Ты выйдешь за меня снова
Шрифт:
– Они когда переезжали, я помогала им вещи грузить в машину. Попрощалась на улице с Лидой и Егоркой, поднялась на этаж, а там эта коробка стоит.
Женщина ставит на стол коробку.
– Я коробку схватила, выскочила на улицу, а машины уже не было… - вздыхает она.
– Где искать их не знала, по какому адресу коробку отправить - тоже не знала. Так она и осталась у меня. Все ждала, когда кто-нибудь заберет, да Лиде передаст. Выбросить рука не поднимается. Там все-таки фотографии их семьи.
– Можно?
– сглотнув ком в горле,
– Бери, конечно.
Беру коробку, сажусь на диван и достаю фотографию в рамочке.
Несколько секунд смотрю на улыбчивое лицо Нининой мамы, и чувствую, как сжимается сердце.
– Лидия стала совсем неразговорчивой после смерти Нины. Как будто душу из нее вынули, - вспоминает женщина.
– А потом еще и Николай умер… У него сердце не выдержало.
Я молча достаю следующую фоторамку и веду взглядом по суровому лицу Нининого отца.
Вспоминаю, как он трепал по голове Нину, как подкидывал на руках Егора. Мои слезы капают на его изображение, в носу сверлит, подбородок дрожит.
«Представляю, что тебе пришлось пережить…» - всхлипываю я.
Откладываю рамку, беру следующую и, вымученно улыбаясь, смотрю на счастливые лица Нины с Егором.
Я впервые вижу их не во сне, а на фото.
Нина точно такая же, какой я видела ее во снах: длинные русые волосы, голубые глаза, аккуратный носик, красивая улыбка.
Очень милая девушка.
– А ты на нее похожа, - глядя то на меня, то на фото, произносит женщина.
– Сразу видно, что родственница.
У меня волосы светлее и короче, но черты лица у нас и правда похожи. И цвет глаз одинаковый.
Егор, как и во снах, смотрит на меня с фото озорным взглядом.
Наверное, в детстве он был тем еще проказником.
Я вспоминаю, как во сне Нина показывала мне один случай: их родители сидели в комнате с гостями, а Егор, стоя в прихожей в одних трусах, примерял на себя огромный китель.
– Живо сними!
– гаркнула на него Нина и покосилась в сторону комнаты.
– Это китель папиного начальника. Сейчас как выйдет с кухни, увидит тебя в нем и по шее надает!
Но Егор не послушался. Вдобавок нацепил на себя фуражку и встал напротив зеркала в прихожей.
– Смир-но! На ле-во! Шагом марш!
– командовал с серьезным лицом.
Такой смешной был в трусах, в кителе и фуражке.
Потом побежал от Нины на кухню, схватил со стола булку с вареньем, варенье капнуло на китель, и он с испуганном лицом принялся оттирать.
– Вот дурачина!
– проворчала Нина.
Она стащила с него китель, оттерла тряпкой пятно и перевела испуганный взгляд на отцовского начальника, который появился на пороге кухни.
– Я… я у вас заметила небольшое пятно на кителе, - соврала она.
– Решила почистить. Простите, что без разрешения.
– Ну, это дело благородное!
– одобрительно кивнул мужчина и потрепал по голове Егора, стоявшего с виноватым лицом.
– Хороших детей воспитал Николай! Пойду, объявлю
После того сна я, лежа на больничной кровати, улыбалась.
Весело им жилось, однако.
Достаю из коробки следующую рамку, сдуваю с нее пыль и веду пальцем по лицам всех членов семьи.
«Они были такими счастливыми… - всхлипываю я.
– Дружная, любящая семья, которую взял и уничтожил один человек».
Из-за него умерла Нина и ее отец, а мать перестала существовать.
– Значит, вы не знаете, где их искать?
– спрашиваю, подняв взгляд на женщину.
– Не знаю, дочка, - вздыхает она.
– Они много лет назад уехали к родителям Лидии в Вологодскую область.
– А в какой город, не помните?
– Не в город, а в деревню. Названия Лида не говорила.
– Еще не легче… - вздыхаю я.
Как я буду искать их в деревнях Вологодской области?
– Егор, может, и в городе живет, - рассуждает женщина.
– Молодежь обычно в деревнях не задерживается. А вот где искать Лиду, и жива ли она сейчас, неизвестно.
– Может, кто-то еще знает, где они могут быть?
– Этого я тоже не скажу. Все, что знала, я тебе уже рассказала.
Она кивает на коробку.
– Там на дне еще небольшой сверток лежит. Вещь драгоценная, не потеряй.
Я отодвигаю рамки с фото, оставшиеся в коробке, беру со дна маленький бумажный сверток, распечатываю его и забываю, как дышать.
Отрешенным взглядом смотрю на золотой кулон с фотографиями Нины и… Максима.
– Это Нине принадлежало, - подсказывает женщина.
– Я знаю, - хрипло отвечаю я.
Это тот самый кулон, который Максим надел на шею Нины.
Сегодня ночью она показала мне этот момент, а сейчас я держу в руках кулон.
Что это значит?
Я должна была найти его?
Она же неспроста показала его мне, я уверена.
В упор смотрю на лицо Максима.
Наконец-то я знаю, как он выглядел тогда.
Красивый. Глаза то ли серые, то ли карие, не очень понятно. Белозубая улыбка, волосы темные.
– Он ее и погубил, - сжав губы, выплевывает женщина.
– А потом бегал к ее родителям и прощения просил. Раньше надо было думать!
– прикрикивает она.
– Какой толк от его извинений? Ниночку они все равно не вернут. Помню, Николай его с лестницы спустил, но он все равно еще не раз приходил к ним.
«Мало его с лестницы спустить, - ледяным взглядом смотрю на его фото.
– Я сделаю все, чтобы он на своей шкуре прочувствовал, каково было Нине в тот момент, когда она застала его с подругой».
– А где живет этот Максим, тоже не знаете? Может, фамилию его помните?
– Не знаю, дочка, - сокрушенно произносит женщина.
– И фамилию тоже не помню.
Я сжимаю в руке кулон, беру коробку и встаю с дивана.
– И где похоронена Нина, тоже не знаете?
– Так там, где выросла, - пожимает плечами женщина.
– И Николай там же.