Ты, я и Париж
Шрифт:
Мишка поверил, посмотрел разочарованно и брезгливо, процедил сквозь зубы:
— Ты еще пожалеешь.
Тине вдруг показалось, что на белесых ресницах дрогнула слезинка. Нет, только показалось. Мишка ушел, а она вернулась в то место, которое когда-то считала своим домом, к старику с затравленным и одновременно решительным взглядом, которого когда-то считала своим дедом…
Мишка ушел, а дворовая шпана, его братаны, решили отомстить за его поруганную честь. Тину подкараулили поздно вечером в подворотне и избили до полусмерти. Забили бы и до смерти, если бы их не спугнула баба Люба. Потерявшую сознание девушку отвезли
Она выздоравливала быстрее. Несмотря на тяжелое сотрясение мозга, ушиб почки и переломы ребер, Тина встала на ноги раньше деда. Его коллеги говорили, что он сильно сдал за последнее время, но Тина, всматриваясь в погасшие дедовы глаза, понимала — он не сдал, он сдался. Всю жизнь вел никому не нужную, непонятную борьбу с самим собой, черпал силы в этой бессмысленной битве и вот, когда бой закончился, потерялся. Впервые в жизни Тине стало его жалко. Впервые в жизни она посмотрела на деда глазами повзрослевшего человека и поняла его. Простить не смогла, даже и не пыталась, но и понимание дорогого стоило.
Может быть — даже скорее всего — дед не любил ее, но он о ней заботился: не оставил в детдоме, кормил, одевал, учил. И изо дня в день, глядя на внучку, видел в ней убийцу своей дочери. Страшно. Маленький персональный ад. Сам себе судья, сам себе палач…
Дед умер на следующий день после выписки из больницы. Он умер, а Тина вдруг поняла, что теперь осталась совсем одна.
Она не плакала, когда увидела стеклянный, неживой дедов взгляд. Не плакала, когда сбежались соседи, когда тело забрали в морг, когда обычно резкая и нетерпимая Эмма Савельевна отпаивала ее обжигающе горячим чаем и называла «бедным ребенком». Тина заплакала только однажды, в канун похорон, когда увидела, что на деде надет тот самый связанный ею несколько лет назад свитер.
— Чудак человек, — баба Люба, трезвая и от этого неожиданно торжественная, погладила деда по пергаментной щеке. — Лето на улице, а он велел, чтобы его после смерти обязательно в этот пуловер обрядили. Даже слово с меня взял, — она всхлипнула, а Тина разревелась в голос.
Похороны она не запомнила: много людей, много слез, много слов, гулкий стук падающей на крышку гроба сырой земли, поминки для соседей и самых близких, ночь без сна, тихий скрип половиц в осиротевшей квартире, окно, распахнувшееся настежь невесть откуда взявшимся сквозняком. Тина не боялась. После того как она увидела свой свитер, страх и боль ушли, оставив вместо себя тихую печаль и горечь сожалений. Дед тоже сожалел, она точно это знала: по тоскливому поскрипыванию половиц, по беспокойно мечущимся на стене теням. Он не хотел уходить, не хотел оставлять ее одну.
— Не бойся, — сказала Тина в пустоту, — я справлюсь…
Ее собирались отдать в детский дом. Тетки из социальной службы с одинаково равнодушными лицами и бесцветными глазами одинаково разводили руками и говорили, что Тина несовершеннолетняя и что устройством ее дальнейшей судьбы теперь займется государство. Теток из социальной службы не волновало, что через семь месяцев Тине должно исполниться восемнадцать, что на носу выпускные экзамены и вообще она может прекрасно сама о себе позаботиться. Тетки действовали строго по инструкции…
В тот день Тина твердо решила, что убежит. Ее даже волоком не затащат в детдом. Не на ту нарвались!
У нее были деньги,
много денег — дед никогда не скрывал от нее, где хранит сбережения — этого должно хватить, чтобы продержаться до совершеннолетия. Как и где она будет жить, Тина не думала. Сначала побег, а потом размышления.…Ее опередили. Тина была уже на пороге, когда в квартиру без стука вошел мрачный лысый дядька в строгом костюме. Наверное, в социальной службе, зная ее строптивый нрав и нежелание ехать в детдом, подстраховались, выслали тяжелую артиллерию в лице этого громилы.
— Вас зовут Клементина? — спросил мужик неожиданно приятным баритоном.
— Я никуда не поеду! — Тина уселась на диван, сцепила пальцы в замок. — Так и передайте этим клушам из социальной службы!
— Я не из социальной службы. — Мужик подошел почти вплотную, теперь он возвышался над ней каменной глыбой.
— А откуда вы? — В душу прокрался страх. Тина хотела встать, но странный незнакомец вроде бы невзначай перекрыл ей путь к отступлению.
— Меня прислал один человек. — Он изо всех сил старался быть милым, даже улыбку из себя выдавил. Лучше бы не улыбался, потому что Тине от этой блеклой улыбки стало еще страшнее.
— Что за человек?
— К сожалению, я не могу пока назвать его имя, но после выполнения маленькой формальности вы все узнаете, уверяю вас, Клементина.
— Что за формальность? — Она уже очень серьезно подумывала, а не заорать ли во все горло. Кто-нибудь из соседей да услышит.
— Мы с вами съездим в больницу.
— Зачем?
— У вас возьмут кое-какие анализы.
— Никуда я с вами не поеду! — Тина вжалась в диван. — А если вы сделаете еще хоть один шаг, я закричу!
Мужик тяжко вздохнул, по его грубому, точно высеченному из камня, лицу промелькнула тень раздражения. Тина набрала в легкие побольше воздуха — приготовилась звать на помощь.
— Даже не думай, — сказал мужик строго, — тебе же будет хуже. Давай для начала просто поговорим.
Тина упрямо потрясла головой, но с воплями решила повременить.
— Меня послал твой отец.
— Отец?!
У нее не было отца. Однажды, когда Тина спросила у деда, где ее папа, тот сказал, что папа умер, и она почувствовала вину еще и за смерть отца. А теперь этот лысый здоровяк уверяет, будто послан ее отцом…
— Вернее, это твой покойный дед считал, что мой босс причастен к твоему рождению.
— А это не так? — спросила Тина осторожно. От удивления она моментально забыла про страх.
— Это вполне вероятно, — ответил мужик уклончиво, — но, чтобы не осталось никаких сомнений, ты должна пройти генетическую экспертизу. Знаешь, что это такое?
— Знаю, не маленькая. А что потом? Что будет со мной, если я окажусь дочкой вашего… босса?
— Он позаботится о тебе. У него нет родных детей, и сам факт твоего существования уже делает его счастливым.
— А если эта ваша экспертиза покажет, что я не его ребенок? Я отправлюсь в детдом?
Мужик покачал головой.
— Мой босс позаботится о тебе в любом случае, в память о твоей матери. Если ты окажешься его родной дочерью, он тебя удочерит. Если нет, оформит опекунство. Поверь мне, Клементина, опека такого человека дорогого стоит. В любом случае ты не проиграешь. Ну, поехали? — Он протянул Тине руку.
— Скажите, а почему этот человек, мой предполагаемый отец, не предпринял попыток отыскать меня раньше?