У черты заката. Ступи за ограду

— Вы меня с кем-то спутали, — отозвался Жерар.

— Никогда ничего не путаю, — возразил моряк и, подойдя к скамье, сел рядом. — Вы вчера провожали «Дель Норте»?

— Ах вот что. Да, провожал. Вы тоже?

— Нет, но моя посудина стоит рядом. Может, обратили внимание — «Сантьяго»? Жуткая реликвия — спущена на воду еще при Колумбе, но пока держится на плаву. Я там вторым механиком. Позвольте представиться, сэр, — Свенсон, второй механик…

— Бюиссонье, — сказал Жерар, нехотя пожав протянутую лапу.

— Француз? Скажите на милость. Я как увидел вас на пирсе — сразу подумал: англичанин. Знаете почему? Трубка, светлые волосы. — Свенсон подмигнул. — Ничего не поделаешь — промахнулся. Бывает! Но что вы не из местных — тут я все-таки попал в точку. Давно в этих водах?

— Нет, недавно…

— А я уж скоро тридцать лет! Вшивая, знаете ли, страна. В высшей степени вшивая — это вам Свенсон говорит, не кто-нибудь. Уж он-то знает! Вы не писатель?

— Нет-нет.

— А жаль, черт побери! Про местных баб я вам такое могу рассказать…

— Спасибо. Я только не понимаю — какого черта вы тридцать лет торчите в этой вшивой стране?

— Сам не могу понять! — Свенсон выпучил глаза. — Прирос, видно. Как ракушка к днищу! Выпить не желаете? Я тут рядом квартирую — Талькауано, почти на углу Лавалье. Живет со мной еще один наш брат гринго, неплохой парень, но с ним не развлечешься. Замкнутый сукин сын, наподобие устрицы. Ну что, пошли? У меня есть настоящий «боле» — прихватил в Роттердаме.

— Спасибо, у меня свидание.

— А! Тогда прошу прощения… — Моряк встал, слегка пошатнувшись. — Отчаливаю! Только послушайте моего совета: худшей якорной стоянки, чем Аргентина, на свете не было, нет и никогда не будет. Что отсюда следует? Держите курс обратно на Европу, приятель, держите курс на Европу…

«Пьяный дурак», — подумал Жерар, проводив Свенсона неприязненным взглядом. Вшивая страна, видите ли. Удивительно еще, что аргентинцы так охотно принимают к себе кого угодно… Приезжает такой вот кретин, торчит здесь всю жизнь и всю жизнь дерет нос: я, видите ли, европеец, не какой-нибудь там креол…

Да ты и сам, впрочем, многим ли лучше? Не случайно ведь, что до сих пор ни одного друга нет у тебя в этой стране. А ведь мог бы быть друг. Но ты друзей и не искал — в сущности, Аргентина и аргентинцы никогда тебя всерьез не интересовали. Они глубоко чужды тебе, а ты чужд им. Не поэтому ли публика остается безучастной к твоим картинам?

Он подошел к самому краю бассейна и посмотрел на мраморную девушку, разглядывающую свое отражение в темном зеркале воды. Вот она тоже совсем одинока. Вокруг нее ходят тысячи людей, а она одинока — всегда наедине со своим собственным отражением. А если в твоих картинах не было ничего, кроме отражения твоей собственной души? Так ли уж она интересна для других, эта твоя душа?..

3

Однажды, в начале августа, дон Эрменехильдо Ларральде, молодой врач-стажер из госпиталя Роусон, решил после дежурства побродить по городу и немного проветриться перед ужином. Позвонив соседу бакалейщику, он попросил его послать мальчика к донье Марии предупредить ее, что сын задержится на пару часов, и вышел из вестибюля госпиталя, подняв воротник легкого, не по сезону, пальто и плотнее нахлобучив шляпу. День был ясным, но холодным, дул пронизывающий южный ветер, в обрывках туч догорал ледяной закат. Хиль неторопливо шел по Сантьяго-дель-Эстеро, с удовольствием вдыхая бодрящий воздух. Профессор Кастро, лучший диагностик госпиталя и гроза всех стажеров, сегодня похвалил его за удачный диагноз, на котором до него срезалось трое коллег. Хиль шел и размышлял о своей профессии, и к законному чувству гордости, вызванному профессорской похвалой, примешивалась тревога. Он-то знал, что сегодняшний точный диагноз поставлен им не «научно», не на основе твердых знаний в симптоматологии, а скорее каким-то внезапным наитием. По сути дела, это была догадка — случайно она оказалась удачной. А могло получиться и наоборот.

Ну, хорошо, пока он еще может посоветоваться с опытным коллегой по любому затруднительному вопросу, но потом? Когда он начнет самостоятельную практику? Или если ему после стажировки придется подписать контракт с министерством здравоохранения и поехать куда-нибудь в провинцию, где он будет единственным врачом на несколько тысяч душ населения? Что тогда?

Зайдя в знакомый бар, Хиль выпил одну за другой две рюмки анисовой и быстро согрелся. В баре было шумно и накурено, в одном углу огромная автоматическая электровиктрола ревела старое танго, в другом несколько завсегдатаев играли в карты. По выражению их лиц можно было за полмили определить, что игра идет не впустую, хотя денег на столе не было.

— Азартные, дьяволы, — усмехнулся Хиль, расплачиваясь с барменом и кивнув в сторону играющих, — смотри, чтобы не вошел инспектор фиска. На прошлой неделе застукали такую компанию в одном баре.

— Ну и чем кончилось? — лениво полюбопытствовал тот, отсчитывая сдачу на мокром алюминиевом прилавке.

— Там сейчас на дверях такая симпатичная бумажка с печатью полиции.

— Надолго?

— На три месяца, «за поощрение азартных игр среди посетителей».

— Я никого не поощряю, — пожал плечами бармен.

— Ладно, оправдываться будешь в комиссарии. Мое дело предупредить. Всего наилучшего, ягненочек.

Хиль прикоснулся к шляпе и вышел из бара, закуривая на ходу. Солнце уже село, на город спускались голубоватые от бензинового угара зимние сумерки, кое-где вспыхнули неяркие еще разноцветные арабески вывесок и реклам. Хиль вскочил в переполненный автобус и через несколько остановок сошел на одном из шумных центральных перекрестков.

Включившись в неторопливый ритм общего движения, Хиль двигался вместе с толпой, рассеянно поглядывая то на витрины, то на лица встречных женщин. Перед витриной большого магазина медицинской аппаратуры он остановился и долго разглядывал разложенный по стеклянным стендам хирургический инструментарий, рентгеновское и лабораторное оборудование — все это соблазнительно красивое, слепящее глаза ледяным блеском никеля и белоснежной эмали. Цен, к сожалению, не было, — вместо них на видном месте красовался изящный, золотыми буквами, плакатик, извещающий господ медиков о том, что фирма предоставляет кредит на самых льготных условиях. «Знаем мы эти льготные условия, — подумал Хиль, со вздохом отходя от витрины, — это лет пять, если не больше, будешь работать только на оплату своего кабинета». А вообще-то, конечно, этого не миновать. Придется как-нибудь зайти полистать проспекты…

— Доктор Ларральде? — прервал его размышления женский голос.

Хиль поднял голову и остановился как вкопанный.

— Сеньорита Монтеро… — пробормотал он в замешательстве.

— Узнали? — засмеялась та, левой рукой прижав к себе сумочку и покупки и протягивая ему правую, затянутую в перчатку. — Ради всего святого, разгрузите меня хоть наполовину, я уже полчаса не могу остановить ни одного такси…

Она вручила ему несколько коробок разного размера, завернутых в цветную папиросную бумагу и перевязанных пестрыми целлофановыми ленточками. Хиль молча сунул их под мышку, не зная, стоит ли радоваться этой встрече. После того памятного вечера на третий день карнавала, когда он целый час напрасно прождал сеньориту Монтеро возле обелиска, он сначала возмутился, но потом обида прошла и он несколько раз звонил ей на дом — всегда безрезультатно. В конце концов ему сказали, что сеньорита часто теперь не ночует дома, и он оставил попытки связаться с нею; к тому же начались выпускные экзамены, а короткий роман с одной из медицинских сестер в Роусоне — вскоре после начала стажировки — окончательно помог ему забыть о неудачном летнем знакомстве. И вдруг…

Впрочем, замешательство его длилось считанные секунды. Он посмотрел на сеньориту Монтеро и улыбнулся широкой восхищенной улыбкой.

— А вы еще больше похорошели, — сказал он.

— Серьезно? — опять засмеялась та. — Спасибо за комплимент, хочу верить в его искренность. Расскажите, как живете? Вы очень обиделись на меня в тот вечер? Впрочем, знаете что, зайдемте куда-нибудь выпить чаю, я сегодня с самого обеда бегаю по магазинам, устала и проголодалась.

— Я не совсем прилично выгляжу, — пробормотал Хиль нерешительным тоном, — видите ли, я сейчас прямо из госпиталя, с дежурства…

— Господи, я ведь не в Жокей-клуб вас приглашаю! Здесь за углом есть такой чайный салончик, там тепло и уютно. Идемте же, доктор, просто невежливо так долго раздумывать!

— Я не раздумываю, а подсчитываю мысленно свои ресурсы…

Сеньорита Монтеро испуганно округлила глаза.

— О-о, это серьезный вопрос! Ну и как, подсчитали? — Смеясь, она потянула его за рукав. — Пошли, пошли, в случае чего я вас выручу… Вы не думаете, что обстоятельства нашего знакомства освобождают нас от церемонности в отношении друг друга, а?