У Черных рыцарей

— Я не могу вам её гарантировать! Троих, которые только обмолвились о возвращении, Протопопов отправил на тот свет… Один умер от каких-то «колик», другой якобы спьяну вывалился из окна, ещё один скончался от внутреннего кровоизлияния.

— Мистер Хейендопф, — голос Сомова звучал холодно и властно. — Вы заместитель коменданта лагеря, и вмешиваться в ваши служебные дела я не имею права. Но я вправе требовать, чтобы вы всячески способствовали выполнению возложенной на меня миссии. Надеюсь, понятно, что заключённый с вами договор считается нарушенным, если со мной что-либо случится? Именно эти переводы от тётушки Рози достаточно красноречивые документы, чтобы скомпрометировать вас?

Хейендопф побледнел, в глазах промелькнул испуг.

— Я, конечно, приму все меры, но… не могу же я все предвидеть… Бывают такие стечения обстоятельств, когда .. Чёрт побери, ну и влип же я!

— Не очень, если хорошенечко обмозговать! У вас в руках власть, надо пользоваться ею разумно! Именно за это мы и платим вам деньги. Кстати, мне поручено передать вам, что в случае успеха вы получите пять тысяч долларов премиальных.

Хейендопф свистнул.

— Неплохо! Они не скупы, ваши парни!

— Мистер Думбрайт звонил вам?

— Полчаса назад! Приказал передать, чтобы вы ежедневно через меня информировали его о ходе дела. Думбрайта беспокоят сведения, полученные в городской военной комендатуре.

— Какие именно?

— Вчера снова пришёл письменный протест советской комиссии по репатриации. Они настаивают на своём утверждении, что ваше командование сознательно прячет группу бывших власовских офицеров. И если первое заявление было необоснованным, то теперь точно указано, что наша группа содержится в районе Мюнхена. Таким образом…

— Вы хотите сказать, что может быть получено третье письмо-протест, в котором уже точно будет указан адрес и фамилии?

— Боюсь, что это может случиться.

— Кто из группы Протопопова имеет связь с городом?

— Выход за ворота лагеря строго воспрещён.

— Переписка разрешена?

— Нет.

— Кто-нибудь из власовцев встречается с людьми, бывающими в городе?

— Тоже нет.

— У кого хранится список группы?

— У меня и Протопопова. Но сегодня утром я приказал сменить фамилии на прозвища. С завтрашнего дня даже в частных беседах все будут обращаться друг к другу согласно приказу.

— Боюсь, что поздно!

— Возможно. Единственный выход — скорейшая эвакуация группы.

— А вместе с нею и того, кто только и мечтает о связи с советскими властями? Ведь он может провалить все дело!

— Вы правы… К сожалению, правы… И всё же надо поторопиться.

— А я, кажется, не теряю времени.

— Вы о Протопопове? — Хейевдопф рассмеялся. Теперь, когда я понял, в чём дело… Да. Здорово у вас получилось! Я прямо в восторге! Люблю парней, которые умеют драться!

— Я думал, вы больше интересуетесь искусством!

— Вы об этом? — Хейевдопф брезгливо поморщился, кивнув на бронзовую скульптуру фавна, стоящую на краешке стола. — У меня уже в печёнках весь этот хлам, меня тошнит от него. Так бы и выбросил все на свалку.

— Тогда я ничего не понимаю!

— Спрос! Проклятый спрос! У нас все прямо с ума посходили — подавай им всяческую старину! Как же тут не воспользоваться ситуацией? Появился шанс чего-то достичь — не зевай! Не брезгуй! Если у тебя маленькая ремонтная мастерская, неоплаченные счета, жена, которая надувает хорошенькие губки, потому что ты не можешь купить ей манто из настоящей норки, — подбирать бизнес по вкусу не приходится.

Хейендопф так искренне жаловался на обстоятельства, заставившие его взяться за немилый сердцу бизнес, что Сомову стало смешно и противно. И вместе с тем он почувствовал облегчение. Чтобы получить пять тысяч долларов премии, такой не побрезгует ничем на свете, не пощадит ни сил, ни времени, только бы как можно скорее и с наименьшим для себя риском достичь цели.

Действительно, воцарившееся вслед за тем молчание не было обычной паузой в разговоре. По всему видно: заместитель начальника лагеря сосредоточенно обдумывал, как приняться за дело, чтобы поскорее его завершить.

— Хорошо! Безопасность я вам гарантирую! Ручаюсь! — сказал он уверенно.

— Инсценирую следствие по делу тех троих, которых он поторопился убрать, и так его прикручу, что Протопопов сам станет вашим ангелом-хранителем.

— Это значительно упростит и облегчит мне работу.

— Чем ещё могу быть полезен? Конечно, вам понадобится список всех, кого вам надлежит вывезти. Я уже приказал…

— Упаси боже, никакого списка! Зачем иметь при себе такой компрометирующий документ? Относительно этого мы с Думбрайтом придерживаемся одного мнения. Но с анкетными данными и характеристикой каждого члена группы я хотел бы ознакомиться. Это поможет в поисках. Вы не возражаете, если я просмотрю их сегодня?

— Каждый час нашего промедления — выигрыш во времени для красных. Останемся тогда оба в дураках. Стоит им предъявить список… достаточно даже того, чтобы он к ним попал. Тьфу! Ну и повезло же мне! Им, конечно, легко загребать жар чужими руками, а в случае чего — отвечать мне…

— Кому им?

Поняв, что у него вырвалось неосторожное слово, чуть бросившее тень на его высшее начальство, Хейендопф с преувеличенной сосредоточенностью стал возиться с сейфом.

— Вот! — сказал он наконец, кладя на стол обычную канцелярскую папку. — Начнём по алфавиту?

— Конечно. Так мы по крайней мере никого не пропустим. С вашего разрешения я запишу некоторые интересующие меня сведения. Я неплохой стенографист, и мои записи не задержат вас. Потом я, конечно, их уничтожу. Или передам вам…

«Анохин, Павел Яковлевич, — прочитал Хейендопф, — тысяча девятьсот шестого года рождения, уроженец села Марковка, Курской области. Был завснабом артели „Кожгалантерея“ в городе Орле. Беспартийный. Осуждён на пять лет за подделку финансовосчетных документов. В армию Власова поступил в 1943 году. Быстро продвинулся по службе от рядового до старшего лейтенанта. Близких родственников на территории России не имеет. Любит широко пожить. К советской власти относится резко отрицательно».

«Антоненко, Василий Свдорович, тысяча девятьсот двадцать третьего года рождения. Уроженец села Солоне. Днепропетровской области. Там же работал старшим механиком тракторно-ремонтной мастерской. Родители в своё время раскулачены. Сам репрессиям со стороны советской власти не подвергался. В армию Власова завербован в лагере для военнопленных. Войну закончил в чине капитана. За храбрость, проявленную в боях, немецким командованием награждён орденом Железного Креста второй степени и медалями. На территории России остались жена и сын, об их судьбе он ничего не знает, да и не интересуется. Категорически возражает против возвращения в Советский Союз».