Тысяча порезов

— Что происходит? — заскулил он, когда я потащила его к лестнице. — Я хочу к папе.

Его голос стал как у младенца, и я заставила себя сохранять спокойствие. Я была взрослой в этой ситуации.

— Нам просто нужно идти… — Я повернулась к французским дверям, отметив, что несколько секунд не слышала выстрелов. Или минут.

И тихонько вскрикнула, когда кто-то в черном вышел из-за белых дверей, пока не узнала это лицо.

— Изабелла, Лоренцо! Пойдем со мной, сейчас же! — Габриэле, один из людей нашего отца. Он держал пистолет на боку.

Я вздохнула с облегчением. Теперь мне не нужно быть взрослой или героем. Не говоря ни слова, потянула Лоренцо к двери, но тот еле волочил ноги, вцепившись рукой в мою мертвой хваткой.

Затем раздался еще один выстрел, и голова Габриэле взорвалась.

Лоренцо вскрикнул у меня за спиной, но я не закричала. Не было ничего, кроме тихого звона в моих ушах и осознания того, что у меня оставались считанные секунды до того, как мы с братом оба будем мертвы или еще хуже.

Мой отец учил меня, что смерть — это не то, чего мы должны бояться от наших врагов. И мама научила тому, как мужчинам в этой жизни нравится проявлять власть над женщинами.

Двигаясь быстро и таща за собой брата, я открыла антикварный шкаф, в котором мы часто прятались, когда играли. Миллион лет назад, когда мой брат был малышом, когда эта комната была местом смеха и любви вместо ужаса и смерти.

Я бросила взгляд на забрызганные кровью занавески, развевающимся на ветру, и схватила брата за лицо.

— Притворись, что мы играем в прятки, птенчик, — сказала я, мой голос был чуть громче шепота.

Слезы текли по щекам Лоренцо, когда он покачал головой.

— Нет, я хочу остаться с тобой.

— Ты должен выслушать меня, — прошипела я. — Иди внутрь, и неважно, что ты увидишь или что услышишь, оставайся там, пока я или папа не откроем, хорошо? — что-то в моем голосе, должно быть, прозвучало так же панически и испуганно, как я себя и ощущала, потому что Лоренцо пошевелился, забираясь в маленькое местечко, для которого тот был слишком велик.

Но он влез.

Я наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб и вытереть слезы с его щек.

— Скоро увидимся, птенчик, — прошептала я. Затем закрыла дверь, убедившись, что он не заметен.

Я не могла сейчас подняться наверх. Не с Лоренцо, оставшимся здесь, беззащитным и уязвимым. Мне нужно было оставаться поблизости, но спрятаться. Я устремила глаза на кухню, через комнату, где я могла спрятаться за островом с прямым видом на шкаф. И уже была на полпути туда, когда кто-то заговорил.

— Ах, маленькая принцесса.

Все во мне замерло, хотя знала, что должна продолжать бежать хотя бы для того, чтобы увести их подальше от укрытия Лоренцо.

Но я ничего не могла с собой поделать. Не тогда, когда я услышала этот голос. Голос, который знала.

Я повернулась, глядя в знакомые глаза, глаза, которые теперь были холодными и ужасающими, наполненными ненавистью и смертью. В руках у него был пистолет. На его рубашке кровь.

— Что ты делаешь? — спросила я хриплым голосом, заставляя себя поддерживать зрительный контакт.

— Я мщу, моя дорогая, — сказал он, подходя ко мне.

Я сделала шаг назад, пока он не поднял пистолет.

— Н-но м-мой отец любит тебя, — заикаясь, пробормотала я, пытаясь понять, как человек, которого знала всю свою жизнь, мог так поступить с нами. — Ты любишь его.

Он рассмеялся. Это прозвучало холодно и безрадостно и пробирало до костей.

— Твой отец не знает, что такое любовь. И единственное, что я люблю, — это разрушать его семью и наследников.

Теперь он был близко ко мне, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать знакомый с детства запах лосьона после бритья. Я не смела пошевелиться. Бегство могло означать, что он выстрелит мне в спину. Хотя не была уверена, что тот не выстрелит мне в лицо, но цеплялась за эту маленькую надежду. Мужчина убил охранников, вот что это были за выстрелы. Я не знала его план, но он не оставил свидетелей. Он убил их. Людей, которых едва знал, потому что охранники стояли у подножия тотемного столба. Но он знал меня с детства, тайком приносил мне шоколад после ужина, когда мама давала нам лишь фрукты. Курил сигару с моим отцом, когда родился Лоренцо. Он был на семейном обеде каждое воскресенье.

Мужчина был не тем человеком, за которого мы его принимали, это точно, но я не могла поверить, что он был монстром.

— Я наблюдал, как ты растешь, dolcezza (прим. прелесть), — протянул он, убирая прядь волос с моего лица.

Я затаила дыхание, не смея пошевелиться, отшатнуться от его прикосновения, хотя оно вызвало у меня привкус желчи.

— Ты была прекрасным ребенком, искушала меня много раз, — продолжил тот, заставляя мою кожу покрываться мурашками.

Мои глаза были прикованы к другой его руке, той, что держала пистолет, убивший так много людей моего отца. Я пыталась понять, убьет ли это меня, спасет ли, или сделает мои последние мгновения отвратительными и невыносимыми. Но мои чувства были недостаточно остры, чтобы выносить такие суждения. Мой отец точно знал бы, как действовать сейчас. Он позаботится об этом человеке и его отвратительном предательстве.

Я никогда так отчаянно не тосковала по своему отцу, как в этот момент.

Но его здесь не было.

Были только я и мужчина с пистолетом, который намекал на то, что желал меня, когда я была еще маленькой.

Он скользнул рукой вниз по моей шее, к обнаженной коже груди и внутрь лифа платья.

— Но ты стоила ожидания.

Я впилась зубами в губу, заставляя себя смотреть ему в глаза и не поддаваться желанию начать истерически плакать.

Единственным оружием, которое у меня было в тот момент, — пристальный взгляд, как у моего отца, смотрящий в глаза человека, которого тот считал другом. Братом.

— Где твой брат? — спросил он, все еще держа руку у меня под платьем.

Я вздернула подбородок вверх, продолжая молчать.

Хватка, которая была жалкой лаской, стала жестокой, и я заставила себя сдержать вскрик.

— В мои планы не входит убивать тебя, Изабелла, — пробормотал мужчина, двигаясь вперед, чтобы понюхать мою шею. — Если будет время, у меня есть планы на тебя.

Мой желудок сжался, зрение затуманилось от слез.

Он откинулся назад.

— Я хочу положить конец семейной линии, и независимо от того, как сильно твой отец любит свою маленькую принцессу, он не передаст свою империю женщине.

Мужчина выплюнул это слово, словно оно было кислым на вкус, дав понять, что он думал обо мне и о женщинах в целом. Это не тот мир, где женщины имели права и власть. По крайней мере, снаружи. Мой отец, возможно, и правил империей, но мама правила отцом. Всю мою жизнь у меня была сильная, свирепая и грозная женщина в качестве образца для подражания, и я никогда не думала, что мне нужно быть слабой нюней.

Но также знала свое место. Знала, что мой девятилетний брат был посвящен в дела папы больше, чем я. Что я должна хорошо выглядеть в платьях, научиться устраивать вечеринки и выйти замуж за мужчину, который впишется в нашу семью.