Ты за моей спиной

– Борь, ты торопишься? Я тогда можно прямо в машине переоденусь?

– Как хочешь, – пожимает плечом Белявский и выбирается из тачки.

Он терпеливо ждет, пока Люба сменит одежду. И как на зло окна спереди без тонировки, и если взглянуть в салон под определенным углом, то вся картинка как на ладони.

– Твою мать, – бормочет Боря, чувствуя себя пацаном из младших классов, подглядывающим за девочками в раздевалке на уроке физкультуры.

Но взгляда отвести Боря не может. Должно быть, он успевает-таки набухаться до состояния отключения совести.

Он видит плавные изгибы, тонкие лямки, перекрестившие острое плечико, яркие кружева, плотно обхватившие грудь. Более того, от Бориного острого глаза не укрывается и то, как пышная грудь приподнимается, а острый сосок просвечивается через тонкую ткань. И никакого пуш-апа. Все свое, натуральное.

Боря совсем теряет голову, а вместе с ней и контроль. Он не соображает. Только понимает, что его рука уже стремительно распахивает заднюю дверцу, за которой находится Любава.

– Борька, ты чего? – слышит он взволнованный голос девушки.

Она замирает с поднятыми вверх руками. Не успевает до конца натянуть чистую футболку на плечи. А Борю уже уносит.

Он перехватывает злополучную ткань и тянет ее обратно, вверх. Успевает сообразить, что надо врубить сигналку, чтобы закрыть двери. Мало ли, кто пройдет мимо.

– Любава, какая же ты красивая..., – бормочет он, почему-то прямо в мягкие полушария, утыкается в них щеками и трется лицом.

– Белявский! Ты пьяный в хлам! – возмущенно пищит девчонка, а Боря накрывает ладонями кружево и понимает, что ведет себя как самая последняя свинья.

– Угу, я бухой, – подтверждает Борис.

Легкая боль отрезвляет его. Люба ударяет его по щеке ладонью.

– Не помогло? – участливо интересуется, глядя на него.

Боря качает головой отрицательно. В его больших ладонях ладно умещается девичья грудь. А пальцы не перестают легко мять и гладить полушария.

– Мне покричать? Чтобы охрана пришла? – деловито интересуется девчонка.

– Как хочешь, – вздыхает Белый и вновь тянется моськой к груди. – Охренительная у тебя грудь, малышка.

– Малышка? Вообще-то у меня полноценная троечка, – бормочет Любава.

– Я рад, – выдыхает прямо туда, где у Бори теперь образуется персональный фетиш.

У него плавится мозг от пьянящего аромата, от мягкости, от упругости. Все в идеальных пропорциях, так, как Борька может только мечтать.

– Борь? И как часто ты такое практикуешь? – доносится даже через звон в ушах тихий голос. – Белявский? Ты там уснул?

– Ни в коем случае, Любава, – бормочет он в ответ, намеренно вжимаясь губами в молочную кожу чуть выше кромки кружева. – Просто веду переговоры.

– С моей грудью?

– С моей совестью и прочим хозяйством, – бормочет Борька в ответ и вздыхает, – Любава, а можно я тебя поцелую?

– Как-то ты поздно спохватился, – усмехается Люба, а ее голос немного дрожит.

Борька вновь прижимается ртом к мягкой коже, окончательно наглеет и пробует кожу на вкус языком.

– Боря, хватит уже! – недовольно повышает голос девчонка и пытается оттолкнуть его голову от себя. – Да, Боря, блин!

Любава шипит, когда парень перетягивает ее на свои колени и обнимает крепче. Теперь он прижимается лицом к изящной шейке, а ладонями накрывает упругую попу. Девчонка возмущенно дышит, Боря ждет, когда ему вновь перепадет от нее пощечина, или в крайнем случае – матерное словцо.

Но Любава молчит. Борька жадно втягивает воздух носом, чувствует, как с каждой секундой жажда и потребность в этой девчонке усиливается. Он вообще не помнит, чтобы когда-то кого-то хотел с такой силой. Любава будто врывается в его размеренную жизнь, ставит все с ног на голову. И Борька ведет себя, как какой-то придурок малолетний.

Он покрывает короткими жадными поцелуями изгиб шеи, подбирается выше к подбородку и замирает.

Люба смотрит на него широко распахнутыми глазами. Белявский не дышит. Жадно впитывает каждую черточку лица, цвет глаз, губ.

– Боря, если ты со всеми так... Я не одна из твоих подстилок, Белявский! – прерывисто говорит она.

– Любава, – он выдыхает ее имя по слогам, перекатывает на языке, смакует.

– Соври мне, Борька, – чуть тише просит Любава, а ее ладошки накрывают его щеки, гладят, ласкают, – скажи, что я особенная.

– Это правда, – выдыхает Борис.

Любава смотрит в его глаза. Что она видит в них? Борька не знает. Он молчит, любуется, кайфует тем, что в его руках находится сейчас самая классная девушка в мире. У него ведь не было никого прежде, даже близко похожего на такую красавицу.

– Знаешь, где моя комната? – наконец, спрашивает Любава.

Борька кивает. Особняк Архиповых настолько огромный, что в нем хватает места для всех. И у каждого члена семьи есть своя спальня. В памяти всплывает планировка второго этажа. Почему-то именно сейчас Борис припоминает, что комната Любы – рядом со спальней Сени. Добраться можно по лестнице, но тогда вся родня его заметит.

Как вариант – можно воспользоваться декоративной решеткой на наружной стене. Но не факт, что та не сломается под весом Белявского.

– Я буду ждать тебя там, – говорит девчонка ему на ухо, задевая мочку.

Борьку прошивает острым удовольствием. И руки разжать не получается. А рядом с тачкой останавливается один из охранников. Нет, Боря знает, что их пока не «спалили». Но и дольше сидеть здесь нельзя. Особенно, если у Бори в планах не просто сидеть и обниматься.

Белявский отпускает девушку. Стоит ей выйти из машины, как у Бори в голове что-то бумкает, проясняется.

– Вот же... блядь! – бормочет он и трясет головой.

Нет, не попрется он к Любаве. Надо извиниться перед ней. Сослаться на опьянение. Цветы может послать? Утром. Позлится, скорее всего, но перестанет.

И потом, Борька вспоминает, что Любава уезжает через три дня. И когда вернется обратно – не говорит.

Наваждение какое-то, не иначе.

Боря перебирается на переднее сиденье. Коротко звонит отцу, ссылается на срочные дела. Вызывает такси и едет в город.

Уже оказавшись в своей квартире, Боря смотрит в окно. Ночной город его всегда завораживал. Но сейчас, глядя на яркие огни фонарей и автомобилей, Борька ничего не видит. Только собственное отражение.