В лекции «Язык и знание», прочитанной в 1989 году, философ Владимир Бибихин сказал об этом так: «В поэтическом слове событие здесь и теперь говорит полным голосом. Слово в своем существе голос события. Язык человечества существует постольку, поскольку есть человеческая история со своим говорящим событием».
Поэтический язык Баумана до предела насыщен культурными аллюзиями, но этот язык не вторичен: войдя в мир, поэт воспринял культуру, историю, антропологию, все их накопленное богатство как первозданное событие – и ответил на него событием своего стиха, став в ряд совершающих тот Божественный и человеческий танец, с упоминания о котором мы и начали этот витиеватый пассаж – предуведомление читателя о радости, которую он испытает, знакомясь с умным, тонким и уже состоявшимся поэтом.
Сергей Круглов
Между небом и пеплом
Появление такого поэта, как Андрей Бауман, провоцирует на то, чтобы, не боясь «высокого штиля», извлечь хорошо забытое старое из-под глыб претендующего на нечто новое мусора. Взять и напомнить, например, о том, что голос подлинного поэта всегда не только его голос, но и голос всех поэтов его языка. Это во-первых. Во-вторых, голос подлинного поэта всегда вместе с тем уникален и свеж как зеленый росток, будучи обязан и новизной и неповторимостью тому тысячелетнему древу Традиции, которое, как и религия, есть связь и восстановление связи всего со всем в ее Истоке.
Книга
называется «Тысячелетник» – это и есть то упомянутое здесь древо, напомнить о котором пришел Андрей Бауман. «Тысячелетник» – амбициозный вызов сегодняшнему «литературному процессу», а вместе с ним – городу и миру товаров разового пользования, на дух не переносящему таких мер и весов, такого слова. Это не блеклый «бессмертник», не сухой и невзрачный «столетник», это вообще не цветочек, будь то мелкого «зла» или столь же худосочного «добра», это не витиеватая поросль мелкотравчатых «смыслов», это даже и не стихи в сегодняшнем понимании того, что они такое. Это гимнография – слово, которого компьютер не знает, а читатель не помнит. Как вряд ли помнит, кто такая Полигимния, давно, со времен Державина, не объявлявшаяся в наших краях. Но какие музы, какая музыка, а уж тем более – гимны, о чем вообще можно говорить всерьез здесь и сейчас? Однако Андрей Бауман говорит, раздражая на дух не переносящих ничего «религиозного» и «возвышенного», говорит, не боясь быть обвиненным в «пафосности» и прочих непростительных во времена постмодернистской игры в бирюльки грехах. Своим «Тысячелетником» он заявляет: Автор жив, а вот живы ли вы, ребята, – не факт. Потому что жизнь, как напомнил однажды А. Ф. Лосев, – это или бессмыслица, или жертва. Но может ли времяпрепровождение, где смысловые связи разорваны, именоваться жизнью? Не слишком ли много чести? Не смерть ли это в том смысле, в котором понимали ее все традиционные культуры, говорившие не о превращении в ничто, а о бесплотном существовании в шеоле или Аиде?
То же самое, что сказано Лосевым о жизни, можно отнести и к поэзии. Она, говоря по высшему счету, или хвала и плач (жертвоприношение) – или ничто, суета сует и всяческая суета. Не поэзия, а в лучшем случае – безобидная болтовня, детский лепет, птичий щебет…
Настоящий поэт, по Бауману, тот, кто сам становится словом, и он, «становящийся словом – обнажается от себя. / Становящий слово – впервые рождает и рождается в сущих. / Слагающий стихи / говорит ради тех, в тех и во имя тех, / чей голос отрезан от слуха и языка: / говорит от имени / всех погибших и всех заключенных в молчание. / Он говорит ими, / а они – им. / Первое в нем – прославление, / второе в нем – оплакивание. / Всё в нем – пересозидание, / и всё в нем – сберегание. / Слагающий стихи / хранит мир / и объявляет мир / сущим. / В его гортани и пальцах / всё – впервые, / всё – в последний раз / и всё – неизменно. / Непоправимый дар дыхания / нарекает имена, / вовлекая их выстоять против забвения. / Слагающий стихи есть стяжение и взаимность / между небом и пеплом, / между живыми и мертвыми. / Они – его вещество, его рождающая земля, / он – их кровообращенная речь».
Стихи ли это? Если вспомнить, что «стихи» суть «начала», а «музы» – «мыслящие» (мыслящие о вечном дочери Мнемозины-памяти), то именно это – стихи. Не сомневаюсь: в Античности Баумана признали бы за своего, как и в так называемые Средние века.
В пришедшем на смену «железному» пластиковом веке он едва ли будет принят за своего даже «профессиональным сообществом»: слишком нестандартен даже для «архаиста». Какой ярлычок повесить, сдавая «в хранилище» подобную поэтику? И Бауман, разумеется, знает, что расклад именно таков и другим, вероятно, не будет. Тем не менее система, бывает, дает сбои – и премию «Дебют» присуждают именно Андрею Бауману. И вот ты, читатель, держишь в руках эту книгу. Не засушенный бессмертник псевдотрадиционализма и не мертворожденный пустоцвет, претендующий на «инновацию». Это – поэзия в том смысле, который изначально придавался названному греческому термину. И это, повторюсь, древо Традиции, коренящееся в перегное ушедших эпох, дающих свежие побеги и шелестящих новой листвой «между небом и пеплом».
Константин Кравцов
Дерево
…как дерево, как будто это снимокизвилин Бога, дерево, во всеммолчащем потрясении своем…Владимир Гандельсман. «Дерево»
Растущее в достаток световой —Вглубь неба пробуравленная шахта, —В него впиваясь кроной корневой,Оно – самостоянье, ось ландшафта,Весь лес его взошедший строевой —Идущий ввысь, – материя, кораДыхания, избыток корабельный,Земное источение нутраСквозь кольца годовые, колыбельныйШирокий шум, вбирающий ветраИ смех воздухоплавающий крон, —Прожилок золотящихся венозныхМерцание, столетний птичий трон:В цвету его сияний кровеносныхСогретый воздух пьет горячий гром,Играющий в стволах, где солнцетокДостигнет совершенства кругового.И ветви-центробежцы – взрыв, поток —Спешат вовне: расширить власть живого,Под сень свою малейший взять росток…Но как двоякодышащее словоИдет в доречевой его исток,Так дерево землей пребудет снова.2 февраля – 8 марта 2009
Служение
под небом настоящегос таинственного цельнозвучия языкапросторного и простоголосогов тишине замолвленного словечкаисходит предстоя смиренная, мироносная сутьсоль разделенная на хлеб и водув вересковой простой грамматике землипреломляязвенящими глотками виноградное солнцеслужения час пробилв часовнях пашен и рощзаливное лугов преподано вечерничающей мошкарептичий неф струится к светородящему алтарюв сердцевину мыслящей речи23–27 июня 2011
Обратное странствие
Когда внутри услышишь говор птичийи гул тысячелиственной волны —их путеводной сделайся добычей:вдоль поколений, что заключеныв тебе, ступай, ведя их как лозничий;древесными корнями тишинывбери в себя всю кровность осязаний,сквозь каждую пройди земную пядь,вглубь воздуха,
проросшего глазами,молитвенно раскрывшимися вспять —к смотрящему из них первоистоку;за прядью дней разматывая прядь,необратимо двигайся к востокуот времени, с которым началосьизгнанничество; вверх по кровотокуиди обратной ощупью: насквозь,в доопытную тьму неразделеньяна свет и тьму; лимбическую осьмежтеменного кругообращеньяв телах взведенным сердцем ощути,теперь познавшим первый день творенья,откуда все расходятся путис неукротимой сжатостью лавины.Ты должен воедино их свести,земную жизнь пройдя до пуповины.27 июля – 20 августа 2011
Пир
(Диптих)
I. Пир богов
За столами, что простерлись вглубь горизонтаза широкими ясеневыми столамиот зачатья временпируютмолодые, веселые богидети ясного, тонкорунного небаи смуглой, спелой землиот рожденья временпьют виноградную кровьлегконогие богиот возрастанья временвкушают плодовую мякотьи зрелость колосьевпьют глазами, губами, всей кожейиз ликующей чашисовершенные, юные богиот цветенья временприобщаются плоти святого оленя ибога-быкаразделяют его плодоносное телои столикую силусо смиреньем несут ему в дарживотворную славусветлоокие богиот хмеленья временкаждый дарственный взгляд их танцуеткаждый мускул икаждый их атомвожделеет по мируот познанья временсочетаются с небоземлеюбез корысти взалкавшие богипобедные лозыпозвоночникодреваот закланья временсовлекаются волисамовластные, гордые богиотдают себя в пищумгновенноживущимналивается зрелое, терпкое словостал язык их – лозоютела их – пшеницейи время их – пашнейи чаши их – лономи смерть их – рожденьемот скончанья временвозгорается правящий ясеньбессмертные богиэто черные свечив хиросимском полуденном солнцебессмертные богиэто пепельный воздухчеловекоплавильных печейчтоб выковывать душибессмертные богиэто вмерзшие в кожу ресницысоленый их мраморсоловеющих северных сумерекчерное солнцеотрезает земли пуповинукосыми лучамипируют бессмертные богиперемолоты в пасти эпохдрагоценное житозолотые их прядисучит словно нити судьбадрагоценная пряжакапилляры их – быстрые рекидрагоценное миропируют бессмертные богиза столами, что простерлись вглубь горизонтаза широкими ясеневыми столамитак приносится вечная жертватак умирают бессмертные богитак обновляется мирОктябрь–ноябрь 2009
II. Поминовение
Вровень с пейзажем простенькими монотонно каплющим —тусклые лица, страшненькийи бесконечный путь:по пустырям и просекамтянутся к серым кладбищамтраурницы и бражники —прошлое помянуть.Прошлое их помятое,прошлое поминутноев оспе горячих точечек,в горле их – суховей,стынет из глаз невнятная,глупая влага мутная,и поливает дождичекмертвых их сыновей.Сядут, хабарик высмолят,пальцами заскорузлымивынут стакан с испаринкой,ветер затянет вследголосу их – над избамии над сухими руслами,и на газетке старенькойбудут вино и хлеб.28 августа – 4 ноября 2009
Андрогин
В цветковом сердце янтарного днякарей стрельчатой ночи, —позвоночник океана,кортикальный огонь родовидящий,возводящий сквозь карминовый жар планет,кругообращающихся сфер, —он вдыхаеткрилевый воздух водв рыжем кипении солнц многократныхв круговине дельфиньего светав центре всех становленийв средоточии лиственных воинствобнаженный до птицы и зверяв перикарде,до червя, и тюленя, и ангела – в семениобоюдополярном, —сопричастник всегоразжимающегося универсумавсей пульсирующей лествицы душ.Веснушчатые звездыдолгих галактик —в центре его ладоней;не рассеченный на поздние глины, —утренне-полночь —первообраз Леонардовых форм совершенных,витрувианский огонь макрокосма,андрогин:утвержденный в середине моря и суши,всеприимный,простерший кресторадостно руки объятий, —бог, становящийся всеми,сорадостный исострадающий всем.15 сентября – 8 ноября 2010