Ты услышишь мой голос-2

— Хочешь посмотреть на наше богатство? — заметив, как Настя скованно сидит в другом кресле, Наташа решила как-то разрядить обстановку.

— Богатство? — удивлённо переспросила та.

— Ну, да, богатство, — печально улыбнувшись, Наташа приоткрыла дверь в свою комнату, — идём, покажу…

Тихо войдя вслед за ней, Настя тоже невольно улыбнулась: на большой кровати в ряд, укрытые одним одеялом, сладко сопели Валерик и Мотька, а рядом, в детской кроватке, спала Анечка. Казалось, мир и покой разливаются по самым дальним уголкам уютно обставленной комнаты.

— Мы решили их вместе уложить, а то Валерка никак спать не соглашался, — поправив на детях одеяло, Наташа обернулась к гостье.

— Хорошо так у вас… уютно… — оглядевшись по сторонам, Настя чуть ли не впервые подала голос.

— В этой комнате вырос Дима… — Наташка старалась держаться, но голос всё же дрогнул, — А потом мы жили здесь с ним…

— А сейчас?

— А сейчас мы живём в соседней квартире, но это только так говорится, что живём. На самом деле мы все без конца пропадаем здесь, у родителей. Если честно, я никак не могу привыкнуть к новому жилью, — Наташа снова грустно улыбнулась, — Так и тянет сюда…

— Наверное, вы дружно живёте? — Настя внимательно посмотрела на Наташу.

— Да, — кивнула та, — Димкины родители относятся ко мне как родной дочери, и я их люблю. О внуках и говорить не стоит…

— Надо же, как похож на папу, — разглядывая в свете ночника Валерку, Настя покачала головой, — а мы тогда всё гадали, кто же отец.

— И весь ресторан думал, что Женька, — разговор и умильные детские мордашки отвлекали от тяжёлых мыслей, и Наташа продолжала невольно улыбаться, — а я даже не догадывалась об этом.

— Даже я так думала, — усмехнулась Настя, — потом только поверила, когда мы с ним снова начали встречаться, уже через год.

— Прошло уже четыре года, а кажется, как будто вчера я там пела, — Наташа подошла к кроватке, в которой спала Аня, и тоже поправила одеяльце.

— Я помню, как ты пела, — Настя тоже посмотрела на спящую девочку, — ты совсем молоденькая была, я думала тогда, что тебе лет шестнадцать… Да ты и сейчас совсем молодо выглядишь, и не скажешь, что у тебя двое детей.

— А мне и не верит никто, — кивнула ей в ответ Наташка, — недавно интервью брали для музканала, и, когда я сказала, что у меня двое детей, они даже микрофоны отключили, сказали, что лучше об этом не говорить, всё равно не поверят.

— А у меня нет детей, — грустная улыбка сползла с Настиного лица, — даже и не знаю, рожу когда-нибудь или нет.

— Конечно, родишь, — уверенно ответила Наташа. — вот сейчас они вернутся, и всё будет намного лучше…

— Только бы вернулись, — шёпотом сказала Настя, — только бы всё обошлось…

Внезапный телефонный звонок в гостиной обрушился ледяной волной… Почувствовав, как всё внутри замирает, Наташа и Настя испуганно переглянулись.

Алиса и Юля молча смотрели на журнальный столик, на котором лежали мобильные телефоны.

— Чей звонит?.. — пересохшими от волнения губами спросила Юля.

— Это мой… — дрожащим голосом проговорила Наташа и протянула руку, — Да…

Все присутствующие замерли в тревожном смятении, не сводя глаз с Наташкиного лица, по его выражению стараясь понять, какая новость их ждёт…

— Дима… — они не поняли, обращалась Наташа к звонившему или произнесла имя мужа в порыве эмоций, но спросить ничего не успели, — прислонившись спиной к стене, она так и сползла по ней на пол…

* * *

Жар от высокой температуры сменился жутким ознобом, но, даже не будь этой проклятой простуды, всё равно остывший до минуса салон автобуса не давал никаких шансов согреться. Засунув правую кисть в левый рукав, а левую в правый, Женька ещё глубже утопил лицо в высоком мягком вороте куртки, так, что из-под поднятого капюшона были видны только воспалённые от болезни глаза.

Они уже несколько часов находились в салоне автобуса, под нервным, обозлённым взглядом обезумевшего от свалившихся на него несчастий мужика, в буквальном смысле между жизнью и смертью. Зажатая в его руке граната с выдернутой чекой могла сработать в любой момент — нервное напряжение всё нарастало, и он просто мог не справиться с эмоциями и разжать ладонь… в конце концов, он мог просто её выронить.

Так охотно рассказавший свою историю в самом начале, теперь Васильченко сохранял полное молчание и пресекал все попытки заговорить с ним. Журавлёв сидел с краю второго ряда, и, когда всё только началось, и окна ещё не затянулись инеем, хорошо видел и полицейские машины, и машины с высокопоставленными чиновниками, и микроавтобусы с логотипами СМИ, вскоре подъехавшие к месту происшествия. Несмотря на неоднократные попытки «поговорить» через двери, Васильченко никак не шёл на контакт, ограничиваясь лишь повторением своих требований. С психологом, позвонившим ему на телефон, он даже не стал разговаривать и, обозвав его нецензурно, нажал на отбой. Время шло, но прямого ответа на его требования так и не было, и мужчина заметно нервничал. Наконец, ответив на очередной звонок, он буквально заорал в трубку:

— Я ничего не хочу знать! Или моя дочь сегодня же будет отправлена в нужную клинику, или в шесть утра я взрываю и себя, и тех, кто находится в этом автобусе!

— Что вам сказали? — Морозов старался говорить негромко и как можно спокойнее.

— Ничего толком. Ур-р-роды… — сжав побелевшие губы, Васильченко вперил ненавидящий взгляд куда-то в замороженное стекло.

— Ну, хоть что-то обещают?

— Обещают. Но ничего не делают.

— Послушайте… У меня есть к вам предложение.

— Я не буду слушать никакие предложения! — он ещё сильнее сжал губы, — Все вы — уроды…

— Мы артисты, — не обращая внимания на нервозность собеседника, Дима продолжал говорить, — Сегодня у нас должен был состояться концерт. Билеты были проданы все, поэтому у нас должен быть очень хороший гонорар. Я предлагаю вам эти деньги. Всё, что мы заработаем за этот концерт, мы отдадим на лечение вашей дочке. А вы сейчас вставляете назад чеку и выпускаете нас из автобуса. Ничего не произошло, мы подтвердим ваше состояние и не будем свидетельствовать против вас.

— Ты что, думаешь, я сейчас тебе в ноги брошусь?! — мужчина медленно повернул голову, — Выпущу, а потом сдамся ментам?! А вы потом заберёте свои денежки и свалите к себе домой. Ты ведь именно так хотел поступить?!

— Нет, не так. Я даю вам слово, что все заработанные нами деньги мы переведём вашей Маше на лечение.

— Ну, и сколько вы переведёте? — Васильченко с сарказмом усмехнулся, — Двести тысяч?.. Триста?..

— Тысяч пятьсот будет.

— А ей нужно больше миллиона! — не оставляя своего тона, ответил Роман, — Так что засуньте свой гонорар себе куда подальше. Мне нужно либо всё, либо ничего.