Тысячелетний мальчик
Шрифт:
– Мам! – сказал Джек, но тоже засмеялся.
Не думаю, что он хотел обидеть меня своим смехом. Но я внутренне задрожал, потому что всё это уже проходил. Подозрение, недоверие, постепенное – иногда резкое – охлаждение к странному мальчику, который не становится старше.
В скором времени я услышал, как они меня обсуждают. Колокольчик в лавке, который звенит, когда покупатель открывает дверь, сломался, и никто не понял, что я вошёл.
Из задней комнаты донёсся голос Джека. Он повторял старую мамину шутку новым, низким голосом.
– …плесень на сыре растёт быстрее, говорю тебе!
– Не надо,
Это был голос девушки, Джин Палмер, за которой Джек начал ухаживать. Я видел её пару раз. Она была симпатичная.
– Альфи не убогий. С ним что-то другое, – сказал Джек. – Он совсем не изменился за пять лет. Пять лет. И ты слышала, как он говорит? Утверждает, будто он из Хексхама. Но я знаю Хексхам. Там говорят иначе.
Я перебрался от прилавка к сложенным коробкам и скорчился за ними. Я не хотел, чтобы кто-то, выйдя, обнаружил, что я подслушиваю.
– Ну да, разговаривает он странно, согласна, – сказала Джин Палмер, – но он мне нравится.
– С ним что-то не так, Джин. И с его тётей тоже. Она не смотрит в глаза, когда с тобой разговаривает. Живёт в лесу одна, с козой, подумать только! Старуха Лиззи Ричардсон говорила маме, что много лет назад они встречались в Норд-Шилдсе. И тогда у неё был сын, которого тоже звали Альфи. Не подозрительно, а?
– Лиззи Ричардсон? Да ей за восемьдесят.
– Вот и я об этом, Джин. Значит, если миссис Ричардсон знала её в Норд-Шилдсе, то миссис Монк сейчас шестьдесят с лишним, не меньше.
– Для такого возраста она хорошо выглядит, скажу я вам.
Тут в лавку вошёл покупатель и закричал:
– Эй! Продавец!
Я незаметно выскользнул и, опечаленный, поехал домой.
Вот так оно происходило – постоянно, снова и снова, хотя в тот раз всё случилось быстрее, чем обычно.
Видите ли, так не бывает: чтобы ты не становился старше, а никто бы этого не замечал. Люди болтают, люди сплетничают. Тебе может сходить это с рук гораздо дольше, чем ты ожидаешь; но в конце концов люди всегда ведут себя как… как люди.
У них были причины для подозрений. А мы с мамой ещё больше всё запутывали. Племянник я или сын? Мама говорила всем, что её собственная мать тоже жила в этом доме.
Старики вроде Лиззи Ричардсон – с хорошей памятью – однажды умирают и забирают свои воспоминания с собой. Живые решают, что это были измышления дряхлого мозга. Ведь в такое и правда невозможно поверить.
Но нельзя обманывать всех и всегда.
Глава 22
В 1939 году Джеку исполнилось шестнадцать. Он превратился в высокого парня с кривой улыбкой. На шестнадцатый день рождения, понимая ожидания Джека, я купил ему пачку сигарет. Он хотел меня угостить, но я ещё год назад попробовал табак и знал, что такое мне не по вкусу. Услышав моё «нет», Джек усмехнулся.
Однажды летом я зашёл в лавку в Садах Истбурна. С подслушанного в задней комнате разговора прошло уже несколько недель. Миссис МакГонагал покачала головой.
– Джека нет дома, сынок. Он в последнее время очень занят. Много помогает в лавке и поэтому не может выходить.
«Где же правда? – подумал я. – Его нет дома, или он не может выйти?»
Было ясно,
что она лжёт.– Может… я завтра зайду?
– Нет, сынок. Думаю, лучше не надо. Говорю же, он очень занят в лавке.
– В-вы скажете ему, что я приходил?
– Ну да.
И она переключилось на другого покупателя.
– Мистер Аберкромби. Как ваша крошка Квини? Вы слышали новости про мистера Гитлера? Вскоре будет об этом передача.
Затем я услышал девичье хихиканье из задней комнаты. Дверь в неё была закрыта, но не плотно, и оттуда доносился шум. И запах сигарет.
Я, как и вы теперь, конечно, догадался, что смеялись надо мной. Джек и Джин смеялись, а я всё понял.
Он не хотел показываться на улице в обществе мальчика, которому на вид было одиннадцать. Мальчика, которого не пускали на танцы, мальчика, который не курил, мальчика, которого не интересовали девочки, который… ну, был ещё мальчиком. Странным мальчиком. Таким мальчиком был я. Это и сейчас я.
Я проглотил комок и глубоко вздохнул. Так уже бывало, но я всё равно злился.
Потом, когда я уже был на улице, Джек и Джин вышли из лавки и разошлись в разные стороны.
Я смотрел, как Джек идёт по улице, и мои щёки горели от стыда. Забыв о столетиях, проведённых в тени, и привычке не поднимать шума, я побежал за ним.
– Эй! – закричал я. – Эй, Джек!
Он обернулся.
– О! Привет, Альфи, – и покраснел.
Что тут можно было сказать? Я не нашёл нужных слов. Мгновение мы стояли лицом к лицу: я, мальчик в коротких шортах, и юноша. Джек втянул в себя сигаретный дым и взглянул на меня сверху вниз. С высоты своего роста. Притворяться было бессмысленно.
– Я слышал, что ты сказал Джин. Несколько недель назад. Будто со мной не всё в порядке.
– Э… Хм-м…
Он пожевал нижнюю губу, посмотрел на меня и выпустил дым изо рта.
– Я думал, ты мне друг.
– Друг, Альфи, друг, только…
Джек отвёл глаза. Он смутился, но мне было всё равно.
– Может, сядем?
Рядом была низенькая стенка, и мы сели на неё. Джек прежде расстегнул пуговицу куртки и поддёрнул брюки у колен. Это было так… по-взрослому.
– Дело в том, Альфи… – он замолчал.
Наверное, он сам себя не понимал. Я прервал паузу.
– Я тебя смутил – так, что ли?
Поколебавшись немного, Джек ответил:
– Нет, Альфи!
Но колебания выдали его. Они рассказали всё, что мне нужно было знать. От избытка эмоций у меня перехватило дыхание.
– Мне, между прочим, не обязательно оставаться таким! – сказал я и продолжил ещё громче. – Я могу всё повернуть вспять!
– Ты можешь всё повернуть вспять? Что повернуть?
Я и так уже сказал больше, чем собирался, поэтому, весь дрожа, замолчал.
– Слушай, Альфи, – Джек поднялся. – Ты хороший парень. Ты был хорошим другом. Но… знаешь, люди меняются.
Он раздавил ногой окурок.
Это был конец. Джек отвернулся и пошёл к Садам Истбурна, а я снова попытался проглотить застрявший в горле ком.
Глава 23
Маме я ничего не рассказал: она бы только расстроилась. Вечером я подоил Эми и, как обычно, перевернул сыры в маленькой кладовке. Всё это время в горле у меня стоял комок, от которого я никак не мог избавиться.