Тысяча миль в поисках души

Чем могли ответить обескровленные, вымирающие от голода и болезней индейцы на это коварство «бледнолицых братьев»? Только непринятием всей цивилизации белого человека да гордым презрением к нему.

Гордость является достоинством и несчастьем индейцев. Об этом говорили нам многие американцы. Индейцы не стали рабами. Они не были рабами ни одного дня. Но они и не получили членства в американском обществе, даже зыбкого и двусмысленного членства второго сорта. Их просто «оставили в покое», позволив им медленно умирать в той самой части ада, где даже угли уже дотлели.

В Скалистых горах есть индейское племя, которое живет на дне глубокого каньона, куда белые могут проникнуть только с помощью вертолета. В камышовых плавнях на юге Флориды обитает племя, которое до сих пор формально находится в состоянии войны с правительством Соединенных Штатов Америки: старый мирный договор был коварно нарушен белыми, а новый так и не был заключен.

Те же из индейцев, которые соприкасаются с белыми в повседневной жизни, являются объектом жесточайшей эксплуатации, беспардонного надувательства. Недалеко от Великого каньона мы разговаривали с белой женщиной, которая вот уже сорок семь лет живет на территории резервации. Она научилась говорить на языке племени навахо и гордится тем, что индейцы уважают и любят ее.

— Это очень добрые, честные и талантливые люди, — сказала нам миссис Элизабет Браун. — Они искренни и непосредственны, как дети. Беда в том, что многие белые обращают бесхитростность индейцев себе на корысть. Мне то и дело приходится защищать навахо от произвола белых авантюристов. Я уже превратилась в юриста-самоучку.

— А есть ли среди индейцев люди хотя бы со средним образованием?

— Очень и очень мало, — вздохнула старая женщина. — В нашем районе есть школа для индейских детей, но я не знаю, что будут делать эти ребятишки, даже если им удастся окончить школу. Скорее всего они, как их отцы и матери, будут обжигать глиняные чашки да ткать одеяла для продажи, которые вы видели в лавочках индейских сувениров.

— А знаете ли вы какого-нибудь индейца-врача, индейца-инженера?

Миссис Браун пожала плечами:

— Среди моих знакомых таких нет…

Действительно, очень мало индейцев, которым путем огромных усилий удалось получить высшее образование. Днем с огнем пришлось бы искать индейцев, представляющих свой народ в государственных органах США. Лишь небольшая горстка индейцев пробилась в ряды мелких и средних предпринимателей — скотоводов и земледельцев, хотя под оболочкой первобытно-общинного уклада жизни в резервациях идет сейчас бурный процесс развития капиталистических отношений.

Перед тем, как отправиться в автомобильное путешествие, мы прочитали в газете «Вашингтон пост» статью журналиста Колмана Маккарти. Он рассказывает, что только четверо из каждых десяти детей индейцев племени навахо, поступивших в среднюю школу, оканчивают ее. Но и после этого они остаются индейцами, так и не ставшими членами американского общества. Ибо, по словам Колмана Маккарти, безработица среди индейцев племени навахо колеблется между шестьюдесятью и восемьюдесятью процентами, а средний заработок индейских семей почти в пять раз ниже черты нищеты, официально признанной американскими экономистами.

Однажды вечером мы медленно ехали по пустыне Аризоны за желтым школьным автобусом. Автобус часто останавливался и начинал мигать своими красными огнями. Тогда останавливались все машины, встречные и идущие следом по шоссе: таков один из дорожных законов Америки.

Из автобуса на дорогу выскакивали индейские школьники. Они махали на прощание своим товарищам и уходили в быстро темнеющую пустыню, таинственную и молчаливую. Покинув новенький школьный автобус, они возвращались к своим жилищам — кузовам старых автобусов, отслуживших свой век и снятых с колес.

Есть американцы, которых мучает стыд за тот произвол, который их страна чинит среди индейцев. Один из них — Роберт Рассел, бывший профессор Аризонского университета. Уже двадцать лет, женившись на индианке, он живет среди навахо, пытаясь наладить там школьное образование. Ему помогает студент из Нью-Йорка Ли Вейнгрэд, тоже поселившийся на территории резервации. Они одержимы сейчас идеей создать здесь колледж и уже начали сбор пожертвований среди интеллигенции Таоса и Санта Фе.

Профессор и студент обращались за помощью в конгресс Соединенных Штатов, но там отнеслись к их предложению скептически.

— Мы не рассматриваем будущий колледж как дар индейцам, — добавляет Ли Вейнгрэд. — Нет, это совсем не дар. Это выплата лишь маленькой частицы огромного долга индейцам со стороны Америки.

На другой день мы приближались к городу Флэгстафф, к северу от которого простираются индейские резервации. Город известен и славен по целому ряду причин. Среди них: самый чистый воздух в Америке; местной обсерватории принадлежит честь открытия планеты Плутон; в нескольких милях от города застывшая лава вулкана образовала поверхность, похожую на лунную. Здесь, имитируя посадку на Луну, тренировались космонавты Нэйл Армстронг и Джеймс Олдрин.

Черная вулканическая лава застыла огромными складками и буграми. Издали кажется, что это пашня, поднятая гигантским плугом. Мы долго стояли здесь и, признаемся, воображали себя на Луне. Теперь ведь это не так уж трудно вообразить. Двадцатый век!

И вдруг перед глазами встала совсем другая картина. Лента шоссе и индейские ребятишки, выпрыгнувшие из школьного автобуса и растворившиеся в таинственной и молчаливой темноте пустыни по дорогам к их жилищам — кузовам старых автобусов, снятых с колес.

Private [14]

Дорога петляла в дюнах. Озеро было рядом, за песчаными буграми, на которых вкось и вкривь торчали невысокие сосны, изогнутые ветром. Василию Пескову, моему коллеге и соавтору, не терпелось увидеть озеро. В который раз он начинает мечтательно напевать: «Гурон, Мичиган, Он-та-рио, Эри!»

Мне-то что, я здесь уже бывал, а он, чувствую, волнуется. Для него, открывающего своим читателям окно в природу, встреча со знаменитым озером — событие особое. Такое не каждый день случается!

14

Частная собственность (англ.)

— Ну, давай же к берегу, — в который уже раз просит он меня. Ему невдомек, почему я пропустил один съезд, другой, третий. По-английски он не читает и на дорожный знак «Private» внимания не обращает.

— Ну, что же ты не сворачиваешь? — удивляется Василий Михайлович. — Так ведь можно и все озеро проскочить.

Это правда. Бог с ним, с «Private», — решаюсь я, и рулю на первую же проселочную дорогу, ведущую к озеру. Будь что будет! Может, и пронесет.

И вот оно перед нами, долгожданное озеро Эри, одно из Великих американских озер. Необъятная водная гладь до самого небосклона. Неподвижная лодочка с фигуркой рыбака в широкополой шляпе. Вдалеке дымит пароходик. На берегу помятый, брошенный автомобиль. Чуть подальше — цепочка белых легоньких трейлеров — домиков на колесах.