Тысяча И Одна Ночь. Книга 5

И Унс-аль-Вуджуд отвечал: "Слушаю и повинуюсь!" А затем он простился с богомольцем и ушёл от него и приступил к исполнению того, что он приказал, испросив благословение старца.

И Унс-аль-Вуджуд пошёл в глубь долины и сделал так, как велел ему богомолец. А когда он доплыл на сети до середины моря, подул ветер и погнал его далеко, так что он скрылся из глаз богомольца. И он не переставая плыл по морской пучине, то поднимаемый одной волной, то опускаемый другой, и видел, какие в море диковины и ужасы, пока не выбросили его судьбы через три дня к Горе лишившейся ребёнка. И он вышел на сушу, точно оглушённый цыплёнок, страдая от голода и жажды, и увидал бегущие потоки, и птиц, чирикающих на ветвях, и плодоносные деревья, росшие парами и отдельно. И он поел плодов, и напился из потоков, и пошёл бродить, и увидел вдали что-то белое, и пошёл по направлению к нему. И, подойдя ближе, Унс-аль-Вуджуд увидел, что это дворец, неприступный и укреплённый. И он подошёл к воротам и увидел, что они заперты, и просидел возле них три дня, и, когда он сидел, вдруг ворота дворца открылись и оттуда вышел евнух. И он увидел Унс-альВуджуда и спросил его: "Откуда ты и что тебя сюда привело?" И Унс-аль-Вуджуд ответил: "Я из Испахана. Я плыл по морю с товаром, и корабль, на котором я был, разбился, и волны выбросили меня на этот остров". И евнух заплакал и обнял юношу и сказал: "Да продлит Аллах твою жизнь, о лик любимых! Испахан - моя страна, и у меня там есть двоюродная сестра, которую я любил, когда был молод, и я сильно был влюблён в неё. И на нас напали люди сильнее нас и захватили меня вместе с прочей добычей (а я был маленький) и оскопили меня, а потом меня продали в евнухи, и вот я в таком положении..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят шестая ночь

Когда же настала триста семьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что евнух, который вышел из дворца аль-Вард-фи-ль-Акмам, рассказал Унс-аль-Вуджуду обо всем, что случилось с ним, и сказал: "Люди, которые меня захватили, оскопили меня, и продали в евнухи, и вот я в таком положении".

И после того как евнух приветствовал Унс-аль-Вуджуда и пожелал ему долгой жизни, он ввёл его во двор дворца. Унс-аль-Вуджуд увидел там большой пруд, окружённый деревьями и кустами, и во дворе были птицы в серебряных клетках с золотыми дверцами, и клетки эти были повешены на ветвях, и птицы в них щебетали, прославляя владыку судящего. И Унсаль-Вуджуд подошёл к первой птице и вгляделся в неё, и вдруг это оказалась горлинка. И когда птица увидела юношу, она возвысила голос и сказала: "О благой!"

И Унс-аль-Вуджуда покрыло беспамятство. А очнувшись от беспамятства, он стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:

"Горлинка, безумна ль тоже ты, как я? Так спроси владыку и скажи: "Благой!" Если б знать, - твой возглас от восторга ли, Или же от страсти, что в душе живёт? Ты поешь ли с горя, потеряв друзей, Иль забыта ими и болеешь ты? Или потеряла милых ты, как я? Ведь жестокость-признак, что была любовь Тех, кто вправду любит, охрани Аллах! Их я не забуду, хоть бы я истлел"

А окончив свои стихи, он так заплакал, что упал, покрытый беспамятством, а опомнившись, он шёл, пока не дошёл до второй клетки, и там он увидел вяхиря. И когда вяхирь увидел его, он проворковал: "О вечный, благодарю тебя!" И Унс-аль-Вуджуд стал испускать вздохи и произнёс такие стихи:

"О вяхирь, что промолвил, воркуя, мне: "О вечный, благодарен я в горести!" Возможно, что Аллах своей милостью Сведёт меня с любимым в пути моем. Бывал со мной медовых властитель уст, И страсть мою ещё сильней делал он. И молвил я (а в сердце горел уже Огонь любви, и душу он жёг мою, И токи слез как кровь лились из очей, И по щекам текли они струями): "Нет тварей здесь" не знающих горестей, Но все терпеть в беде моей буду я, Когда Аллах - клянусь его силою!
– Сведёт меня с владыками, в светлый день, Я все отдам, чтоб угостить любящих, - Обычай их тадсов, каков обычай мой, И выпущу из их темниц птичек я, И горести докину для радости!".

А окончив свои стихи, он подошёл к третьей клетке и нашёл там соловья. И соловей защебетал при виде юноши, и тот, услышав его, произнёс такие стихи:

"Мне нравится соловьиный голое, - так нежен он, Как голос влюблённого, от страсти погибшего. О, сжальтесь над любящими! Сколько ночей они От страсти волнуются и горя и напастей, Как будто бы из любви великой сотворены, - Ни утра, ни сна им дет, от страсти и горести. Когда потерял я ум, влюбившись, прикован был К любимому страстью я, когда ж я прикован был, Ток слез полился, как цепь, и молвил я: "Цепи слез Длинней теперь сделались, и ими прикован я. Далеко они, и грусть все больше, и нет уже Сокровищ терпения; тоскою встревожен я. Коль будет рок справедлив и снова сведёт меня С любимым, и вновь покров Аллаха покроет нас. Одежду свою сниму я, милый чтоб видеть мог, Как тело изнурено разлукой моей вдали".

А окончив свои стихи, он подошёл к четвёртой клетке и увидел в ней соловья другой породы, и соловей застонал и защебетал при вида Унс-аль-Вуджуда, а тот, услышав его щебетанье, пролил слезы и произнёс такие стихи:

"Соловья прекрасный голос на заре Любящих забыть заставит прелесть струп. На любовь Унс-аль-Вуджуд вам сетует И на страсть, что стёрла след его совсем. Часто слышали мы песни, что могли От восторга сталь и камень размягчить, И под утро ветерок вам весть давал О садах, где расцвели уже цветы. И вдыхать и слышать рады были мы Ветерок и птичек пенье на заре. Но мы вспомнили покинувших друзей И пролили слез потоки, точно дождь. И в душе зарделись пламя и огонь, Загорелись, как искры уголёк. Помешал Аллах влюблённым получить От любимых или близость, или взгляд. У влюблённых, право, оправданья есть, Проницательный один лишь знает их".

А окончив свои стихи, он прошёл немного и увидел прекрасную клетку, - не было клетки лучше её - и, приблизившись, он нашёл в ней лесного голубя (а это вяхирь, известный среди птиц), и голубь щебетал от страсти, а на шее у него было ожерелье из драгоценных камней, редкостно красивое. И Унс-аль-Вуджуд всмотрелся в голубя и увидел, что он сидит в клетке, потеряв разум и ошеломлённый, и, увидав его в таком состоянии, юноша пролил слезы и произнёс вот эти стихи:

"О лесной мой голубь, шлю тебе привет, Всех влюблённых Другу, от людей любви. Сам влюблён в газель я стройную давно, Чьи глаза острее лезвия меча, Сожжены любовью сердце и душа, Худоба владеет телом и болезнь, Сладость пищи уж запретна для меня, Как запретно сна приятность мне узнать. Утешенье и терпение ушли, А любовь, тоска и горе - те со мной. Как мне будет жизнь приятна после них, Когда в них моё желанье, цель и дух?"

А когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи..."

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят седьмая ночь

Когда же настала триста семьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лесной голубь пробудился от оцепенения и, услышав его слова, стал кричать и стонать и умножил щебетанье и стоны, так что едва не заговорил с напеве, и язык обстоятельств сказал за него такие стихи:

"О влюблённый, ты на память мне привёл Дни, когда погибла молодость моя, И любимого, чей облик я любил, Кто красою превосходной всех прельщал. Его голос, тонкий, чистый, на ветвях Он внимание к звукам флейты отвлекал. Растянул силки ловец, поймал его, И сказал он: "Чтоб оставил он меня". Я же думал, что имеет жалость он И смягчится, увидав мою любовь, Но, Аллахом поражённый, грубо он Разлучил меня с любимым навсегда. И любовь моя все больше и сильней, И огнями отдаленья я горю. Сохранит же пусть всех любящих Аллах, Знал кто страсть и испытал тоску мою. Коль увидит любящий, что в клетке я, Над любимым сжалившись, мне волю даст".

Потом Уис-аль-Вуджуд обратился к своему другу испаханцу и спросил его: "Что это за дворец, что в нем есть и кто его построил?" И испаханец ответил: "Построил его везирь такого-то царя для своей дочери, боясь для неё случайностей времени и ударов случая, и поселил её вместе с её людьми, и мы отпираем дворец только раз в год, когда к нам приходят припасы". И Унс-аль-Вуджуд сказал себе: "Досталось мне желаемое, но срок долог!"

Вот что было с Уяс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Акмам, то ей не было приятно ни пить, ни есть, ни сидеть, ни спать, и она поднялась (а её страсть, волненье и увлеченье усилились), и обошла все углы дворца, но не нашла для себя успокоения, и стала она лить слезы и произнесла такие стихи:

"Меня заперли жестоко от него И вкусить в тюрьме мне дали страсть мою И сожгли огнями страсти сердце мне, Отвративши от любимых взоры глаз, Заточили во дворце большом меня, На горе, что родилась в пучине вод, Коль хотели, чтоб забыла я его, Так усилили страданье лишь в душе. Как забуду я, раз все, что есть во мае, Взгляд один на дик любимый причинил? Целый день в печали горькой я живу, Ночь же в мыслях о любимых провожу. В одиночестве мне дума о нем друг, Как подумаю, что встреча с ним вдали. Если б знать мне после этого всего, Согласится ли судьба, на что хочу?"