчает.Тактики разнились, а вот стремления нет…
Кирилл все же решил на какое-то время улететь, перезагрузиться, переоценить все, пережить…
Обещал, что это временно, обещал вернуться где-то между рождением и крестинами будущего Бродяговича. Теперь они точно знали — будет мальчик. Слава богу, здоровый. Над именем еще думали, иногда спорить начинали, но это были те элементы их нормальной жизни, благодаря которым Ксюша держалась на плаву. Бродяга. Ребенок. Кир.
— А у тебя как? Заросло все? Готов повторить?
И если поначалу Кир реагировал на подобные шуточки друга остро, то постепенно и ему становилось легче. Шутил в ответ, бровь вздергивал в ожидании, что Тихомиров футболку задерет, показывая полученные в тот день метки…
— Вот дураки… — Ксюша сначала на мужа глянула, потом на друга, головой покачала, показывая, что она такое поведение не одобряет. Хотя… Если им так легче — пусть шутят. Ей ведь главное, чтобы им действительно с каждым днем становилось все легче. И ей тоже.
— Письма писать будешь, Прудкой? Фотки слать?
— Тебе интимного характера или туристического?
— Мне, чтоб ребенку не стыдно было показать, когда родится…
— Тогда не будет фоток. Сам приеду, покажу…
— Мы скучать будем, Кирюш… — мужчины могли еще долго пикироваться, Ксюша не сомневалась, но ей в последнее время хотелось вести другие разговоры — нежные и наполненные искренней любовью.
— И я по вам, Принцесса. Очень буду…
Кир сгреб их в охапку вдвоем, мужчины лоб в лоб уткнулись, Ксюша между ними, совсем по центру — живот…
— У нас все хорошо будет, ребят. Мы заслужили. Люблю вас.
— Это взаимно, Кирыч. Возвращайся поскорей…
Тихомировы провожали Кира взглядом, пока совсем не скрылся из виду за паспортным контролем, Ксюша даже расплакаться готовилась, но Бродяга не дал.
— Влагу не разводим, Ксень. Он на сезон улетает всего. Вернется — будешь с тоской о временах вспоминать, когда не светил в офисе своей рожей…
— Я не могу без влаги. У меня потребность…
— Давай лучше другие потребности обсудим. Общие, — куда-то в ухо поцеловал, мочку прикусил…
И те потребности, к которым взывал, как-то моментально о себе напомнили…
— Дома обсудим.
— Значит, поехали…
И снова в машину… И снова ехать… Теперь домой…
Пусть сегодня была суббота, но все равно пришлось «насладиться» тянучкой…
Ксюша преимущественно в окно смотрела, Иван иногда на телефон отвлекался… В какой-то момент заулыбался, жену окликнул.
— Ты только посмотри…
— На что? — и протянул мобильный. На экране фотография новорожденного. Еще синюшного, сморщенного, мелкого совсем… — Софья Максимовна Филиппова… Макс прислал. Утром родилась, оказывается…