Тюрьма особого назначения
Шрифт:
Храм Святого архангела Михаила, судя по виду, совсем недавно заботливо привели в надлежащий вид, покрасив желтой краской деревянные стены и даже позолотив купола. Перекрестившись, я вошел в храм и сразу же ощутил душевное умиротворение. Подойдя к прилавку, где продавались свечи, иконы и православная литература, я купил пятьдесят восковых свечей и несколько экземпляров Нового Завета, а потом спросил пожилую женщину в черном платке, где мне найти настоятеля.
— А вы пройдите, батюшка, дальше и там, в самом конце, за иконой Казанской Божьей Матери, увидите дверцу. Отец Михаил, наш настоятель, сейчас у себя. А вы сами-то издалека? Чай, не местный. Наших-то священников я всех в лицо знаю.
— Я
Она мигом изменилась в лице и стала истово креститься.
— Да как же... Да там же... тюрьма!
— Вы правы, матушка, я именно оттуда и приехал. — Вежливо поклонившись провожающей меня испуганным взглядом женщине, я пошел туда, куда она меня направила — в глубину молитвенного зала. Там я нашел нужную дверь и постучал.
— Да-да. — Сначала я услышал тихий, видимо заглушаемый ладонью, кашель, после которого раздался высокий, очень смахивающий на женский, голос:
— Входите.
Я открыл дверь и вошел.
Помещение, в котором я оказался, гак же как и вся церковь, хранило на себе неизгладимую печать времени. Обшитое темным деревом, с большим окном, низким закопченным потолком и тяжелыми шторами, оно, несмотря на крохотные размеры, каким-то чудом умудрилось вместить в себя четыре стула, двухтумбовый письменный стол темного дерева, шкаф со старинными книгами и большую икону Спасителя, висящую на стене слева от входной двери.
За столом, разложив газету, сидел маленький толстенький священник лет семидесяти, с совершенно седой бородкой и просвечивающей сквозь редкую шевелюру розовой лысиной. Он поднял на меня строгий и вместе с тем любопытствующий взгляд, какое-то время внимательно изучал мое лицо, одежду и даже обувь, после чего тем же самым высоким и непривычным для моего слуха голосом пропел:
— Да-а-а? Чем могу быть полезен?
— Здравствуйте, отец Михаил. Я священник с острова Каменный, отец Павел.
Служу там всего неделю, сегодня в первый раз приехал в Вологду и вот решил зайти, свечей купить, а заодно и познакомиться.
— Очень хорошо, очень хорошо! — засуетился толстячок, приподнимаясь из-за стола и рукой указывая мне на стул. — Если не ошибаюсь, на месте бывшего монастыря находится... м-м... исправителмюе учреждение?
— Да, в некотором роде. Там тюрьма для пожизненно осужденных. Эти люди уже никогда не покинут пределов своего последнего пристанища...
— Да-а, грешники, великие грешники, которых еще при жизни настигла кара Господня, — закивал отец Михаил. — Значит, говорите, отец Павел, недавно приехали? Если не секрет, откуда?
— Из Санкт-Петербурга. Я, собственно говоря, зашел к вам не только ради знакомства, но и но делу.
— Все, что в моих силах! — сразу же отозвался отец Михаил и внимательно посмотрел мне прямо в глаза. — Мне бы позвонить. В Санкт-Петербург. Если, конечно, не возражаете.
Дело в том, что тюрьма — объект строго режима, где каждый разговор фиксируется, а у нас с вами, людей духовного звания, часто бывает необходимость вести беседы со страждущими без постороннего участия. Вы меня понимаете, отец Михаил? За стоимость разговора не беспокойтесь.
— Конечно, конечно! — Священник мигом поднялся из-за стола. — Пожалуйста, сделайте милость. А я оставлю вас ненадолго, дабы не стеснять.
— Спасибо, — поблагодарил я настоятеля и подвинул стул, на котором сидел, ближе к столу.
Но отец Михаил тут же замахал пухлыми ручками:
— Садитесь на мое место. Никому не разрешаю, но вам можно. А я пошел.
— С этими словами он скрылся за дверью, оставив меня одного.
Я обошел стол, опустился в мягкое кресло отца Михаила, взял в руки трубку. Набрал
код Питера и номер, который оставил мне генерал Корнач, и стал ждать, пока на том конце линии ответят. Наконец после восьмого по счету гудка я услышал знакомый, чуть хрипловатый голос.— Да, говорите! — Такое сухое приветствие было очень похоже на моего бывшего командира.
— Здравствуйте, Алексей Трофимович. С вами говорит отец Павел.
— А-а, привет! — произнес генерал, ничуть не удивившись моему звонку, словно мы только вчера с ним расстались. — Ну, батюшка, как освоились на новом месте?
— Осваиваюсь с Божьей помощью. Вот довелось встретить человека, приговоренного к смертной казни за убийство... моей жены... Сегодня утром меня пытались взять в заложники. В остальном все хорошо.
— Гм... гм... — Видимо, сообщенные мною новости так озадачили Корнача, что он замолчал на несколько секунд, йотом глубоко вздохнул и командным голосом бросил:
— Давай все по порядку. И в деталях. Сначала про заложников. Что, черт побери, за ерунда?..
Подробно, зная о внимании генерала к мелочам, я рассказал про сегодняшний инцидент с Маховским. Потом передал наш разговор со Скопцовым.
Корнач снова замолчал, затем я услышал, как щелкает зажигалка, и лишь после этого бывший командир «Белых барсов» задал мне вопрос.
— Тебе это надо, отец Павел? Для чего ты мне все это рассказываешь?
Пойми, ее ведь все равно уже не вернешь...
— Я хочу знать правду. Можете считать, что это моя личная просьба. Я когда-нибудь вас о чем-то просил, генерал?
— Ладно, посмотрю, что можно сделать, — с явной неохотой согласился Корнач. — Представляю, какая начнется кутерьма в прокуратуре, если выяснится, что этого твоего Скошюва приговорили к «вышке» незаслуженно! — Сделав паузу, генерал перевел разговор в другое русло. — Значит, говоришь, майор Сименко предложил походить в спортивный зал? Ну что ж, походи, если это не противоречит твоим убеждениям. Думаю, ты поступил совершенно правильно, сказав, что закончил спортивную школу и отслужил в армии. Ну посуди сам — разве кто-нибудь из охранников, а уж тем более начальник тюрьмы поверили бы, что ты случайно вырубил этого бугая?! — Генерал не удержался, чтобы не отпустить короткий смешок. — Разумеется, нет. А значит, возникли бы всякие вопросы. Да, впрочем, уже возникли. И за каждым из них в той или иной степени скрывается желание узнать, кем ты был до того, как поступил в духовную семинарию. И все же, думаю, до конца раскрываться не стоит. Ну а если откинуть Скопцова и Маховского, то как обстановка?
— Тюрьма есть тюрьма, — ответил я. — Послушные работают, к непослушным применяются специальные меры воздействия. Ну а если мне хотя бы нескольких нераскаявшихся преступников удастся обратить лицом к Господу, я буду считать, что приехал сюда не зря.
— Хорошо. Думаю недельки через две подъехать в ваши края, вот тогда и поговорим более детально. Только постарайтесь, отец Павел, впредь обходиться без членовредительства.
— Все в руках Божьих, — кротко ответил я. — Если и вправду объявитесь в Вологде, то лучше всего нам встретиться в церкви Святого архангела Михаила.
Кстати, именно отсюда я сейчас и звоню. Местный настоятель, отец Михаил, как мне кажется, добрейшей души человек. Можно, конечно, встретиться и в другом месте, но полковник Карпов открыто намекнул, что не дает никакой гарантии, что за мной во время нахождения вне пределов тюрьмы не будут приглядывать.
— И как, уже приглядывают?
— Пока еще не знаю, — честно ответил я. — Вполне возможно.
— Ну, если так, то будем прощаться. Как, говоришь, зовут того священника?
— Его зовут отец Михаил. До свидания, Алексей Трофимович.