У ангелов нелетная погода

– Так, а из отказных? – Маша нарисовала в блокноте чертика. – Ну тех, кому ты давала отрицательную рецензию?

– Да много, мы же получаем тонны самотека, ты сама знаешь…

– Нет, тут не просто отказ должен быть, а что-то необычное – скандальное, обидное, ты должна помнить. – Маша пририсовала чертику рога подлиннее.

– Обидное… Да нет, авторы вроде не скандалили, ничего такого… А, нет!

– Вспомнила? – с надеждой наклонилась к ней Маша.

– Был у нас такой старик… Бывший замминистра какой-то промышленности, не помню. – Лариса зажмурилась. – Весь в орденах, значках каких-то. Приносил рукопись мемуаров, жутко скучную, и требовал, чтобы издали. Кричал, грозился, что дойдет до президента, что мы не уважаем ветеранов и тому подобное… Но неужели он мог так мстить? Не поверю никогда!

– Да, клиент не тот! – Маша надела на чертика шляпу с пером. – Давай-давай, еще вспоминай!

Лариса опустила голову, вздохнула:

– Да нет, Манечка, не та я персона, чтобы мне мстить так изощренно.

Зазвонил телефон, Лариса быстро схватила трубку:

– Да, алло! Илья? Да, я! Мобильный не отвечает? Да у меня его украли… Да, так получилось, я сама виновата…

Маша усмехнулась: не выдержал все-таки красавчик, позвонил, чтобы получить свою порцию благодарностей за проявленную щедрость и благородство.

– Да, Илюша, спасибо тебе огромное. Ты… Да, я все знаю. Да, спасибо тебе! Чем помочь? Да ты и так помог, я тебе очень признательна. Нет, пока никакой информации. Да, Маша со мной. Ну, конечно, звони, до свидания…

Лариса нажала на рычаг, еще некоторое время держала трубку, прижимая к груди. Подняла взгляд на Машу.

– Что, проверил, привезла я карточку или нет? – Маша засмеялась, взъерошив волосы.

– Зачем ты, Манечка, он правда беспокоится.

– Ну прости, ты же знаешь, что я его не очень… Ревную, наверное.

20 августа 2008 года, среда, утро

Тихий ветерок холодил лоб и щеки. Если бы не он, Аня, наверное, упала бы в обморок – так потрясло то, что с ней произошло. Она долго сидела на высоком парапете, не веря своим глазам, вглядывалась в панораму Парижа. Даже укусила себя за палец, чтобы убедиться: нет, не спит, руке больно.

«Что же теперь делать? Как я тут очутилась? Где мама? Что это за больница?» Вопросы теснились в голове, ответы требовались немедленно. Но кому их задать, Аня не знала.

Ей было страшно и тоскливо – к кому тут можно обратиться за помощью, в чужом городе, да еще за границей?

Молодая пара самозабвенно целовалась у балюстрады, их белобрысый малыш лет двух вылез из прогулочной коляски и доковылял до Ани. Он протягивал ей обмусоленное яблоко и что-то настойчиво повторял, не выговаривая половины звуков.

Забавно было слышать французский язык в таком исполнении. Она растерянно взяла огрызок, малыш удовлетворенно улыбнулся, показывая новенькие зубки, но потом протянул грязную ручку и снова повторил ту же фразу. Аня поняла: отдай обратно. Она отдала огрызок, ребенок сжал его в ладошке и поковылял к родителям, которые продолжали страстно целоваться.

Так, решила Аня, спокойно, сейчас она вернется в больницу и все узнает! Надо спросить Павла… Да, но если ей так долго врали, значит, ее украли, значит, у них плохие намерения. Павел ведь явно русский, хотя и доктор, и медсестрички, конечно, не наши. Если Павел русский, значит, люди, которые все это организовали, наши. Что им от нее надо? Если все сделали тайно, значит, ничего хорошего, а какую-то гадость. Значит, надо от них избавиться. Может, получится что-нибудь узнать?

Она встала и пошла назад той же дорогой, которой пришла сюда: через бульвар и площадь с фонтаном и старушкой, которой уже, конечно, здесь не было. Мимо запомнившихся витрин и домов в стиле модерн, которыми восхитился бы старенький Лев Иванович. Мимо кафе, где завтракали парень с девушкой…

Но если сюда она шла просто любопытствующей московской девчонкой, то возвращалась совсем иной. Ане казалось, что она повзрослела сразу на несколько лет, – такой груз она несла сейчас на своих плечах. И чем ближе был красивый особняк, в котором ее держали четыре дня, тем решительнее становилось ее настроение. Если бы сейчас в ее руках оказался настоящий автомат, она бы показала им, как не стоит обращаться с человеком, думала Аня. И вспоминала свой любимый фильм «Коммандо» со Шварценеггером в главной роли. Эх, вот сюда бы сильного и бесстрашного Арни, он бы им показал, этим гадам!

Она подошла совсем близко в шлагбауму, который перегораживал въезд в подземный гараж, и выглянула из-за шаровидной туи, торчавшей из большого каменного вазона. Вдруг из гаража с визгом выскочил черный «мерседес», резко повернул и встал как вкопанный у входа в дом. За ним так же быстро вылетел огромный черный джип, по дуге объехал «мерседес» и тоже остановился. Из высоких резных дверей дома вышли и стали спускаться по ступеням несколько мужчин. Впереди быстро шел тот самый дядька, который входил в ее палату ночью. Аня узнала его по бритой голове и тяжелой фигуре. За ним, склоняясь и заглядывая ему в лицо, шел Павел, сзади еще двое, похожих, словно близнецы, их Аня не видела прежде.

– Глеба и Тимура отправь к посольству, Никита пусть едет в аэропорт на всякий случай, – сквозь зубы зло говорил дядька Павлу, тот послушно кивал, одновременно запихивая в черный портфель ноутбук. – Пусть сидят там, потом сменишь, если надо будет. Только скандала нам и не хватало.

Дядька сел в «мерседес» на заднее сиденье, Павел и «близнецы» забрались в джип. Машины резко сорвались с места.

Аня постояла, прижав руки к груди. Под ними часто колотилось сердце, так, что отдавалось в висках. Она поняла, что скандал, которого опасался дядька на «мерседесе», – это она и есть. И на самом деле ей надо как-то попасть в посольство России – раз он этого боится, значит, именно там она и найдет защиту. Но где искать это самое посольство? Ладно, для начала надо попытаться вызволить свою сумку, а там видно будет.

Аня снова выглянула из-за туи. В стеклянной будке за шлагбаумом сидел черный человек в ярко-желтой бейсболке. Поверх бейсболки на нем были большие наушники, и он весь дергался и мотал головой, видно, в такт музыке, которую было слышно ему одному.

Аня вспомнила, что утром в будке никого не было. Значит, рано или поздно он все равно куда-нибудь да выйдет, и тогда она сможет проскользнуть в гараж, а дорогу до лифта она помнила. Она решила подождать, перешла на противоположную сторону улицы, чуть наискосок от въезда в гараж села на скамейку.

Хотелось есть, но Аня решила крепиться – не хватало еще, чтобы этот чернокожий меломан схватил ее. Он и без того теперь пялился на нее, или Ане так казалось? Нет, не казалось, парень откровенно глазел, скалил белые зубы, кивал и делал какие-то пассы черными руками с розовыми ладонями. Аня независимо отвернулась: вот еще тоже, красавец, думает, она будет реагировать на его телодвижения, что ли… Она просидела на лавке долго – тени от деревьев переместились на целый метр, когда наконец негр вышел из будки, размял длинные ноги, походил вдоль шлагбаума, все так же пялясь на Аню. Потом посмотрел по сторонам, сплюнул и пошел куда-то в глубь гаража.