Тюремные люди

Реальных гомосексуалистов в тюрьме немного, так что в категории «обиженных», как правило, оказываются те, кто не способен за себя постоять, проявил слабость. Их и заставляют выполнять разную неприятную работу. Но бывает иначе.

Остап – один из десятка «обиженных», живших в нашем бараке. Барак – одно большое общее помещение, так что все и всё на виду. Этот паренек ничем особым не отличался. Небольшого роста, спокойный, он, как и все остальные члены его «касты», занимался уборкой, выносил мусор, стирал чужие вещи. Впрочем, сегодня за такие услуги положено платить чаем, сигаретами и другими мелочами.

Как кто угодил в подобное положение – интересоваться не принято.

Уважающие себя арестанты стараются с «обиженными» общаться ровно, без хамства, но вот люди ущемленные, амбициозные часто стремятся самоутвердиться за счет этой беззащитной категории.

Остап возился под койкой, когда проходивший мимо хулиганистый парень демонстративно похлопал его ниже пояса, сопроводив крайне оскорбительное действие не менее оскорбительным комментарием. Ситуация обычная, и, как правило, «обиженные» терпят. Вот и Остап, не разгибаясь и что-то тихонько бормоча, медленно двинулся в ближайший угол.

Стоявшие поодаль шавки захихикали. Ведь только находясь совсем близко, можно было расслышать, что именно бормочет Остап. А бормотал он одно слово – убью.

Когда через полминуты Остап распрямился, в его руке оказалась вынутая откуда-то чудовищная «заточка» – 30-сантиметровый кусок остро, как кинжал, заточенного напильника.

Я буквально отскочил в сторону. Никакого желания получить в бок такой кусок каленой стали у меня не было.

А Остап уже шел к своему обидчику. Тот кинулся к двери, но единственная дверь оказалась заблокированной рванувшим на выход народом, тоже совершенно не стремившимся попасть под горячую руку. Прочие оцепенели.

Остап шел не быстро, но целеустремленно, и его оппонент начал выть. По-другому нельзя назвать этот протяжный жуткий крик человека, которому осталось жить несколько секунд.

Тут мы очнулись. Кто-то тоже закричал, кто-то, более хладнокровный, сдвинул кровати, отделяя Остапа от «цели». Подскочили его друзья, схватили за руки, оттащили…

Неслучившаяся жертва наконец вырвалась из барака. Назад он не вернулся – «отказ от отряда для обеспечения безопасности». Позорная для лагеря формулировка…

На следующий день Остап опять убирал барак, но на него посматривали уже иначе. А когда в зону с проверкой заехал областной прокурор и пригласил желающих на личный прием (а это чревато последствиями), никто не удивился, что единственным посетителем, промаршировавшим по будто вымершему лагерю, оказался Остап.

«Наш Остап», как теперь с оттенком гордости называли его в отряде.

Нацист

Все-таки тюрьма – место неожиданных знакомств. Так получилось, что на моем рабочем участке большинство – приезжие из Таджикистана и Киргизии. По-русски они говорят, но предпочитают, конечно, родной язык. Поэтому, чтобы не мешать людям (в моем присутствии, из вежливости, они стараются на свой не переходить), присаживаюсь рядом с высоким парнем, тоже, как и большинство, – чернявым, но явно предпочитающим русский, который для его, очевидно, родной.

Парень оказался полулитовцем из Новосибирска. И самым настоящим нацистом, то есть членом одной из многочисленных в России национал-социалистических группировок. Как рассказал Александр (так звали парня), у нас в зоне «всего» 12 человек нацистов. Все осуждены за преступления, совершенные по малолетке, поэтому попали на общий режим. Сам он изготавливал бомбы, на чем «сгорел», но было и другое – разное, поэтому срок большой – 7 лет. «Сидит» с 17, сейчас уже 19.

Александр – парень неглупый, окончил двенадцатилетку (уже в тюрьме), интересуется философией, политикой, собирается учиться дальше. Не курит, и говорит, что не пил.

Работа у нас нудная, разговаривать не мешает, а мне интересно. Никогда не мог понять, как в стране, где столько народа погибло на войне с нацизмом, мог появиться нацизм. Задаю вопросы. Александр с удовольствием отвечает, в меру своего понимания и информированности.

Попал в ячейку национал-социалистов в 13 лет: увидел объявление на стене подъезда – позвонил. Уважает Гитлера, как борца за господство белой расы. Не считает черных и желтых (про краснокожих не задумывался) полноценными людьми. Туда же почему-то относит выходцев из Средней Азии и с Северного Кавказа.

Не верит в Холокост, концлагеря. Читал соответствующую литературу. К евреям относится без вражды, но насмешливо (мол, навыдумывали себе страшилок). С удовольствием рассказывает о маршах эсэсовцев в Прибалтике, демонстрирует татуированную свастику.

Его девушка тоже нацистка. Познакомились на одном из сайтов соответствующего толка, во время короткого пребывания «на подписке». Собираются пожениться.

Особый сюр всему этому разговору придает обстановка. То и дело кто-то из коллег по цеху с акцентом кричит: «Саша – коробку». Александр передает аккуратно упакованную коробку и сам просит: «Бумагу». Наши разговоры соседи несомненно слышат, и изредка добродушно комментируют.

«Саша, – спрашиваю я, – а с иммигрантами что будете делать?» – «Депортируем». – «А с экономикой?» – «Национализируем». – «Кто работать-то будет?» – «Русские». – «А руководить предприятиями?» – «Идейные национал-социалисты». – «Где же вы столько наберете хороших специалистов с национал-социалистическими идеями?» – «Воспитаем».

Впрочем, экономика у Саши – не сильная сторона, и через 2–3 часа неспешной беседы тупиковость идеи национал-социалистического хозяйства становится для него очевидной. Я успокаиваю собеседника тем, что либералы приветствуют любые эксперименты с укладами, привожу в пример израильские кибуцы и рекомендую тоже попробовать их экономические идеи на малых добровольных общинах.

Переходим к более острой теме – национальной. Точнее – расовой. На «бытовом уровне» понимания не нахожу.

«Саша, а если твоя внучка будет черненькой, ты ее что, любить не будешь?» – «Не будет у меня черненькой внучки!» – «Саша, а вдруг будет? Кто знает, кем была бабушка избранницы твоего будущего сына?» – «Не будет у меня черненькой внучки!» Все. Тупик.

Саша, вообще-то, человек не упертый, но здесь явно эмоции застилают логику. Ничего. Вернемся позднее. Захожу «с другого бока». Пытаюсь выяснить, как видится существование государства «белых» в «цветном» окружении. Достаточно быстро выясняется, что никак. После чего идут ссылки на успех Гитлера по захвату Европы.

Надо заметить: Гитлер – очевидный кумир как человек. СС и гестапо – как организации. Напоминаю о дружбе Гитлера с японцами – «желтыми» (в терминах наци). Саша задумывается, потом выдает: «Ну, они не совсем желтые».

Я соглашаюсь, что такой подход может быть успешным: японцы и китайцы – не совсем желтые; африканцы и афроамериканцы – не совсем черные, и т. д. Дружно смеемся.

Переходим к Холокосту. «Холокоста не было», – Саша непоколебим. Он читал книжку про концлагеря, там написано, что мощность крематориев не позволяла пропустить столько тел. И газовые камеры тоже. И вообще, в концлагерях все было «не так».