Тысяча забытых звёзд

— Вы такая худенькая, — сказала женщина с платком. — Проходите передо мной. Без очереди, ладно?

— Нет, ну что вы, — выдавила из себя она, глядя в талончик, который тоже обнаружился в гнезде из шарфа. — Вы записаны на пять, а я на пять тридцать.

Собеседница расцвела:

— Спасибо. Я тогда первая зайду к врачу, да?

Влада закрыла глаза, приняв, что вопрос сугубо риторический, но тут же открыла снова: соседка смотрела выжидающе. Пришлось ответить:

— Да.

— Вы такая располагающая, — ещё шире разулыбалась женщина.

Болела голова — вероятно, упало давление из-за снегопада, — и очень клонило в сон, но на самом краешке сознания жила смутная тревога. Влада как будто забыла что-нибудь важное, поздравить друга с днём рождения, например. Болезненно пощипывало ладони.

За стеной послышались шаги.

«Сейчас скрипнет дверь!»

Влада сглотнула, ощущая, как пересохло в горле. Дверь в кабинет врача открылась, оттуда выпал человек в костюме дворового маньяка, пробормотал слова благодарности и потопал к лестнице. Виктор Юрьевич окинул ожидающих взглядом уставшего бога. Увидел Владу.

— Проходите, заяц, — сказал он и обратился к двум женщинам: — А вы не могли бы подождать? Пару минут, не переживайте.

Влада зашла в его кабинет, где приглушённо горели лампы и пахло шоколадом.

— Вы принимаете препараты? — Врач развалился в любимом кресле.

— Да, — сказала она, поразмыслив, что давно их бросила. Сразу же, как только прочитала о побочных действиях: головокружения, галлюцинации и сердечная недостаточность. И потом, она ведь не сумасшедшая. Просто он этого не поймёт.

Нельзя с точностью определить, поверил он ей или нет, но переспрашивать не стал. Влада не умела врать. Ему, по крайней мере, точно не могла. Начинала и тут же принималась заикаться и краснеть, как школьница.

— Есть какие-нибудь жалобы?

«Голова болит», — чуть было не проговорилась она. — «И ладони жжёт».

— Нет, всё хорошо.

Ох, он раскусил её враньё. Наверное, по тому, как Влада морщилась, стараясь победить головную боль.

— Вы хотите что-нибудь рассказать?

Убраться отсюда, вот что она хотела. Но голос Виктора Юрьевича как всегда гипнотизировал.

— Я вспомнила тот подвал. Я была там.

Он молча кивал. И очень внимательно слушал. Это всегда так подкупало — Владу никто и никогда не слушал так внимательно.

Вот зачем она пришла — чтобы рассказать ему о подвале. О том, что она не сумасшедшая, и что всё вспомнила. Так она и думала, когда записывалась на приём: всё, это последний раз, она только расскажет ему, что не сумасшедшая, и больше никогда не вернётся в слепой отросток коридора.

«Запишите меня к Виктору Юрьевичу на приём». Рыбий взгляд регистраторши из-за стеклянной перегородки. «Это психотерапевт?». Надо же, как будто специально издевается. Переспросила второй раз, ещё громче, так что обернулся мужчина, замерший у соседнего окошка регистратуры. «Да. Записывайте».

— И мы сможем посмотреть на него?

— Теоретически — да.

— Отлично. — Он выдвинул верхний ящик стола и зашуршал фольгой. — Завтра суббота. Вы завтра свободны? Мы могли бы съездить.

Влада открыла рот и снова закрыла. Далось же ему всё это. Тут волей-неволей начнёшь подозревать странное. Что он от неё хочет, запустить в лабиринт, как лабораторную крысу, или пригласить провести вместе вечер?

— Почему вы так возитесь со мной? Неужели я — такой интересный клинический случай?

— Понимаете, мы, психологи, думаем совсем не так, как остальные люди. Так вы свободны завтра? — Он снова ломал шоколадку в ящике стола.

Так странно, — подумала Влада. — Он никогда не ест её, а только ломает.

— Да. Поедемте. — Она мстительно улыбнулась. Дорогая в одну сторону — пять часов. После такого он точно отвяжется. Если посреди дороги не передумает.

Она смотрела на ладони, всю дорогу пытаясь вспомнить. Большая чёрная машина осторожно кралась по обледеневшей и неровной грунтовке. Утром Виктор Юрьевич выяснил, что основная трасса перекрыта из-за крупной аварии, и самолично проложил другой маршрут — через лесопосадки, крошечные деревни и брошенные поля.

— А вы помните эту дорогу? — Виктор Юрьевич говорил без умолку, а из неё тянул по слову. Владе не хотелось говорить.

— Нет, кажется. — Она отвернулась. Закончились поля, укрытые ватным одеялом снега, и потянулись сгоревшие рощи. Обугленные сосны торчали в небо, как копья. Весь мир от горизонта до горизонта был полон этими соснами.

Ей показалось, что привычный мир раскрошился и ощетинился в её сторону копьями обгоревших сосен.

— Ого, — хохотнул Виктор Юрьевич. — А здесь всё погорело. И не так давно, по всей видимости, может, пару лет назад. — Он посмотрел направо, потом налево, хмыкнул.

Даже укрытые снегом, сосны не делались менее чёрными и обгоревшими. Влада надеялась, что рощи скоро кончатся. Должны же здесь быть поля или дикие степи, в конце концов. Однажды пришлось переехать замёрзшую речушку — скорее даже ручей, но на стрежни лёд истончился и хрустнул под тяжёлой машиной, выступила чёрная вода, как кровь из раны. Влада вцепилась в сиденье. Но выяснилось, что там не так уж глубоко — машина просела на половину колеса и быстро выкарабкалась на берег.

А выгоревшие сосны всё тянулись.

Показалась трасса — прогудел тяжеловоз. Грунтовая дорога вильнула лисьим хвостом и закончилась, им пришлось по бездорожью выбираться на трассу.

— Я помню, — сказала Влада самой себе. — Здесь вроде бы должен быть населённый пункт, Лисички. Точно.

— Вая, — перебил её Виктор Юрьевич и ткнул пальцем в синий продолговатый знак у дороги. — Уже почти приехали.

Она замолчала. Воспоминания были сбивчивые и эфемерные, стоило ухватить за хвост одно, остальные тут же прыскали в разные стороны, а то, первое, умирало, оставляя у неё в руках цветастый вздрагивающий хвост, и хвост бледнел, рассыпался тленом.