Тяжесть венца

О как молодость прекрасна,Но мгновенна! Пой же, смейся,Счастлив будь, кто счастья хочет, —И на завтра не надейся.

Пендрагон восседал рядом с Анной, глядя на поющего Уильяма. А когда тот закончил куплет, раскатисто залаял. Юноша перестал играть и, словно мальчишка, расхохотался.

– Он всегда лает в этом месте, словно соглашается. Славный пес.

– Но глуповат, – сказала Анна и потрепала пса по ушам.

Во мраке беседки он казался совершенно черным.

– Моя дочь очень любила его.

Она осеклась, вспомнив, что ей не следует упоминать о Кэтрин.

– Ваша дочь?

Анна помолчала мгновение. Она не хотела давать новый повод Уильяму Херберту презирать ее.

– Давайте-ка я тоже спою, Уил. Видит Бог, мой голос не столь хорош, как ваш, но песня развеет мою печаль.

Когда она заиграла, Уильям даже приподнялся. Это была не меланхолическая музыка придворных покоев, а дразнящий и пряный напев простонародья:

Священник под вечер заехал в село,Отведал перцовой и тминной,И к полночи еле уселся в седло,Спиной к голове лошадиной…Куда подевалась твоя голова?Чтоб черт подцепил тебя вилкой!..И как без нее ты осталась жива,Пока я сидел за бутылкой,Которая булькает: буль, буль, буль…

– Святые угодники! Откуда вы взяли эту песню? Хотя… – он хмыкнул. – Я и позабыл, что дочь Уорвика выросла в обозе его армии.

Анна не обиделась. Старая мелодия каким-то чудом развеяла ее тоску, и она продолжала негромко напевать нехитрый мотивчик своим низким хрипловатым голосом:

Напившись, лошадка поела травы.Священник подумал: «Не худо.Не трудно скакать, если нет головы,Но пить через хвост – это чудо».Но тут он свалился на камень речной,И с каменной жесткой подстилкиСказал: «Голова! И как раз надо мной.Найди-ка ее без бутылки!Которая булькает: буль, буль, буль…»

Анна хлопнула ладонью по струнам и оборвала пение.

– Нет, эту песню я выучила не в армии Делателя Королей. Ее пели солдаты в замке Нейуорт. В самом прекрасном замке на свете.

Искренность ее слов поразила молодого Херберта. Он смог лишь по-мальчишески упрекнуть ее:

– Что же вы не едете в этот замок?

Анна вздохнула.

– Не могу!

И тут Уильям неожиданно придвинулся к ней. Лунный свет озарил его лицо, и Анна увидела, как блестят глаза юноши.

– Вас не пускает герцог Глостер?

И, прежде чем она нашлась, что ответить, торопливо проговорил:

– Да, я знаю, это так! Теперь и вы его пленница, как и я. Он заполучил ваши земли, а вас станет держать в Ландельском аббатстве. Ричард Глостер очень скоро добьется власти над всей Англией. Ходят слухи, что не без его участия так своевременно захлебнулся в сладком вине Джордж Кларенс, едва лишь стало известно, что король не желает смерти брата.

– Молчите, Уильям! Побойтесь Бога. Не стыдно ли вам верить нелепым слухам и клеветать на человека, который был вашим опекуном все эти годы?

Она увидела, как его зубы сверкнули в недоброй улыбке.

– Вы ведь не вчера родились, миледи Анна Невиль. И разве вам неведомо, как выгодно быть опекуном наследников состоятельных семей?

– Герцог Глостер достаточно богат, чтобы не опускаться до этого.

И снова этот мальчишка дерзко улыбнулся.

– Я считал, что сэр Ричард вынудил вас стать его женой. А оказывается, прекрасная Анна Невиль влюблена в своего колченогого мужа!

Анна вздохнула.

– Не ко всем же Господь был так милостив, как к вам, Уильям, и не всех наделил ангельской внешностью. Однако герцог Глостер не заставлял меня стать его женой. Он стал моим другом, он сделал для меня много доброго, а женщина не должна быть одинокой в этом мире. Она нуждается в защитнике и покровителе.

– Но отнюдь не графиня, за честь которой могут поднять меч ее вассалы. Теперь же вы просто супруга сиятельного горбуна, и он заграбастал ваши земли, укрепив тем самым свою власть. Это очень выгодный брак, леди Анна, куда выгоднее тех заморских принцесс, которых сватал ему король. О да! Женщина не должна быть одна… Это его слова. Как же это вы столько лет ухитрились прожить в одиночестве?

Анна отвернулась.

– А я и не была одна, – вполголоса проговорила она.

– Что это значит?

Анна не ответила и поднялась. Уильям Херберт лишил ее равновесия. Она начисто позабыла о своей меланхолии, но теперь ее мучило совсем иное, тревожное и странное чувство. Тот Ричард, каким изображал его этот мальчишка, был более понятен ей, чем тот, каким она привыкла видеть его в последние месяцы. Она таким и считала его прежде – властным и честолюбивым, готовым даже на низость ради достижения поставленной цели. И хотя она не видела ничего дурного в том, что в их браке присутствует расчет – обычное дело, куда более обычное, чем брак по любви, – но тем не менее, глядя на свое обручальное кольцо, Анна все более и более утверждалась в мысли, что Ричард заранее предполагал, что они обручатся в Литтондейле. А это значило, что если бы она не согласилась добровольно стать его женой, он вынудил бы ее силой. Ричард Глостер! Как могло выйти, что она сама дала согласие стать его женой, сдалась без борьбы? И почему она доверила ему свою дочь?

На следующий день Анна отправилась к мессе в Минстер. После службы она решила обсудить с епископом Ротерхэмом детали сооружаемой часовни, но неожиданно спросила его:

– Что вы скажете, преподобный отец, о столь внезапной кончине Джорджа Кларенса? Поговаривают, что и мой супруг приложил к этому руку. Но ради всего святого! Я вовсе не хочу уличить супруга. Господь свидетель, единственное, чего я добиваюсь, – удостовериться в его невиновности.

Ротерхэм склонил голову к плечу.

– Дочь моя, на вашем месте я не придавал бы значения этим праздным слухам. Герцог Глостер – человек честолюбивый, я бы даже сказал – жестокий, но он не приверженец сатаны, и грешно было бы мне настраивать жену против мужа. Что меня тревожит в нем, так это чрезмерное властолюбие. Вскоре я отбуду ко двору его величества, где намерен говорить об этом. Однако, что касается гибели герцога Кларенса – да оберегают его душу святые угодники, – смерть его была выгодна слишком многим лицам, включая и самого венценосца. Поэтому мой вам совет: не спешите верить слухам и чтите человека, с которым вас соединил Господь у алтаря.

Анна почувствовала облегчение, однако ей бросилось в глаза, что, говоря все это, Томас Ротерхэм отводил взгляд.

Вернувшись в Ландельское аббатство, Анна долго сидела в библиотеке. Перед нею на подставке для книг лежало сочинение Еврипида «Разгневанный Геракл».

«Бороться с испытаниями, посланными богами, означает доказывать не только свою храбрость, но и глупость».

Анна вздохнула. Не пора ли и ей смириться? Не безрассудно ли без конца доказывать самой себе свою неправоту?

В дверь постучали.

– Прошу великодушно простить меня, что побеспокоил вас, – произнес Уильям Херберт, низко кланяясь.

Анна с удивлением смотрела на него.

– Я пришел извиниться, сеньора, за свои вчерашние слова. Мне бесконечно жаль, что я повел себя так неосмотрительно и дерзко по отношению к вам. И все-таки прошу простить меня.

Если бы Анна не знала, насколько он искренен, она, вероятно, и не поверила бы в его раскаяние. Однако сейчас она была даже обрадована.