У Адских Врат

— Все это интересно, но я не уверен, что вероятная причина в этом, — говорит, поразмыслив, судья. — К тому же Стоун — юрист, так что, забравшись в его бумаги, вы рискуете нарушить право адвоката не разглашать полученную от клиентов информацию. Об этом подумали? Так можно испортить собственное расследование.

Он хороший судья, думает Воорт, и вполне может стать хорошим сенатором. Но они оба знают единственную причину, по которой судья не прекращает разговор: Воорт дает деньги на предвыборные кампании. Несколько лет назад именно его сто тысяч долларов помогли снять мэра, который пытался лишить его дом налоговой льготы.

Воорт давит:

— Сэр, пожалуйста, подумайте еще. У меня есть достоверная информация на кассете, записанной профессионалами. Это не любительская домашняя съемка, судья. Вице-президент Эн-би-си признал, что кассета была изъята после угроз. Режиссера пытали. Мне кажется, при данных обстоятельствах поиск документов, связанных с отмыванием денег, вполне правомерен. А если я там наткнусь на что-то второстепенное, то, уверен, это тоже допустимо.

— Где это вы заканчивали юридический факультет? — Но голос судьи звучит веселее.

— Мне следовало бы сказать вам, что специалист по гидролокации счел возможным, что там, на дне, может лежать украденная ракета.

Слово «ракета» решает дело. Тому, кто стремится стать сенатором, меньше всего нужно отказывать в ордере, если речь идет о деле, которое может взорваться украденной ракетой.

— Хотите, чтобы я послал вам ордер по факсу?

— Вообще-то вы живете в Ривердейле, верно? Я еду из Коннектикута. Можете оставить его в своем почтовом ящике? Я даже не буду стучать. И… сэр? Я сейчас работаю под прикрытием. Считается, что в Нью-Йорке меня нет.

— Адрес Лафайетт-плейс, 8674. С Хадсон-паркуэй свернете на Двести сорок восьмую улицу. Я сейчас выпишу ордер.

Кофеин все еще действует, когда Воорт снова выезжает на шоссе. Сворачивает на Мерритт-паркуэй в сторону Сомилл-паркуэй, на юг мимо Йонкерса, а потом в фешенебельный Северный Бронкс.

Если они ныряют, время на исходе.

Трехэтажный дом в тюдоровском стиле стоит на узкой улице, больше похожей на проселок. Ордер лежит в почтовом ящике. Туман настолько густой, что Воорт едва разбирает освещенное окно наверху с темным силуэтом судьи.

4.30 утра.

К тому времени как перезванивает с докладом Микки, Воорт уже на Сто двадцать пятой улице Гарлема и едет через весь город в сторону автострады ФДР и яхты Теда Стоуна. Кажется, даже таксисты боятся ехать слишком быстро в проклятом тумане.

— Не повезло, Кон. Я сам был с патрулем. Эти ныряльщики ничего не поднимали. Грег ошибся. Они были весьма дружелюбны. Даже пригласили нас подняться на борт.

Воорт старается подавить разочарование.

— Ты проверил документы?

— Ага, но ты просил не спугнуть их. Мы не давили.

— Был там человек по имени Леон Бок?

— Нет. Я проверяю имена. Австралиец и лягушатник-француз.

— Но зачем нырять посреди ночи?

— По их словам, они решили, что нашли «Гусара». Гидролокатор засек корабль. На дне в любом случае нужны фонари, так что погружаться днем или ночью — разницы никакой. Они боялись, что обломки может унести.

— Как насчет произношения? У человека, которого я помню, голос был какой-то мертвый. И странный акцент.

— Не-а. Должен сказать, в таком тумане можно «Титаник» поднять, и никто ничего не увидит, если не подобраться на пять футов.

— Попроси патруль вернуться и обыскать их снова, когда они пойдут к берегу.

— Попробую. Но Иджи не может на одном месте крутиться.

— И двигайся к пристани. Когда я появлюсь там, Стоун узнает, где я.

Писк телефона сообщает о другом входящем звонке, поэтому Воорт заканчивает разговор с Микки.

— Фрэнк Хеффнер.

— Когда я с тобой закончу, ты сильно пожалеешь, что ты не Фрэнк Хеффнер.

Камилла.

— Где ты? — Хоть она и злится, Воорта захлестывает волна облегчения. — Я пытался дозвониться несколько часов!

Она в ярости.

— В воздухе, вот где. В самолете.

Облегчение превращается в панику. Воорту кажется, что из машины откачали весь кислород.

— Я над Мексиканским заливом. Не могу поверить, что ты мне лгал. Ты лгал, Воорт!

Воорт быстро прикидывает расстояние. Мексиканский залив. Это значит, что до Нью-Йорка ей еще около двух с половиной часов.

— Где точнее, Камилла?

— Не говори со мной таким тоном и не перебивай, пока я не закончу. Я связалась по Интернету со Спрус. Беспокоилась о тебе, когда ты не позвонил, сволочь. Ты действительно думал, что я не узнаю, что произошло?

У Воорта начинают дрожать губы.

— Спрус сказала мне, что семья проголосовала против. Они велели тебе остановиться. Ну, я тебя предупреждала, что вернусь, если ты солжешь! О чем еще ты лгал? А?

— Успокойся.

Вот слово, от которого гарантированно вспыхнет любой безработный высококлассный режиссер телевидения.

— Если не можешь доверять человеку, зачем вообще быть с ним? — шипит она.

— Нам надо поговорить.

— О, теперь ты хочешь поговорить? Я даже не собиралась звонить, пока не приземлюсь, но сидела тут и злилась все больше и больше. Я тебя предупреждала. Мой бывший муж мне лгал.

В голосе Воорта спокойствие, которого он не чувствует.

— Пожалуйста, скажи мне номер твоего рейса.

Молчание. Он представляет, как ее самолет касается земли. Видит Леона Бока в аэропорту. Вспоминает слова Антонии Нидаль: «Там, где появляется Бок, кто-нибудь обязательно умирает». Дорога до аэропорта Кеннеди с Манхэттена занимает тридцать минут… или Камилла прибывает в другой аэропорт?

Она еще на линии?

— Во сколько у тебя посадка, Камилла?

Воорт слышит ее дыхание. Она еще здесь. Благодарение Богу.

— В девять тридцать, — огрызается она. Еще три с половиной часа.

— Какой аэропорт?

— Кеннеди.

— По-прежнему «Америкэн эрлайнз»?

Она отключает телефон. Это ее способ сказать «Пошел ты. Сам узнавай, скотина».

Впереди табличка с надписью «ИСТ-САЙДСКИЙ ПРИЧАЛ».

«У меня еще есть время обыскать яхту Стоуна».

«Сосредоточься», — приказывает себе Воорт. В тумане «вольво» вплывает на стоянку. У него ощущение, что запущен обратный отсчет. Время дробится на задержки и вопросы. Оно и ускоряется, и замедляется одновременно.