Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста

Более того, я умудрился приобрести в Норвегии дом, так и не отметившись на границе, поскольку въехали мы и выехали через норвежско-шведскую границу, где пограничников обычно нет. Мы прожили в этом чудном доме около двух лет с периодическими горькими наездами в Израиль… И каждое возвращение в Землю обетованную было для меня мучительным.

Перелетные птицы уже собрались —Уложили платки да сорочки.И неспешным конклавом в упругую высьПотянули пернатые строчки.Значит, скоро и нам собираться на юг —Тихо тают недели-пропажи…От январских белесых, простуженных вьюгУлетим налегке, без поклажи.Встретит нас испещренный морщинами край,Весь в морях, словно в горькой подливке;Залистает, закружит опять календарьНаших жизней сухие отрывки…

Но мы все время возвращались в наш домик среди сосен…

Ой, только не надо, пожалуйста, про визы, паспортный режим, дороговизну жизни в Скандинавии и прочую чушь. Хорошо? Душа вольна селиться там, где ей заблагорассудится, а границы, расставленные государствами, есть силки для наших душ. Лично я ненавижу границы. А вы?

Глава двадцать восьмая Как я замечательно жил в Норвегии

Обосновался я в Норвегии на века. Купил себе огромный письменный стол, деревянную кровать и много всего другого, что необходимо для жизни на века. Присмотрел во дворе местечко, где меня похоронить, когда я стану стареньким и умру. Короче, несмотря на то что никакого основания жить в этой стране я не имел, обосновался я так, как никогда раньше – обстоятельно, вдумчиво…

Я построил новую кухню, купил добротный автомобиль, и вообще все покупал добротное, крепкое. Начал сам рубить дрова, чистить снег и наслаждался каждым вдохом, каждым выдохом, каждым мгновением.

Я пришел и поселился там, где захотел. Раз и навсегда я выполнил свою заветную мечту, и мне больше ничего не надо было. Именно в Норвегии я впервые всерьез занялся писательством и снова стал писать стихи.

Телевизор я не покупал, да и смысла не было. Норвежский я принципиально не учил, так, для интереса обзавелся двумя десятками слов, и то уже тогда, когда жил в Канаде и к нам приезжали наши норвежские односельчане погостить (кстати, по пьяни забыли свой аккордеон, так и стоит в углу неприкаянный).

Почему не учил норвежский? Тогда я думал, что устал и больше не хочу понимать язык, на котором опять не с кем будет говорить, как это случилось с ивритом… эйн им ми ледабэр… [43]

Скорее всего, я не хотел понимать, о чем говорят окружающие. Я хотел жить своим изолированным семейным счастьем. Мы сами учили детей, и уча их, я узнал, возможно, больше, чем за годы моей собственной учебы в школе.

В Норвегии у меня собралась большая библиотека, потому что в те годы российские книги еще были дешевы, более того, я издавал много медицинских учебников, которые магазины охотно выменивали на книги, таким образом, книжные богатства доставались мне почти бесплатно. Я заказывал книги коробками и читал, читал, читал… Тогда я купил Британскую Энциклопедию в 33 томах… И свое волшебное ощущение жизни выразил таким полу шуточным стихом:

43

Не с кем говорить (иврит).

Как в созвездьи искомомМир нам кажется домом,Я «Британики» томомОтворяю строку.Там я маленьким гномомПоселился в знакомомОкружении буквыПод названием Q.Я поставил кроваткуНа изгибе покатом,Буквы лесенку-хвостикНа ночь я подогнул.Не узнал я отгадкуКто был Понтий Пилатом.Я не звал его в гости,Потому что уснул.Я вообще нелюдимый,Потому что сплю зимы.Мне на уровне буквыДела нет до людей.Пусть они много скачут,Бьются, плачут, судачат —Мне мой морсик из клюквыЛучше всех новостей.

В Норвегии я перестал бояться смерти, разорения, мне казалось, что мир устоялся и я вполне здоров и весел. Конечно, я побаивался, что нас выловят и выставят, но у себя дома я чувствовал себя в полной безопасности, особенно когда Норвегию покрывали снега. К тому же, при отсутствии границы, я бы просто взял и въехал опять. Во всяком случае, никогда никаких проблем с норвежскими властями я не имел. Вообще норвежцы показали себя совершенно мирными, домашними людьми, очень доверчивыми и легко доверяющими незнакомым и даже иностранцам. Сначало это пугало, но потом начало подкупать… Далее мы просто привыкли, что слово есть слово и что на людей там можно положиться. Это, конечно, тоже было отчасти иллюзией, как потом показало время. Но как хорошо нам жилось в этой иллюзии!

Конечно, не все в этой Норвегии было безоблачно. Маськину пришлось сделать операцию, дочурка свалилась с лошади, я страдал подагрой, но это была настоящая восхитительная свобода.

Я покупал себе свободуПо пять копеек килограмм.Садился я на хлеб и водуИ все бросал к ее ногам.Теперь свободен я. Жирею.Хандрю и плачу обо всем.Продал родную Иудею;Купил в Норвегии я дом.И вот теперь, чего же боле,Свободен я, но глух и нем,Хромаю, корчаясь от боли,Соплю, коплю и тупо ем.

Мы ездили по стране, бывали в Стокгольме, Маль-мо, Гётеборге… Я чувствовал себя как дома. Но, увы, никаким образом оформить свои отношения с этой страной не удалось бы, я даже и не пытался.

В мае 2001 года пришли канадские иммиграционные визы, и мы отбыли на американский континент. Я клялся вернуться и вернулся через год на пару месяцев, но все уже было не то… На прощание мы закатили пир на всю деревню, напоили всех водкой (хотя местные любят собственный самогон), накормили борщом… А на торте попросили кондитера написать на местном наречии: «Окен ар ду?» – «А ты кто такой?» – фразу, которую я с удовольствием заучил и всем всегда говорил к месту и не к месту, и все весело смеялись. Сынишка уже думал, что он норвежец. Я показал ему его израильский паспорт, и только тогда он поверил, что не норвежец, и очень расстроился.

В 2004 году я продал наш норвежский дом, продал по телефону и факсу, не приезжая, попросив соседей отправить остававшиеся вещи…

Так закончился мой рай на земле… И я оставил край людей, придыхающих, как чайки, когда они хотят сказать «да». Они вскрикивают так, как вскрикиваем мы, когда чего-то пугаемся… Хотя им нечего бояться, потому что им посчастливилось родиться в замечательной стране в безоблачные времена…

Глава двадцать девятая Как я выпил море и обосновался в Канаде

Вы помните старика Эзопа? Да-да, того самого, о котором когда-то бормотали по курилкам частушку, мол, КГБ пришло к Эзопу и взяло его за… Смысл нам, конечно, ясен: может, хватит этих басен? Так вот, Эзопу как-то предлагали ответить на вопрос, как выпить море, и он справился. Я всю свою жизнь пытаюсь либо выпить море, либо и того хуже – выпить океан.

Был 1999 год, передо мной на столе лежали карты Нью-Йорка и Торонто, и я не имел никакого отношения ни к США, ни к Канаде… Я вел весьма успешный бизнес в Израиле – школу, готовившую врачей, медсестер и фармацевтов к экзаменам Минздрава. У меня все было. И чего мне еще было надо? Но нет, в ушах гудело: «Боря, выпей море!», и как-то подозрительно пересыхало в горле. Я понимал, что Израиль —это тупик. Попытка развить курсы, чтобы обслуживать государственные медицинские и медсестринские школы, натолкнулась на такую враждебность Минздрава Израиля, что они даже потратились на объявление в местной ивритоязычной прессе, что мы плохие и к нам ходить не надо. Естественно, это подняло нашу популярность до небывалых высот, но почему-то по ночам снились тюремные переходы… Никогда не злите государство, в котором вы имеете честь или несчастье проживать. Это хуже, чем пилить сук, на котором сидишь, потому что гравитация – сила темная и необузданная, а любое государство – сила еще более демоническая и еще менее обузданная.

В Израиле проблемы ширились. Правда, были они какие-то пока неявные. Как я уже упоминал, вдруг убили знакомого издателя – ни с того ни с сего… За что? Неизвестно. Милая российская действительность явно пыталась вползти и в страну, название которой так долго казалось неприличным. Вслушайтесь в это слово: «Израиль». В свое время нам вдолбили, что это что-то такое же неприличное и несправедливое, как «аборт»… Гордая маленькая страна, какой она представлялась мне, когда я с миллионом себе подобных ринулся туда в начале девяностых, оставалась где-то на задворках воображения. Реальность же звенела в ушах жаркой правдой Ближнего Востока. Израиль показывал себя в своей полной красе. Череда идиотских политических ляпсусов сделала сообщения о взрывах автобусов постоянным атрибутом выпусков новостей – как прогноз погоды. Да и с погодой дело было плохо – жарко, голубое до дури небо без облачка, пылевые бури и марсианские ландшафты, так что хотелось куда-нибудь уехать посевернее и поскорее.