Ты, уставший ненавидеть

~ Да нет же! – удивился Сергей. – Почему вы так против него настроены? Вы что, хорошо его знаете?

– Хорошо? – грустно улыбнулся Ахилло. – Сегодня я видел его второй раз в жизни. Честно говоря, мне бы хватило и одного… Но боюсь, последует и третий…

7. КНИГА УЧИТЕЛЯ

Юрий долго не понимал, зачем им с Терапевтом, знавшим друг друга уже более пятнадцати лет, требуются псевдонимы. Впрочем, он не сразу понял и другое: Терапевт, бывший военный врач, чудом уцелевший во время чисток и высылок, действует не один. О группе Орловский узнал где-то через год после того, как начал писать книгу…

Идея зрела давно. Вначале он не делился ею ни с кем: уже в начале тридцатых о подобном могли беседовать лишь умалишенные. Но затем совершенно случайно к нему попала папка с материалами, и Юрий решил, что он все же попробует. С Терапевтом он решил посоветоваться по самой простой причине: больше в Столице ему советоваться было не с кем.

Терапевт, казалось, не удивился, но вовсе не обрадовался этому замыслу. Спокойно, трезво, будто беседуя с коллегой на консилиуме у постели тяжелобольного, он обрисовал возможные трудности – и неизбежные последствия. Орловскому будут нужны материалы, папка, попавшая к нему, лишь начало. Книгу надо будет переправить за границу – но переправить так, чтобы всевидящее око Большого Дома не высветило всех, кто этому поможет. А это трудно. Очень трудно сейчас, но еще труднее будет через два-три года, когда работа будет близка к завершению.

Орловскому нечего было ответить. Связей с закордоном у него не было. Доступа к информации – тоже. Было желание – и смутная надежда…

Они встретились с Терапевтом через несколько дней, и тот внезапно сообщил, что, может быть, сможет помочь. Но Юрий должен быть осторожен – очень осторожен, иначе опасность будет грозить не только ему и бывшему военному врачу. Это был намек – но тогда Юрий решил не расспрашивать.

Только когда первые главы были уже закончены и Терапевт стал передавать Орловскому новые материалы, они поговорили всерьез. Всплыло имя Флавия неизвестного друга, который достаточно влиятелен, чтобы доставать подобные документы. И достаточно силен, чтобы защитить – в случае беды.

Тогда-то он и стал Орфеем. Терапевт пояснил, что его, Юрия, надо как-то называть в разговорах с тем же Флавием. Так же, как и сам Флавий называет своего неведомого друга и помощника Марком…

– Вы будете Орфеем, Юрий. – Терапевт усмехнулся, и Орловский было решил, что тот шутит. Сам Юрий предпочел бы что-либо более банальное: Сидоров или Петров, но уж во всяком случае не Орфей. Вот уж с кем у него нет ни малейшего сходства, так это с легендарным певцом…

В ответ на его возражения Терапевт покачал головой:

– Вы забыли мифологию, Юрий. Вспомните, разве Орфей знаменит пением?

Тогда Орловский немного смутился. Он уже не первый год занимался дхарами, и образы Фроата Мхага и Гхела Гаэри вытеснили знакомых с детства героев Греции.

– Пение – это придумали уже потом, веке в пятом. – Терапевт бросил чуть ироничный взгляд на Орловского и терпеливо пояснил: – Тогда, в век классики, многое начали эстетизировать. Орфей стал просто рапсодом. Заодно выдумали и Эвридику – на радость оперным либреттистам будущих веков. А действительность была проще – и страшнее. Вспомните, Юрий, веке в девятом-восьмом в Греции началась психическая эпидемия…

– Вакханалии! – вспомнил наконец Юрий. – Люди сходили с ума, убивали друг друга, превращались в зверей…

– Да… Надежды не было – кровью такое не погасить. И тут появился Орфей. Мы не знаем, что он сделал, но очевидно одно: он не применял насилия, но сумел усмирить безумие – без крови. Вот это и запомнили, а остальное – уже выдумки… Вам предстоит сделать то же… И может, – тут Терапевт на мгновение умолк, – может, вам тоже предстоит спуститься в ад…

Юрий больше не спорил. Он лишь поинтересовался, отчего Терапевт стал именно Терапевтом, ведь по образованию он хирург. Но его друг лишь улыбнулся, предложив догадаться самому. Вскоре Юрий вспомнил: в первые века существовала секта «терапевтов» – наиболее истовых и наиболее стойких…

Итак, он знал троих: Терапевта, Флавия и Марка, но двух последних – лишь по кличкам. Про Флавия удалось услышать кое-что еще. Юрий понял, что тот, убежденный коммунист, занимавший очень крупную должность, вместе с тем был решительным противником курса Сталина. Флавий в начале тридцатых входил в группу Рютина и чудом уцелел. Теперь он продолжал то, что не успел сделать Рютин, и был не прочь, чтобы книга Орловского оказалась на Западе. Флавий был уверен, что это хоть немного, но сдержит опьяневших от крови владык, правящих бал в бывшей России…

Марк оставался полной загадкой. Юрий лишь знал, что многие материалы для его книги приходили через него и что этот неизвестный Друг Флавия чуть ли не больший враг коммунистов, чем он сам, Орловский…

Итак, он знал троих, но были еще те, кто поддерживал связь с Парижем. По отдельным намекам и оговоркам Орловский догадался, что Терапевт связан с кем-то из американского посольства. Этот «кто-то» и поддерживал связь с Францией.

БЫЛИ, очевидно, и другие – хотя бы неизвестная машинистка, которая не побоялась перепечатывать его книгу. Были и те, кто действовал во Франции, но о них можно было только догадываться…

Итак, он стал Орфеем. Вскоре кличка пригодилась. Когда Орловский звонил Терапевту – всегда из телефона-автомата, – он уже не говорил как раньше:

«Это Юрий». Теперь он представлялся «Орфей» – и это немного уменьшало риск, если аппарат будет взят на прослушивание…

Как-то они гуляли с Никой по набережной, как раз возле огромного нового дома, построенного знаменитым Иофаном для семей членов ЦК и сотрудников Совнаркома. Это было в самом начале их знакомства. Настроение в тот день было превосходным, да и день выдался яркий, теплый, не по-осеннему веселый. Юрий тогда рассказывал Нике услышанные им на службе байки про невероятное сооружение Иофана, Ника смеялась, и совершенно неожиданно Орловский вспомнил, что должен позвонить Терапевту. Телефон-автомат оказался рядом. Он набрал номер и, услышав знакомый голос, произнес как обычно: «Это Орфей…» Он понял свою ошибку лишь тогда, когда услышал удивленное:

«Юра, так ты, оказывается, Орфей? А почему – Орфей?..».

И вот теперь ему придется вновь отвечать. Улыбчивый «Костя» что-то узнал. Ну что ж…

– Я – Орфей?.. – Тут следовало сделать удивленную паузу. – Ах да…

Орловский потер лоб и усмехнулся:

– Студенческая кличка, Константин. Я ведь на втором курсе занимался Древней Грецией. Ну, увлекся орфиками… Было такое учение – про переселение душ. Вот и прозвали…

Где-то таким же образом он пояснил это Нике. Юрий просил забыть странное прозвище, но она время от времени все же называла его так. Не мог же он объяснить, что это просто конспиративная кличка!..

– А что, души переселяются? – «Костя» удивленно заморгал, точно услыхал о такой возможности впервые. – Ну выдумают же! Ну, Орфей так Орфей… А то я смотрю…

Из портфеля появилась небольшая потертая книжка. Энкаведист раскрыл форзацный лист. Да, об этом Юрий забыл. «Камень» – первое издание Мандельштама… Эту книгу Ника нашла где-то в букинистической лавке и подарила ему на день рождения в прошлом году. На форзаце было написано: «Орфею в день рождения – от персонажа совершенно немифологического». К счастью, вместо подписи стояло стилизованное «Н».