У черта на посылках

– Может, зря вы все-таки беспокоитесь? Случись на самом деле что-то серьезное, их же милиция бы искать стала. Ведь есть у них родственники, друзья.

– Вот этого я тоже не понимаю. – Согласилась девушка. – Нам-то что, мы искать не обязаны, вот если бы заказы на них были, тогда – да. Но девчонки в основном молодые, зарекомендовать себя как следует не успели. Таких, как они – море. Так вы не передумали?

Я слегка задумалась. Может, и правда лучше передумать? Это было бы разумнее всего. Беда в том, что я крайне редко поступаю разумно, и этот раз не был исключением.

– Я попробую поработать у Кибиткина. – Ответила я. – Можно еще одну просьбу?

– Конечно.

– Разрешите, я запишу данные девушек, которые работали у писателя до меня. Будет свободное время – попробую их отыскать.

Оксана кивнула, поднялась со своего места, подошла к стоящему позади нее шкафу с выдвижными металлическими ящичками, выдвинула один, пробежалась пальчиками по плотным рядам документов и вытащила четыре карточки. Она положила их на стол передо мной, и я аккуратно переписала в блокнот четыре девичьих имени. Посмотрев на даты, я подумала, что сначала лучше заняться последними двумя – Ириной Сметаниной и Ксюшей Алямовой. Ксюша исчезла последней, всего месяц назад. Тоже, конечно, многовато, но разыскивать пропавшую полгода назад Анюту Коркину занятие и вовсе бессмысленное. Впрочем, что это я? То, что девушки не пришли в «Элит», еще ничего не значит. А может они замуж повыходили или за границу на работу подались?

Поблагодарив Оксану, я попрощалась с ней и наконец-то отправилась домой. По дороге я все время думала о странных слухах, клубящихся вокруг имени писателя. В большой степени они, по-моему, объяснялись жанром его творчества. У нас ведь как принято? Если ты пишешь о чем-то, значит и сам имеешь к этому прямое отношение. Кибиткин придумывает весьма правдоподобные страшилки, наполненные мистикой и колдовством, и его сразу же записывают в чернокнижники. Я вспомнила нашу встречу. Конечно, он сам и его окружение показались мне странными, но не настолько, чтобы согласиться со всеобщим мнением. Тем не менее, возвращаться в этот дом по-прежнему не хотелось. Больше всего раздражало то, что я не находила веских причин для своего страха. Угрозы старухи меня не настолько впечтлили, с собаками удалось поладить, Кибиткин выглядел слегка помешанным, но не более того, а из Прасковьи, если она будет продолжать в том же духе, я сделаю цыпленка табака – в конце концов, это всего лишь ворона. Доводы казались весьма логичными, но беспокойство не проходило. Слабым утешением служило то, что завтра была среда, а это означало, что в негостеприимном доме мне придется провести всего три дня. Суббота и воскресенье были входными. Уж три-то дня я как-нибудь выдержу. И этого времени вполне достаточно, чтобы выяснить все, что касается причастности или непричастности Кибиткина к смерти Нели и всему остальному.

ГЛАВА 11

Я опустила вниз голову и принялась энергично расчесывать волосы массажной щеткой так, чтобы когда я выпрямлюсь, они упали бы на плечи пышной волной. Покончив с этой процедурой, я посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна результатом. С той стороны стекла на меня смотрела стройная молодая женщина в темно синем брючном костюме, строгий вид которого освежала белая блузка с острым воротничком и рассыпавшиеся по плечам светлые волосы. На лице практически отсутствовал макияж, я воспользовалась только корректором, чтобы замазать появившиеся после беспокойно проведенной ночи синяки под глазами. Слава богу, они были едва заметными, и удалось привести лицо в приличное состояние довольно быстро. Удовлетворенно кивнув своему отражению, я повернулась и взяла с кресла спортивную сумку, куда вчера вечером сложила все необходимое для трехдневного пребывания в чужом доме. Вещей оказалось не так много, я не собиралась задерживаться там ни секундой дольше положенного времени, рассчитывая вернуться домой уже в пятницу вечером.

Кибиткин велел мне явиться к девяти часам, сейчас было только семь, но мне предстояло еще заскочить домой к Инге, чтобы забрать дискету с набранным текстом, кассету и диктофон. Подружка не подвела. Все было готово. Потирая кулаком слипающиеся глаза, Инга, придерживая рукой то и дело распахивающийся шелковый халат, накинутый поверх ночной рубашки, шлепая босыми ногами, протопала в комнату и притащила мне маленький пакет. Чмокнув ее в щеку, розовую ото сна, я вприпрыжку понеслась вниз. В машине я первым делом засунула полученный от Инги пакет в сумку и покатила вперед.

На этот раз ворота были закрыты, но едва я собралась нажать на клаксон, чтобы сообщить о своем прибытии, как они бесшумно разъехались в стороны. Рискуя сломать себе шею, я высунулась в окно и практически сразу заметила висящий на столбе блестящий любопытный глаз видеокамеры.

Собаки снова болтались по двору без привязи, но меня встретили как старую знакомую. Один из них, не знаю, правда, Грег или Бонус (псины были абсолютно одинаковыми) даже слабо шевельнул хвостом в знак приветствия. Зловредной вороны пока не было видно, хотя я держалась настороже.

К моему удивлению дверь мне открыла не Инна Теодоровна, а молчаливый парень в темных брюках и светлой рубашке, похожий на официанта. Наверное, экономка, или кто она там по статусу, разозлилась на то, что я нарушила ее требование исчезнуть с горизонта и таким образом демонстрировала мне свое пренебрежение. Зря старалась. Ее появление доставило бы мне куда больше неприятных минут, чем отсутствие.

В первой половине дня у меня не было никакой возможности осмотреть дом. До обеда я старательно делала вид, что печатаю на компьютере вчерашние записи. У меня затекла спина, и свело ноги, подушечки пальцев покалывало. Хорошо еще, что сам Кибиткин не сидел все время в кабинете, а только забегал туда время от времени. Около часа дня я выложила перед ним стопку с распечатанным текстом, рассчитывая, что мне предложат пообедать. В желудке настойчиво урчало, я почти не завтракала и теперь страстно мечтала о тарелке горячего супа. Но мечтала я, как оказалось, напрасно. Кибиткин пришел в полный восторг, просмотрев несколько страниц напечатанного моей умницей-подругой текста и, вдохновленный моими, то есть ее, успехами, возжелал немедленно надиктовать еще несколько писем. К тому времени тарелка супа приобрела уже вполне конкретные очертания, теперь я отчетливо видела наваристый борщ, и, кажется, даже чувствовала его запах. Отогнав мучительное видение, я исподтишка бросила на своего мучителя сердитый взгляд и взяла в руки карандаш, приготовившись царапать в блокноте закорючки. На этот раз включить диктофон удалось совершенно незаметно, и запись пошла как по маслу.

Поскольку мне не было нужды сосредотачиваться на том, что он говорил, я могла думать о своем. Карандаш автоматически летал по бумаге, покрывая листы малопонятными значками, а я думала, что Кибиткин диктует мне не главы из новой книги, что было бы логично, учитывая его исключительную плодовитость в литературе, а какие-то письма. У меня было время прочесть внимательно то, что он надиктовал вчера, и я пришла к выводу, что это полнейшая ерунда. Среди вчерашней корреспонденции было несколько запросов в различные инстанции по малозначительным вопросам, ответы читателям и подобная чепуха, не имеющая к его работе прямого отношения. Когда же он успевает творить свои шедевры, если тратит время на такую ерунду? Задумавшись об этом, я едва не попала впросак, в последнюю минуту поймав на себе слегка удивленный взгляд писателя. Я сообразила, что он давно закончил диктовать, а я все еще царапаю карандашом по страничке.

– Вам нужно было сказать, чтобы я диктовал помедленнее. – Заметил он. – Но у вас отличная память, как я погляжу. Вы смогли восстановить по памяти довольно большой кусок текста.

– Спасибо. – Пробормотала я, проклиная свою невнимательность.

– На сегодня мы, пожалуй, закончим. Отпечатать можете завтра.

Его слова показались мне волшебной музыкой, так как еще немного и я свалилась бы со стула.

– Я попрошу Инну Теодоровну показать вам вашу комнату. Немного позже, когда она…когда она освободится.

Я кивнула, желая, чтобы занятия Инны Теодоровны продлились как можно дольше. Я подожду. Но был и другой вопрос, разрешения которого я ждать больше не могла. Этот вопрос касался моего обеда, или ужина, или все равно чего, лишь бы оно было съедобным. Я была настолько голодна, что мне было не до условностей, поэтому я спросила напрямик:

– А где у вас можно поесть?

– Вы разве голодны? – Рассеянно спросил он и тут же спохватился, заметив мой изумленный взгляд. – Простите, я не подумал.

– Да, я голодна. – Отчеканила я. – Мы проработали без перерыва восемь часов. Я не против работы, но голодом морить себя не собираюсь.

Я говорила довольно резко, но это потому, что меня разозлил его вопрос. Нельзя же так относиться к людям, пусть даже они всего лишь наемная сила.

– Не знаю, осталось ли что-нибудь от обеда, – пробормотал писатель, – но вы могли бы спуститься на кухню и попытаться отыскать что-нибудь, чем сможете утолить голод.

Едва договорив, он позорно сбежал, не оставив мне времени даже на то, чтобы я могла поинтересоваться, где находится эта кухня. Но гоняться за этим сумасшедшим по коридорам я не собиралась. Лучше попытаюсь отыскать кухню самостоятельно. Заодно попробую осмотреться. Теперь у меня есть веский довод, чтобы оправдать свое шараханье по дому, ведь я буду искать кухню.