Тяж
Шрифт:
Губы парня превратились в тонкую нитку, он кивнул сам себе и шепотом обратился к баскетболисту:
— Длинный, даже не думай об этом!
— О чем? — не понял его долговязый здоровяк, — и не называй меня так!
— Я же вижу, как ты на нее смотришь, и хоть сейчас до самой Терры-2 нам ничего не угрожает, не надо создавать нам проблем! — и не давая баскетболисту ответить, Мелкий зашептал еще быстрее, — Слышишь, мне плевать, что у тебя девчонки не было хрен знает сколько, я не хочу из-за твоей дури отхватить плетей! Слышишь, я тебе приказываю, не смей!
Лицо здоровяка перекосила презрительная гримаса, и он уже с интересом посмотрел на девушку. Та, словно
— Ты мне, Мелкий, еще поуказывай, что делать, а что нет… Братва, кто со мной? По разу точно успеем, пока фараоны набегут!
— Бруно… — предостерегающе начал было мулат, но был перебит пареньком:
— Длинный, ты дебил, не сметь я сказал! Она ж, смотри, испугалась, дрожит вся!
— Отвянь, балабол, — бросил баскетболист, поднимаясь во весь свой рост и делая шаг в сторону девушки:
— Привет, деточка, хе-хе, иди к папочке!
Знал бы рыжий, кто является папочкой девушки, стоящей сейчас перед ним с широко распахнутыми глазами, он бы сто раз подумал прежде, чем подниматься с пола.
— Все легли на пол, мордой вниз, руки за голову, — прошептал Мелкий, аккуратно устраиваясь на полу.
— Жестокий ты человек, Малыш, — посетовал мулат, следуя примеру своего юного товарища.
Остальные молча последовали их примеру, лишь крепыш, что-то неодобрительно пробормотал себе под нос.
Баскетболист, видя перед собой только хрупкую, дрожащую от страха девушку, слегка расставил ноги и, широко раскинув подрагивающие руки, словно преграждая ей путь к бегству, приближался к Даше, с предвкушением бормоча что-то себе под нос.
Младший лейтенант Романова, с удивлением смотрела на смертника в оранжевой робе, решившемуся на самоубийственный поступок. Ее внимание было настолько зациклено на огромном, рыжем громиле, приближающимся все ближе и ближе, что она даже не заметила необычное поведение остальных каторжников.
«Она, конечно, отобьется», — подумал Вадим, начиная движение, — «но, Седой будет в ярости, так что ну его!»
На последних словах правая рука Мрака, сжалась на плече баскетболиста, уже схватившего девушку за китель, ломая последнему кости и сминая мышцы. Рыжий завыл, отчаянно дернув рукой. Сорванные пуговицы брызнули по полу, открывая взгляду белоснежную блузку.
— Я ж вам обещал, — немного удивленно проговорил Вадим и делая шаг назад, с силой швырнул рыжего в коридор. Баскетболиста сначала мотнуло влево, потом он, потеряв опору, полетел куда-то ногами вперед. Вот только долететь до спасительного коридора каторжник не успел. Закованная в сталь фигура, в последний момент ухватила его за рыжие лохмы. Послышался влажный треск. Даша присела на корточки и из-за всех сил обхватила уши, не давая визгу громилы, чьи ноги безвольно лягнули воздух, проникнуть себе в голову.
В пальцах Мрака осталась большая часть волос рыжего и кусок неровно оторванного скальпа. Сам баскетболист грохнулся на пол спиной, не зная, что делать. То ли терять сознание от боли в правом плече из-за раскрошившихся костей, перемешанных с сухожилиями и нервами, то ли схватиться голову, спасаясь от ослепляющей боли, то ли попытаться пропихнуть немного воздуха в отбитые об пол легкие.
— Ну что, Мелкий, ты рад? — обратился Мрак к пареньку, — только прежде, чем выкинуть его в космос за нападение на офицера крейсера, я с ним немного побеседую.
На этих словах парень пожалел, что из-за опущенного забрала не видно его улыбки.
— А потом займусь тобой. Год полета… Знаешь ли, скучно коротать столько
времени в одиночестве.За все время монолога инженера, лицо паренька меняло свой цвет от красного к белому, но, надо отдать ему должное, он так и не отвел взгляд от забрала.
— До встречи, ребятки, — бросил напоследок Мрак, заставив оставшихся каторжников вздрогнуть.
Парень, подцепив за ногу баскетболиста, все-таки потерявшего сознание от болевого шока, направился к выходу в коридор. За ним по полу тащилось тело, оставляя после себя ярко-красную широкую полосу.
Навстречу инженеру уже бежала служба внутренней охраны, вызванная Дашей. Сама девушка всеми силами старалась не потерять сознание, отгоняя от себя звук рвущейся человеческой кожи.
— Ну ты и псих, — бросил Вадиму один из бойцов, оглядывая смятого рыжего.
Внутри Мрака мгновенно заклубилась темная туча, захотелось сжать горло бойца, посмевшего раскрыть свой рот и с интересом понаблюдать, как из него вытекает жизнь. Зрение парня вновь посерело.
— Вадим! — вернул в реальность голос Икса, — Вадим, очнись!
«Вот черт», — подумал парень, отпуская ногу каторжника, к которому тут же бросился медбрат. — «Что со мной не так? И что со мной будет в течение этой годовой вахты? А с пареньком стоит поговорить сто процентов. Что-то такое мелькнуло в его глазах, что-то похожее? Может быть его тоже накачивали химкой? Попрошу Икса сделать анализ. Думаю, нам найдется, о чем поговорить с этим Мелким…»
Глава 3
Карцер Оплота. Мелкий
Когда у Мелкого выдавалась свободная минута на размышления, он частенько пытался вспомнить тот момент, когда его начали называть Мелким. Было ли это на недавней каторге или в стерильно чистых лабораториях воинской части 10-003? Или прозвище прилипло к нему до опытов — в учебке? А может быть в универе?
Память подводила. Иногда он вспоминал свое студенческое прошлое, но в тех воспоминаниях отсутствовал звук и у Мелкого не было возможности понять, как к нему обращались его однокурсники и однокурсницы. Чудо было уже то, что он помнил свое настоящее имя. Пожалуй, из всего взвода он был единственным, кому удалось частично сохранить свою память. Может быть из-за того, что парень отчаянно цеплялся за каждый клочок воспоминаний, бережно раскручивая клубок полустертых видений? С каждым разом удавалось вспомнить все больше и больше, но был один минус. Иногда парень будто бы проваливался в своих воспоминаниях на уровень глубже… И все бы ничего. Но различить воспоминания и реальность было ой как непросто.
Всякий раз, когда Мелкий терял чувство реальности, не понимая, что находится вокруг — сон или явь, он вспоминал свое имя и на его лице появлялась кривая ухмылка. Павлик. «Маленький» с какого-то там древнего языка. Всякий раз, когда Мелкий думал о своем настоящем имени, из глубины памяти вихрем поднимались обрывки воспоминаний, затягивая парня в мутный омут. Но Мелкий знал, сколько бы картинок не всплыло у него перед глазами, какими бы реалистичными они не были, он, рано или поздно, вынырнет в реальность. Это было легко понять — в тот момент мир расцветал миллионами оттенков серого. Вот и сейчас, пока он сидел в карцере, ожидая обещанной встречи с тем психованным тяжем, искалечившим распустившего язык Бруно, память буквально бурлила, подсовывая не просто картинки, а целые «видеофильмы». Причем эти «ролики» были не беззвучные, как это было со снами про студенчество или учебку, а словно самые настоящие воспоминания. Воспоминания со звуком!