Тысячи лиц Бэнтэн

И тут я заметил, что дверь запечатана сваркой. Я слыхал, что некоторые японские гостиницы запечатывают номера, где останавливался его императорское величество. Но как-то я сомневался, что император когда-нибудь спал в этом подвальном номере, меньше чем в миле от императорского дворца.

— А зачем вы дверь запаяли? — спросил я.

Морж слегка дернул усами, выдавая неловкую улыбку. Снова откашлялся и уставился в пол.

— Пожалуйста, примите мои самые искренние извинения. Официальная политика отеля «Лазурный» запрещает обсуждать именно этот момент.

— Это еще почему?

— Мне очень жаль, но политика отеля запрещает мне обсуждать политику отеля.

— Ну тогда, сдается мне, вы только что нарушили политику отеля.

Он на секунду задумался.

— Кажется, и правда.

— Тогда, может, вы продолжите и расскажете остальное?

Я одарил его самой невинной из своих улыбок. Морж подумал, а потом выдохнул объяснение:

— При покупке здания прежние владельцы настояли на том, чтобы номер остался запечатанным. А еще настояли, чтобы картина по-прежнему висела на двери. Это было условием продажи. Видите ли, за свою короткую историю отель много раз менял хозяев. Но всегда оставались пустой номер и гравюра Бэнтэн.

— Но почему?

— Простите?

— Ну, она удачу приносит или…

— Да! — воскликнул Морж. — Да, точно так. Как вы говорите, это на удачу. Это давняя и благородная традиция, и отель «Лазурный» гордится ею.

Этот город вечно находит новый способ сбить меня с панталыку. Гостиничный управляющий в прикиде флотского офицера девятнадцатого века, золотая рыбка вместо карпа, гравюра Бэнтэн на двери пустого номера, запечатанного в честь почетной традиции, которую отелю запрещено обсуждать. В отеле «Лазурный» все было как-то мутно, но я лишь уверил Моржа, что буду нем как могила, и поблагодарил его за тур.

Сунув руку в карман, Морж вытащил часы — с откидной крышкой, на золотой цепочке. Открыв часы на секунду, Морж захлопнул их и вернул в карман. Затем отвесил мне небрежный поклон, развернулся на каблуках и потащился к лифту.

Что-то в его шагах напомнило мне унылую походку Накодо после нашей утренней встречи. Я припомнил свои жизнерадостные утешения, как я практически в открытую разнес в пух и прах его беспокойство о пропавшей дочери. Конечно, я ничего не мог сделать для них с Миюки. Но все равно утром что-то было не так. Я снова уставился на Бэнтэн. Все не так.

8 РЕКА НИХОМБАСИ

На следующий день никаких чуваков в белом, дымящих в моем номере, так что начало удачное. Однако, так и не научившись не искать от добра добра, я решил позвонить частному детективу Ихаре — одному знакомому мудозвону из Роппонги. Хотя было еще рано, я знал, что Ихара уже торчит в своем офисе. Этот чувак первый на очереди на кароси — смерть от сверхурочной работы. Только японцы могли придумать такой термин.

— «Глаз Сыскаря», — ответил усталый голос.

— Доброе утро, могу я поговорить с Ихарой-сан?

— Ихара на проводе.

По-моему, он не в восторге быть Ихарой или быть на проводе. И я не ждал, что от моей следующей фразы он забьется в экстазе.

— Это Билли Чака.

На семь секунд трубка наполнилась нерешительной статикой. Я смотрел, как на другом конце комнаты золотая рыбка нарезает круги в аквариуме, и так и видел Ихару — как он сидит за огромным столом в навороченном офисе, пялится на телефон сквозь очки толщиной с бутылочное донышко и жалеет, что не заставил свою дорогущую секретаршу приходить в офис пораньше, чтобы отсеивать звонки.

— Значит, тебя снова пустили в страну.

— Соскучился?

— Как по своей опухоли.

— Не знал, что у тебя опухоль.

— Больше нет. И я по ней не скучаю.

Мы с Ихарой знаем друг друга сто лет. Когда мы познакомились, он был заурядной ищейкой и еле сводил концы с концами, а я был безбашенным репортером, у которого слишком много свободного времени и вечно свербит в одном месте. Наши дорожки пересеклись в Иокогаме, когда из-за его страсти к приемчикам «упреждающего слежения», как он это называл, меня едва не угробила куча оболваненных рогоносцев из морской пехоты. С тех пор Ихара превратился в крутейшего частного детектива и открыл шикарный офис в районе Роппонги — Аояма. Название своей шарашки — «Глаз Сыскаря» — он произносил с таким смаком, что брызгал слюнями прямо вам в лицо. Ихара особенно перся от того, что когда-то его наняли проверить родословную потенциальных невест наследного принца Нарухито, чтобы Императорское придворное агентство могло дать от ворот поворот тем кандидаткам, в чьих родословных оказались намеки на рак, болезнь Альцгеймера, церебральный паралич, менингит, агнозию на лица, проказу, плохие зубы или — о ужас! — «иностранные влияния».

Я давным-давно рассчитался с Ихарой за Иокогаму, и с тех пор мы стали не то чтобы друзьями, но вынужденными союзниками. Полностью я ему не доверял, но этот парень знает о сильных города сего больше, чем кому-либо полезно для здоровья. А Накодо со своим особняком за миллионы баксов, уютно пристроившимся в Арк-Хиллз, как раз из тех, на кого у Ихары наверняка есть досье.

— Мне нужна кой-какая информация, — сказал я.

— Попробуй поисковик.

— Мшу купить тебе конфеты и сочинять любовные вирши про луну, но я рассчитывал все это пропустить и сразу перейти к делу. Мы оба знаем, что я у тебя не интервью беру.

— А какие конфеты? — спросил он.

Тут уж я воззрился на телефон с недовернем.

— Я серьезно, — повторил Ихара. — Какие конфеты?

— А хрен его знает. «Поки Стикс». [21]

— Хмм. Шоколадные или клубничные?

— Шоколадные.

— Шоколад мне нельзя, — пожаловался он. — Врач запретил.

— Ну, значит, клубничные.

— Терпеть их не могу.

— Слушай, Ихара…

— Да не парься ты, Билли, — захихикал он. — Что, от жары чувство юмора засохло?

21

Длинные тонкие пшеничные крекеры, покрытые глазурью с разными вкусами.

Кровь ударила мне в голову, но я постарался успокоиться. Если я доживу до отставки из «Молодежи Азии», обязательно наваяю книжку под названием «Дзэн и искусство обращения с идиотами». А детективу Ихаре посвящу целую главу со множеством сносок.

— Мне нужна информация на чувака по имени Накодо, — сказал я.

Обрушилась тишина. Паническая. В этой тишине вопила сигнализация, орали сирены, кипели беспорядки на улицах. Потом безмолвный хаос вымер, и заговорил Ихара:

— Я вешаю трубку.

— Ихара…

— Ты по сотовому говоришь? Блин, скажи, что не по сотовому, пожалуйста. По сотовому, да?

— Да у меня вообще мобилы нет.

— И все равно я вешаю трубку. Встретимся на кладбище Лояма. В полпервого, скажем. Принесешь пятьдесят штук йен, упакуешь их в сегодняшний номер «Дейли Емиури». И вообще я передумал — тащи конфеты.

Он бросил трубку, а я так и не успел выяснить, каких конфет ему надо.

Сжалившись над гудком, я положил трубку и отправился в душ. Почему-то грохот воды, стучащей по ванне, напомнил мне стрекот шариков патинко, рассыпающихся по полу в зале «Счастливой Бэнтэн». Я вспомнил о несчастливом Гомбэе, размышляя, чем он занимается в такой час. Наверное, торчит где-нибудь на тротуаре, в очереди вместе с домохозяйками, пенсионерами и свеженькими безработными, жаждущими сорвать первый джекпот, когда в десять утра откроются залы патинко. Я мысленно пожелал Гомбэю удачи. Парень ее заслужил.