Тяжело быть злодеем третьесортного романа

Какая-то старуха так вообще предложила меня прибить. Самым здесь было страшным, что «добряки» над этим все крайне серьёзно задумались, видимо, уже начав придумывать для своей совести отмазку. Вмешался стоявший где-то в сторонке «собрания мудрецов» всё тот же неизменный низенький старичок с метлой в руках.

— Мы обещали.

Пожалуй, он был единственный, кто смотрел на меня с жалостью, а не как на гигантский источник проблем.

Мои мозги всё ещё работали не очень хорошо, поэтому запомнил их споры я плохо. Одно могу сказать точно: я вновь был на волоске от смерти, и, если бы не голос низенького старичка, одним бабуинам известно, какая судьба меня ждала. В конечном итоге они пришли к какому-то компромиссу и…

Начали каким-то образом купировать чёрное сердце!

С ужасом я наблюдал, как они, сговорившись, начали совместно вводить в меня свою силу, прямиком в область сердца, и подавлять начавшее бушевать от такой наглости сердечко. Для меня их самодовольные рожи вмиг обрели красную кожу и рога. Не стоит уточнять, что долго в состоянии внетелесности от такого насилия над собой я не продержался, вернувшись в своё тело, уже в котором полноценно завизжал, параллельно мысленно матерясь на всех известных мне языках с мыслями о том, как кормилице вообще пришло в голову меня передать этим садистам.

Когда же мой генератор сверхъестественной энергии был подавлен чужой, отдающей в восприятии синим, энергией, они успокоились, потратив на это минимум пару часов. По крайней мере, теперь у большинства бабуинов не было желания меня прибить… незамедлительно. Пережил я это насилие над собой максимально хреново, чувствуя, что меня лишили чего-то важного. В груди хозяйничала чужая сила, словно кокон покрывшая на каком-то энергетическом уровне уже ставший родным источник энергии.

И даже после этого всё не закончилось: старые скотины вновь начали над чем-то спорить, но услышать что-либо я уже не мог — замутило, голова закружилась, тело словно литр крови потеряло. Меня просто вырубало — это ОПРЕДЕЛЁННО не то, что должно происходить с младенцем! Клянусь треклятой коллекцией башен из спичек — если у меня появится возможность, я… Эх.

Чёрт с ними.

* * *

Яркая луна освещала весь небосвод, то и дело цепляя своими габаритами. В голове крутились мысли, что луна не может быть настолько огромной и яркой, но меня мало кто слушал — вероятно, даже сам я. Само небо приобрело какой-то тёмно-красный оттенок со странными вкраплениями голубизны, чем-то напоминая облака. Кровь под ногами тоже почернела и ещё больше загустела. Честно говоря, этих всех изменений мне уже хватает с головой, однако перемены коснулись не только окружения, а и меня самого.

Одежда почему-то поменялась — если раньше я был одет во вполне привычную мне одежду человека двадцать первого века, то сейчас красовался каким-то подобием чёрного недоханьфу. Всё же, стиль местных неправильных китайцев с ещё более необычными слуху именами мне был по душе — тело дышало, да и для общей атмосферы она подходила, вводя в какое-то подобие меланхолии и ощущения принадлежности к чему-то новому и неизведанному. Моя внешность тоже менялась — начали вытягиваться пальцы, становясь более… м-м-м, тонкими и длинными, менялся цвет волос — ранее светлые, они начали темнеть, но как-то странно — не полностью, отдельные пряди словно наоборот «обесцветились», делая раненную суровой реальностью голову частично седой. Какой человек и подумать может, что мои кривые ручонки решили взять в руки краску. В ранее же серые глаза словно баллончиком брызнули — красные, почти бордовые глаза меня откровенно напрягали. Насколько я понимал, каким-то образом приобретал взрослую внешность теперешней тушки с небольшой «кастомизацией» в виде вывертов подсознания.

Из ранее сказанного можно понять, что и черты морды подвергались изменениям едва ли не в режиме реального времени — незначительно, по чуть-чуть, но как-то неотвратимо и безжалостно для моей психики. Никогда не считал себя ранимым одуванчиком, но когда где-то внутри тебя произвольно меняются декорации, которые сошли бы за какое-то кровавое чистилище, а вместе с декорациями — и ты сам, то…

Блин, как-то оно попахивает какими-то отклонениями, нет?..

— Знаешь, — сокрушался я, поглощённый своими мыслями, — пока у меня создается впечатление, что я какой-то мешок для битья с гранатой внутри. Такое чувство, что меня хочет поиметь здесь каждый, за исключением пары человек, которые потом всё равно сдохнут. А мне и года нет! — чуть повысил голос я, схватившись за свою шевелюру. Мне нужно было кому-то полноценно выговориться. Всё же, я не хотел постоянно находиться за пределами своего тела, мне и «чувствовать» всё полноценно более чем нравилось. — Я такое только в женских романах встречал: есть что-то вроде «тёмного принца», которого все обижают и ненавидят, а потом он всем мстит, становится главным пугалом и в конце трагически погибает. Ну, — я чутка запнулся, почесав голову, — либо как полный неудачник. Основная проблема в том, что подыхать я не собираюсь, но совершенно точно не против потоптать ногой чьи-то лица. Как бы меня реальность молнией по голове за такое не ударила, а то тенденция уже настораживает. Что думаешь, как поступить?

— Гыа-а-а… — сравнительно глубокомысленно выдал дядька.

Наверное, он согласен со мной.

Закованный в броню воин уже не пытался на меня напасть, как и не пытались другие обитатели этого странного места. Всё же, когда я ляпнул, что местные стали для меня давними друзьями, то если и соврал, так это в том, что они «давние» — казалось бы, всего лишь искупался в крови (я даже догадываюсь, кого) да покричал немного, а столько общего. Их тела всё ещё находились в крови, однако они уже не издавали агонизирующие звуки, что, наверное, было больше хорошим знаком, чем плохим.

К сожалению, при прочих равных, ума они от этого не набрались — вон, попытался поделиться насущными проблемами с одним из квартирантов этого кровавого чистилища, а толку — ноль. Может, дело было в том, что я разговаривал на незнакомом для этого воина языке, но выразить свои мысли на языке аборигенов мне ещё тяжеловато.

К счастью, период лёгкой рефлексии продлился сравнительно недолго. Уже зная, куда идти, неспешно направился к сердцу. На этот раз добрался к нему намного быстрее, чем в прошлую прогулку. Тот случай, когда я понятия не имею, как это работает, и просто радуюсь, что оно работает.

— Шикарно, — ядом, доносившимся из моего рта, можно было убить того промежуточного босса. — Просто шикарно!

Чёрное сердце было заковано в какую-то синюю сферу. Она не пыталась как-либо навредить, однако и этого её бездействия хватало с головой: даже продолжая чувствовать потенциальный билет в лучшую или не очень жизнь, доступа к источнику у меня не было, что безумно раздражало и вызывало какую-то внутреннюю злобу. И словно всего этого мало, уже само наличие этой гадости приносило мне какой-то внутренний дискомфорт. Эта штука определённо была здесь лишней, мне жизненно необходимо было от неё избавиться.

И даже понимание того, что злая пыль мне сделала такой презент уж точно не из добрых побуждений, не останавливало меня. Чёрное сердце давно стало неотъемлемой частью меня. Отобрать его у меня — всё равно, что лишить руки. Я этому умудрился поспособствовать, да только какая уже разница?

Цыкнув, умостился рядом с этой сферой, начав думать над тем, что мне делать. Внешней подпитки она не имела, да и вообще была организму чужда, что должно содействовать дополнительному отторжению, так что варианты точно должны были существовать. Основная проблема в том, что мне и года нет. Что я сделаю, не имея возможности напрямую обратиться к своей силе? Мне бы для начала понимать язык научиться, да самостоятельно подтирать задницу, а я тут уже планы строю, ага. Гений!

Значит, остаётся терпеливо ждать. Убивать меня, судя по всему, не собираются — «обещание» какое-то, и я очень сомневаюсь, что меня закинут в какую-то деревушку, учитывая наличие сердца. На их месте очевиднее было бы «опасный объект», беря во внимания условия, держать при себе и направлять в нужное русло.

Скажу наперёд — возможность мне предоставили, пусть и не сразу. Вместе же с «возможностью» я, наконец, окончательно понял основную особенность своей силы, ускользавшую от меня очень долгое время. И, скажем так, она довольно зловещая, что немного поменяло мой взгляд на некоторые вещи.