У Черных рыцарей
Шрифт:
— Сколько денег вы берёте в дорогу? — прервал он тираду своего заместителя о чувстве благодарности, которое должно жить в груди каждого немца, если тому…
— Я думал, что вопрос о деньгах…
— Вы должны не думать, а знать: если вам приказано быть готовым вылететь в любой момент, это значит, вы обязаны каждую минуту быть готовым выехать на аэродром.
— Простите, герр начальник! Виноват!
— Возьмите! — Нунке бросил на стол пачку банкнот. — Тратьте экономно, но и не прибедняйтесь: возможно, придётся угостить человека, который привезёт багаж…
Дав ещё несколько деловых наставлений, Нунке вышел, но только Шлитсен принялся
— Чуть было не забыл! Вы хоть немного разбираетесь в гобеленах? — спросил он у Фреда уже совсем другим, дружеским тоном.
— Очень мало!
— Жаль! Что же делать? Ладно, рискну! Понимаете, через несколько дней моей жене исполняется… надцать лет — не станем раскрывать женские тайны! Она очень увлекается гобеленами. А Мадрид, говорят, славится ими. Выберите на свой вкус… Нунке положил перед своим подчинённым пятидесятидолларовую бумажку.
— Я разыщу лучшего консультанта, только бы угодить фрау Нунке.
— Хочу надеяться, что моя жена не будет на вас в претензии… Герр Шлитсен, поторапливайтесь, через четверть часа самолёт должен быть в воздухе!
— Немедленно едем!
Когда Шлитсен и Фред подошли к машине, рядом с шофёром кто-то сидел. Незнакомец, не обернувшись, поднял руку в знак приветствия и тотчас замурлыкал какой-то модный мотив. Это очень раздражало Шлитсена — всю дорогу он мрачно молчал. Даже в момент посадки ограничился лишь коротким напоминанием:
— Герр Шульц! Вы отвечаете за выполнение задания как старший!
Фред молча козырнул в ответ.
Сделав круг над школьным аэродромом, самолёт взял курс на Мадрид.
Только теперь Фред смог разглядеть своего будущего помощника. Это был высокий, но узкоплечий и узкогрудый молодой человек с маловыразительной, однако довольно нахальной физиономией. Во всяком случае держался он развязно и тотчас заговорил фамильярным тоном:
— Надеюсь, герр старший, вы не очень гордый и важный. Давайте по-приятельски: я вам — Фред, вы мне — Гарри. Эти цирлих-манирлих перед путешествием, когда можно гульнуть… Вы не возражаете?
— Если приятельские отношения не помеха служебным делам.
— Вам не понравилось слово «гульнуть»?
— Отчасти. Не хочу быть педантом, но должен напомнить: к сожалению, мы отправляемся не на прогулку, и ждут нас не развлечения, а дела, возможно, даже опасные.
— Вижу тень Шлитсена, стоящую за вами!
— Тогда должен предупредить ещё об одном: я понимаю юмор, люблю шутку, но не переношу, когда переступают дозволенные вежливостью границы.
— Вы неправильно поняли меня, герр Шульц!
— Очень рад, если так. А теперь простите меня, хочу немного вздремнуть. Очень устал за день.
Обиженный Гарри замолчал, а Фред откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Он и впрямь надеялся заснуть, но сон бежал, как ни старался Фред отделаться от назойливых мыслей.
Почему за документами послали именно его? Если они столь важны, опасно давать задание человеку новому, незнакомому с местными условиями, да к тому же не владеющему испанским языком. За документами такой важности следовало бы поехать Шлитсену или даже самому Нунке. Верно, документы не столь уж важны, если их поручено… Тут-то, верно, и зарыта собака! Если же бумаги не такие важные, как о них говорят, то их мог получить и привезти один Гарри, этот недотёпа, которого дали ему в помощники. Вернее сказать, не в помощники, а в наблюдатели. Именно так! Проверка политической благонадёжности
Генриха-Фреда или испытание его деловых качеств? Скорее последнее. Хотя… Позорное поражение, вместо мирового господства, отрезвило многих немцев. Такой опытный проныра, как Нунке, не мог не учитывать этого. А Шлитсен и подавно: он, возможно, и не знает о взаимоотношениях Генриха фон Гольдринга с такой важной персоной, как Бертгольд, отношениях, служивших раньше для Генриха, а теперь для Фреда самой надёжной аттестацией, крепким щитом, за которым можно чувствовать себя в безопасности…Незаметно пришёл сон.
Когда Гарри, уже на мадридском аэродроме, разбудил Фреда, часы показывали четверть одиннадцатого.
По всему было заметно — Гарри в Мадриде не первый раз. Взяв небольшой чемодан, он уверенно пошёл вперёд, время от времени оглядываясь, не отстал ли попутчик. Выйдя с аэродрома на площадь, он так же уверенно свернул налево и подошёл к большой чёрной машине, стоявшей немного в стороне. Небрежно поздоровавшись с шофёром и жестом пригласив спутника садиться, Гарри бросил:
— Поехали!
Он не назвал адреса. Очевидно, водитель знал, куда надо доставить пассажиров.
Восстанавливая в памяти план города, Фред старался угадать, по каким улицам они едут, но машина мчалась с такой скоростью, что дома с ярко освещёнными пятнами окон и ещё более яркими витринами стремительно убегали назад, фонари уличного освещения сливались в одну сплошную линию.
Машина остановилась перед высоким домом в стиле модерн. Гостиницу построили, очевидно, совеем недавно, она, кажется, не значилась в путеводителе. Впрочем, проверять это не было времени.
Гарри издали, как с добрым знакомым, поэдоровался с портье и дежурным администратором и, войдя в лифт, нажал кнопку четвёртого этажа.
А ещё через минуту он уже по-хозяйски, как у себя дома, распоряжался в двухкомнатном номере: аккуратно повесил на плечики чистые рубашки и светло-сиреневый, модного покроя костюм, приказал налить в графин свежей воды, бросить туда лёд и принести бутылку вина.
— Это на всякий случай, чтобы всегда было в запасе, — подмигнул он Фреду и стал переодеваться. — В ресторан пойдём?
— Нет, я не выспался. Хочу отдохнуть.
— Как знаете… А то пойдём? Кусочек остро приправленной рыбы и рюмка бренди плюс хорошенькая певичка сразу прогоняют сон и усталость. Ручаюсь!
— Я, видите ли, после болезни. Всего три дня как поднялся с постели.
— Тогда прислать что-нибудь в номер?
— Очень вам благодарен, Гарри… Кстати, как ваша фамилия? Мы так и не представились друг другу.
— Браун… для таких случаев, как этот, Браун… В школе же нас величают только по имени… Так прислать что-нибудь?
— Ещё раз спасибо, не волнуйтесь!
Минут десять Гарри Браун прихорашивался у зеркала и, наконец, отбыл. Фред расстелил постель и стал медленно раздеваться. Только теперь он в полной мере почувствовал, что отравление сигаретой не прошло для него даром. Видно, не пожалел тюремный человеколюбец этой чертовщины, подмешанной в табак. Чуть не усыпил навеки!
Прохладное прикосновение свежего постельного белья прогнало эти мысли. Так приятно было вытянуться во весь рост и расслабить мышцы. В самолёте сон был тревожным. Перед глазами прыгали страницы путеводителей, словно телеграфная лента, разворачивались строчки чёрных букв. Между словами не было интервалов, и он не мог понять смысла фраз. Теперь же его сморил сон, глубокий, крепкий, без сновидений.