Тысяча забытых звёзд

— Судорога? — Он опустился рядом, провёл по её ноге, добираясь в полумраке до середины икры. Кожа там была ледяной, мышцы — словно каменными, они совсем не поддавались прикосновениям.

Влада застонала сквозь зубы. Какой же она была холодной — холод кусал его за пальцы — и неподвижной. Даже если бы он попытался отнести её в дом, ничего бы не вышло — только ещё больше боли. Влада не могла сменить позу, нога не сгибалась.

— Пусть это кончится, пусть это скорее кончится, — зашептала она, вцепляясь ногтями в ладонь Кира.

Вдруг всё кончилось. Влада ещё вздрагивала, но её кожа стала теплее, почти как у живого человека. Прошло секунд десять, и она смогла осторожно вытянуть ногу.

— Не похоже на судорогу, — произнесла она наконец.

Командор стоял между крыльцом и будкой и озадаченно смотрел на них.

Дверь открылась, и на пороге появилась мама в домашнем халате. Она близоруко сощурилась, глядя на них.

— Чего вы здесь сидите? Ночь на дворе. Заходите уже, сколько раз можно греть еду?

На ужин был вчерашний плов, но Влада отказалась. Она сидела у открытого окна и всё потирала ногу. Налитый чай успел остыть и подёрнуться плёночкой. На припасённый вафельный торт она даже не взглянула.

Как удачно вышло, что в прихожей перегорела лампа, и Влада успела вытереть слёзы, прежде чем её рассмотрели. А Кир всё ещё ощущал влагу на своей шее.

— Поешь хоть чего-нибудь, — заворчала мама, — ты такая худая, одни кости остались. Ешь, кому говорю.

Влада не любила конфликтов и споров — положила кусок торта себе на блюдце и тут же о нём забыла.

Оказалось, что они никуда не уезжали. Они вышли пройтись и задержались чуть дольше обычного, а когда мама забеспокоилась и почти решила идти на поиски, она нашла их на крыльце. Машина весь день простояла на своём законном месте под навесом. На неё даже успели налететь мушки из виноградника — и подохнуть на лобовом стекле, а на капот упало яблоко. Не верите — идите посмотреть.

Влада сидела неподвижно, тяжело глядя мимо пространства. Когда все засобирались спать, она поднялась, так и не коснувшись чая, и ушла наверх.

Теперь не спал он. А Влада спала, не раздеваясь, отвернувшись к стене, на его нерасправленной кровати. Наверное, она всё-таки спала, нельзя же так долго притворяться. Она иногда вздрагивала во сне. В комнате было душно, и слышно — как билась муха в коридорном бра.

Кир ложился рядом, потом вставал, ходил на кухню пить воду, садился в кресло, пытаясь читать, но всё оказывалось бесполезно. В половине третьего ночи Влада села на кровати.

Она не выглядела сонной, скорее — замученной и погружённой в себя. Футболка с жёлтым зайцем измялась.

— Сущность больше не ходила вокруг дома? — спросила Влада.

Кир обернулся к открытому окну. В него дышала летняя ночь. Вдалеке затихал очередной поезд, и звёзды — о, сколько же было звёзд, целая россыпь — безразлично смотрели на тёмную землю.

— Нет, ничего не слышно.

— Значит, я надёжно заперла её.

Кир не выдержал — поднялся и закрыл окно. Безмолвные взгляды звёзд начинали действовать ему на нервы.

— Ты знаешь, кто это такая? Ты всё время говоришь об этом в женском роде.

Влада упёрлась локтями в колени, запуталась пальцами в растрёпанных волосах. Кир знал: она не любит открывать такие вещи. Всё равно что выносить на обсуждение корявые наброски доклада. Ощущение, построенное на интуитивных догадках, не может быть стройным, не может звучать выверено и красиво. Спросишь её о таком: отмалчивается, обещает — потом, а «потом» не наступает никогда. И она носит в себе десятки наивно-страшных историй. Но теперь она ответила:

— Знаю, это девочка. Она чувствует себя очень слабой. Она хочет кричать и не может. У неё что-то с голосом, я не пойму, что. Она в отчаянии.

— То есть, эта девочка, которая училась в этой школе, а потом умерла там, в столовой? Не слышал ничего подобного. Нужно спросить у родителей.

Они помолчали. Разговоры о сущности чуть отдалили неприятную тему и покрасили будущее в не такой безнадёжный цвет. Всё же по сравнению с мёртвой девочкой у них было чуть больше шансов.

— Кир, я серьёзно. — Влада проводила рукой по ноге. Может, неосознанно, но всё проводила и проводила. — Езжай завтра в город. Я дам тебе все адреса и телефоны. Со мной здесь ничего не случится. И у нас нет другого выхода.

Она взяла со стола блокнот, вырвала из него лист и принялась писать, не дожидаясь ни согласия, ни отказа. Кир застыл посреди комнаты, прямо под лампой, и лампа нагрела ему макушку.

— Как я, по-твоему, должен тебя бросить? С этой школой, с этим ненормальным на машине?

Влада замолчала, глядя на него. Её глаза сделались большими.

— Кир, пожалуйста, — она повысила голос. — Я устала. Я хочу отсюда выбраться. Пожалуйста, ты не мог бы не спорить? Мне страшно!

Она вскочила вдруг с кровати. Кир только сейчас заметил, что её трясёт, поймал за руки — Влада дёрнулась, ещё и ещё — безрезультатно. Сжала зубы, как будто силилась не закричать.

— Перестань, — враз севшим голосом сказал Кир. — Что с тобой? Ну что?

Она бессильно опустилась на край мятой постели, закрылась от него руками.

— У меня такое чувство… я вижу другую реальность. Иногда я так явно и чётко вижу её, что почти схожу с ума. Ты не поймёшь. Эти ошмётки той, другой реальности меня пугают.

Слова оборвались. Влада сложила руки на коленях и замерла, глядя в угол. Лампа почему-то закачалась под потолком, отбрасывая на стены узорчатые лепестки теней.

— И что ты видишь? — сказал Кир чьим-то чужим голосом и сел рядом.

— Вижу, что я связана с девочкой из школы. И не могу разорвать связь.

Она чего-то не договаривала, Кир видел это, но её трясло — и он не стал задавать вопросы. Ложиться спать было страшно, он всё думал, что утро не наступит.

Но утро снова наступило — хмурое и прохладное. Кир обнаружил Владу на крыльце. Было не похоже, чтобы она бегала по дороге к кладбищу, просто сидела, накинув на плечи отцовскую рабочую куртку. Неестественно выпрямленной правой ноги Влада касалась пальцами, дотрагивалась — и одёргивала руку. В будке мирно дремал Командор.