Тюдоры. «Золотой век»

То есть кардиналу Уолси ставилось в вину то, что он кардинал.

Томас Уолси, согласно приказу короля, должен был выехать обратно под стражей, названной для приличия вооруженным эскортом. Ему предстояло ответить на новые обвинения, на этот раз в государственной измене (Нigh Тreasоn).

Утверждается, что после этого он отказался от еды, сказав, что предпочитает умереть от голода, чем от того, что ждет его в Лондоне.

Уолси умер по пути в Лондон в ноябре 1530 года, но не в придорожной канаве, как гласит легенда, а в аббатстве. Впрочем, смерть вполне могла настигнуть его и в канаве, ибо посланный из Лондона гонец имел инструкции к начальнику конвоя о доставке узника в том состоянии, в котором он пребывает, без оглядки на его здоровье. Однако это указание – везти узника без оглядки на его здоровье – не пригодилось. За день до получения инструкций Томас Уолси успел умереть – а какое уж у трупа здоровье!

Есть легенда, что перед смертью Уолси сказал:

«… если бы я служил Богу так, как служил королю, он не оставил бы меня в моей старости в такой беде…»

Томас Болейн, отец леди Анны, при получении в Лондоне известий о конце его врага и оскорбителя устроил банкет, на котором было дано замечательное костюмированное представление. Тема представления была задана хозяином дома: кардинал Уолси спускается в Ад.

II

Заполнить брешь, оставшуюся после устранения Томаса Уолси, королю было нелегко – уж очень большую роль он играл, и уж очень многими делами он занимался. К тому же Генрих Восьмой и не хотел создавать себе «второго Уолси» – в этом смысле он интуитивно следовал правилу, которое через добрых 400 лет, в 30-е годы XX века, будет с чеканной точностью сформулировано И. В. Сталиным, – «… незаменимых у нас нет…».

Поэтому пост лорда-канцлера, который раньше занимал кардинал Уолси, был передан Томасу Мору, вопросы церковного права перешли в ведение епископа Винчестерского, Стивена Гардинера, бывшего любимца Томаса Уолси, – он с завидной скоростью сориентировался в новой ситуации и «… встал на сторону права и короля…», дипломатические и посольские функции кардинала перешли к его заклятому врагу Томасу Болейну, который к тому же был отцом леди Анны и уже в силу этого мог рассчитывать на королевскую милость, а еще к этой новой свите короля добавился новый персонаж – Томас Кранмер.

Обнаружился он вот каким образом: Стивен Гардинер занимался делом о разводе короля с точки зрения канонического права и в процессе исследования имеющихся прецедентов познакомился с архидьяконом и ученым-филологом Томасом Кранмером, который, во-первых, выразил свою полную поддержку Великому Делу Его Величества, во-вторых, предложил перенести «поле битвы» из церковных судов на факультеты теологии университетов.

Гардинер был человеком очень умным – Томас Уолси недаром считал его своим любимым учеником, – и он немедленно увидел открывающиеся в этом направлении возможности. Понятное дело, выиграть спор в академической среде практически невозможно, но вот создать особое мнение – возможно, и даже очень. А уж как опереться на созданное таким образом особое мнение, Стивен Гардинер знает и сам.

И епископ Винчестерский, Стивен Гардинер, представил Томаса Кранмера королю – и тот немедленно поручил ему провести изыскания книг и документов, необходимых для обоснования Великого Дела Короля, – посольской миссии к папскому двору требовались аргументы. Таким вот образом сорокалетний скромный ученый, привыкший к тиши библиотек, вдруг оказался на королевской службе, да еще в самой гуще политической борьбы.

Ни Томас Кранмер, ни король Генрих, ни Стивен Гардинер, и вообще никто не мог и подозревать, какие огромные последствия для английской Церкви будет иметь это вот обычное рабочее подключение нового сотрудника, по натуре своей тихого и скромного интеллектуала, к процессам государственной деятельности Англии. Не в первый и не в последний раз в истории самый, в общем-то, обычный шаг приводит к огромным и, как правило, непредвиденным последствиям.

Но будущее, как известно, знает только Бог.

III

Посольство к папскому двору, возглавляемое Томасом Болейном, свежеиспеченным графом Уилтширом, прибыло в Болонью с богатым набором подарков и заманчивых предложений Папе Римскому – конечно, только в том случае, если папа Климент «… увидит свет истины…», истины в понимании короля Генриха. Первым неприятным открытием для послов оказалось то, что папа Климент находился в самых лучших отношениях с императором Карлом Пятым, который, как оказалось, тоже пребывал в Болонье и даже делил с Его Святейшеством один и тот же дворец.

Более того – император пожелал присутствовать при встрече понтифика и английских послов, и отказать ему не посмели. Это было нехорошим знаком и сразу отразилось на ходе переговоров. В силу каких-то не вполне понятных причин император Карл V испытывал к королю Генриху VIII сильнейшую антипатию. Дело было не в том, что он испытывал к своей тетушке, Катерине Арагонской, такие уж нежные чувства. Он и мать-то свою, Хуану Безумную, знал очень мало, и вовсе о ней не заботился, и совершенно не препятствовал разводу другой своей тетки, жены короля Дании, которую ее муж отверг примерно на тот же манер, что и король Генрих.

Но с королем Дании Карл V общался крайне редко, а вот с королем Англии Генрихом VIII – довольно часто. Как-никак Карлу V сватали в свое время в жены его дочь, Марию Тюдор.

И император, поговорив со своим будущим возможным тестем несколько раз лицом к лицу и обмениваясь с ним письмами на регулярной основе, нашел его невыносимо наглым и заносчивым субьектом, надутым глупцом, одержимым манией величия и превосходства.

А поскольку для политических раскладов он был ему не нужен, Карл Пятый дал волю своим личным чувствам и делал все от него зависящее для того, чтобы отравить королю Генриху жизнь.

Как только глава английского посольства Томас Болейн начал свою речь, император оборвал его на первых же словах.

« Помолчите, мессир, – сказал он ему, – « здесь суд, а вы – заинтересованная сторона».

В общем-то, слова о заинтересованной стороне были очень невежливы и даже, пожалуй, намеренно грубы – но они были вполне справедливы. Не очень-то умно было со стороны короля Генриха ставить во главе посольства Томаса Болейна, отца той самой дамы, ради которой и было затеяно дело о разводе. Но король искал не самого лучшего, а самого ревностного – а уж в усердии Томаса Болейна в данном деле он был более чем уверен. Ну, Томас Болейн за словом в карман не полез. Он сказал, что прибыл в Италию не как отец, надеющийся найти для своей дочери милость и покровительство, а как представитель короля Англии. И его государь, король Генрих, надеется на поддержку императора в своем справедливом деле, но, если и не получит его, будет продолжать стремиться к добру и благу независимо от наличия или отсутствия этой поддержки. Король готов выплатить 300 тысяч крон [11] – то есть всю сумму приданого королевы Катерины, уплаченного Испанией по ее замужеству, – и обеспечить Катерине Арагонской в качестве вдовы ее покойного мужа, принца Уэльского, Артура Тюдора, все те блага и весь тот почет, который ей следует.

11

Одна крона равнялась примерно половине фунта стерлингов и в теперешних ценах стоила бы ок. 400 долларов. Таким образом, король Генрих предлагал императору кругленькую сумму в 120 миллионов долларов наличными.

Предложение, собственно, было вполне разумным. Катерина Арагонская получала как бы почетную пенсию, император – очень нужные ему наличные деньги, а король Генрих получал наконец свой развод, столь ему вожделенный.

Карл V предложение отверг. Он сказал, что он «… не купец, и честью семьи не торгует…». Это были не только высокомерные слова, но и хорошо рассчитанное оскорбление. Болейны как-никак возвысились в дворянство именно из купцов. A уж замечание насчет «… торговли семейной честью…», брошенное в лицо отцу королевской фаворитки, сестра которой еще до ее фавора была королевской наложницей, означало бы вызов на дуэль – если бы стороны были хоть сколько-нибудь сравнимы в статусе.

Но статус сторон был глубоко неравен.

Со свежеиспеченным графом Уилтширским говорил коронованный государь, да еще и самый могучий во всем тогдашнем христианском мире. Он говорил с ним, как с грязью, – но отплатить ему за оскорбление было невозможно.

В общем, на аудиенцию с папой Климентом посол короля Генриха и его возможный будущий тесть, Томас Болейн, отправлялся в очень дурном настроении.

IV

Ну, что сказать? Аудиенция прошла в гораздо более вежливых тонах, но была столь же бесплодна. Папа Римский Климент Седьмой был не только Папой Римским, но еще и главой рода Медичи. И в этом качестве его единственная надежда на восстановление правления рода Медичи во Флоренции заключалась в помощи и в благожелательном отношении к нему императора Карла. Джулио Медичи – так называли папу Климента до того, как он надел тиару понтифика, – хотел образовать из Республики Флоренция наследное герцогство для своих наследников, но не мог сделать этого сам и нуждался в покровительстве, которое король Генрих предоставить ему не мог.