Тысячелетний воин Ярополк

Исподнее я надел быстро, но при этом сразу удостоился насмешки со стороны Вась Вася.

– Угу, сам. Ты их задом наперёд одел и шиворот-навыворот. Блин, не был бы я в том дерьме, что сейчас, даже не думал бы тебя взять. С тобой геморроя будет больше, чем с иным троллем.

Я поднял взгляд на Василия. Упырь он везде упырь, но сейчас в словах этого умертвия сквозило то же, что и в речах Ратибора, убитого мной. Нехорошо так просквозило. Захотелось взять этого толстяка за горло и прижать к стене.

– Ну да ладно, – продолжил Вась Вась, – мы сделаем из тебя человека.

Он достал из свёртка синюю, как чистое небо, рубаху и приложил к моей груди, привередливо рассматривая, впору ли одёжа будет. А я уставился ему в глаза, скрытые за жёлтой слюдяшкой. И покуда глядел, наваждение стаяло, как утренний туман. Глаза у него не как у убиенного княжича, а скорее, как у ключника княжеского. Тот тоже всё ворчал и ворчал, но приди к нему с просьбой, последнее отдаст. Хотя поворчит знатно, проклиная всё на свете. А пьяный, так вовсе любил на сеновале улечься, уставиться в небо и рассказывать байки, то как он к девкам в баню ужа запустил, да то, как из степняцкого плена бежал. Помню, ляжем мы с соседскими мальчишками рядом с ним, а он долго и похабно про Царьград рассказывал, мол, девок что за сиськи, что промеж ног за серебрушку щупать можно. Или как он лошадь полосатую видел, мол, из Ягипта привезли. От самого хмельным разило, а мы, раскрыв рты, слушали до самой ночи, а ещё и спорили, что не бывает полосатых лошадей. Ключник тоже молвил, что до утра пытался отмыть краску, но не отмыл и проспорил целый золотой, а его ещё и на смех подняли. Может, потому после смерти Жданы и батюшки я и подался в Царьград, что запали мне в голову те сказки.

Я улыбнулся. Сможется с Василием службу нести. Стерпится. Но про всё новое сам буду узнавать. Чай, не дурная моя голова.

«Футболка», – прошептал толмач, когда я взял рубаху в руки.

«Штаны, носки, кроссовки», – перечислил крохотный дух всё, надетое мной.

– А большое ли жалование? – спросил я, потянувшись.

Ткань была добротная, тонкая. Такую ткань ни в Новгороде, ни в Царьграде на торжищах не видел. Разве что шёлк похож, но он всё же другой. И сколь стоить может, думать страшно.

– Тихо! Порвёшь! – повысил голос Василий, когда я развёл руки в стороны и сделал глубокий вдох. – Тоже мне, Конан-варвар нашёлся.

– А он и так Конан-варвар, – произнёс молчавший Никита. – Десятый век.

– Я Ярополк, – тихо прорычал, не зная, почему меня каким-то Конаном величают.

– Ну, мне что Егору Олеговичу сказать? – спросил дьяк, – брать будешь? А если нет, мне его в центр социализации сдавать придётся.

Я поглядел на Никиту, который сейчас говорил обо мне, словно о невольнике на рынке. Тем более о жаловании Вась Вась промолчал. Ну, даже если невольник, сбежать успею. Не впервой.

Упырь отошёл на несколько шагов, вытянул в мою сторону руку со стиснутым кулаком и оттопырил большой палец. После он закрыл один глаз и стал глядеть так, словно мерку снимал.

– Да беру, беру, – согласился он. – Пойдём.

Пухлый упырь с серебристыми волосами развернулся на пятках и направился к двери. Я оглядел напоследок белую клеть, в которой пришёл в себя, и последовал за ним.

– Халат оставь! Он казённый! – прокричал Никита, а я глянул на него и с улыбкой покачал головой, перехватив белую рубаху поудобнее.

– Не отдам.

Дьяк скривил рожу, словно кислого съел, а я засмеялся и пошёл по длинному межклетью, в котором было много разных дверей, и в конце начал подниматься по ступеням. Мне не зря приснилось, что пребывал в землянке. Мы действительно были под землёй, а над нами возвышался весь огромный дом.

Лестница кончилась, на выходе нас смерил взглядом стражник в странной одёже с тёмными и светлыми пятнами, а потом мы оказались под открытым небом. Это был двор, огороженный высоким рыжим забором. Не частоколом, а сложенным из ровненьких кирпичей.

Я поглядел под ноги. Вместо земли мы стояли на чём-то сером и настолько сильно утоптанном, что двор ровненький, аки скатерть. И если виденные на мониторе-витраже дороги столь же ровны, то пожелание «скатертью дорога» сбылось спустя тысячелетие. По такому пути можно день идти и усталости не приключится. А ещё во дворе стояли те железные жуки с колёсами.

«Автомобиль, – прошептал толмач на ухо, – сие есть повозка крытая. Пользует горючую жижу для питания и движения. Жижа зовётся бензином. Использование тягловых животных исключено».

Я почесал в затылке. Как же это, без животины и едет? Да ещё и жижу горючую ест.

– Не стой столбом, – пробурчал Вась Вась, и подошёл к одной из повозок, зелёной, как болотина.

Он достал из портов ключ с чёрной висюлькой, а потом что-то сделал, и телега дважды громко пикнула, аки птица певчая в кустах. Василий открыл дверцу и похлопал по железу, как по шкуре животины.

– Это мой Барсик. Уазик-буханка. Неприхотливая машинка, хоть и ест бензина много. Ну, залезай.

Сам он прыгнул слева, схватившись за чёрное колесо и сунув ключ куда-то вниз. Барсик чихнул разок, словно большой пёс, а потом заурчал, как рысь. Стоило, наверное, удивиться, но я уже не мог. Я просто устал. И проклятия, и тысяча потерянных лет навалились в один миг, лишив остатков сил и способности удивляться. Рассудок отказался принимать всё происходящее, ну телега с огненным нутром, ну дома до неба. Ну этот… толмач услужливо подсказал слово «асфальт». Всё равно.

Я увидел такую же дверцу слева и залез в неё, усевшись на обитом кожей стуле. Но стоило сесть, как толмач начал без умолку трещать слова невпопад.

«Рулевое колесо, приборная панель, спидометр, тахометр, педаль сцепления, педаль тормоза…»

– Хватит! – закричал я, схватившись ладонями за голову. – Умолкни!

Толмач и в самом деле смолк, а Василий с тоской поглядел на меня, а потом Барсик зарычал громче и покатился к воротам, которые начали открываться сами собой. Я даже этому не удивился. Рассудок подсунул одно единственное слово – колдовство. А раз так, то потом разберёмся.

– Я ведь не всегда вампиром был, – начал Вась Вась, как-то заговорщически, и этим снова напомнил ключника, заставив улыбнуться и опустить руки. – Я в Петрограде жил. Был репортёром на небольшом канале. Жена, две дочки. А потом сунулся, куда не следовало, покусали. Как очнулся, уже поздно было процедуру девампиризации проводить. Жена поплакала, а потом предложила уехать подальше. Вот я в Сибирь и подался. Я ведь почти всё, что зарабатываю, семье отправляю. С девочками моими постоянно связь держу, но я болен, и потому лучше не рисковать.

Он говорил и говорил, а тем временем мы выехали на большую дорогу, где сновали сотни и сотни таких же огнебрюхих телег. Порой и такие встречались, что целую торговую ладью перегрузить можно, ещё и место останется, столь велики.

Он всё рассказывал о жаловании, о своём деле. Оказывается, город Новониколаевск огромен. Помнится, в Киеве было сто тысяч народу, а здесь полторы тьмы по великому счёту. В десятки раз больше. И город принадлежал не только людям, но и нечисти разной. И со всех сторон тянулись нелюди сюда. Порой, мирные, порой, не очень. Вот тогда и понадобились охотники на монстров. Иные с разрешений государя охотились ради денег, другие ради славы, но работы меньше не становилось.