У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
Сбросив домашнее платье, Беатрис надела белую блузочку без рукавов, черную юбку, туго перетянулась широким кожаным поясом и сунула ноги в открытые лодочки на низком каблуке. Старые, ко всему привычные зеркала бесстрастно отразили тоненькую фигурку с задорным хвостом на макушке. Окинув себя критическим взглядом, Беатрис расправила широкую юбку и вышла из гардеробной.
Верная себе, Норма опоздала и на этот раз. Стрелки на часах уже почти сошлись на двенадцати, когда у ворот прозвучал незнакомый клаксон; подойдя к выходящему на улицу окну гостиной, Беатрис увидела подругу,
— Норма! — крикнула Беатрис, перегнувшись через подоконник. — Поднимайтесь сюда, дверь открыта! Идите!
Сбежав по лестнице, она встретила подругу в холле, куда солнце едва пробивалось сквозь затененные разросшимся снаружи плющом цветные витражи.
— Добрый день, дорогая, — простонала Норма, чмокнув ее в щеку. — Ради всего святого, холодильник у тебя работает? Умираю выпить чего-нибудь холодного!
— Идем, что-нибудь придумаем. А мальчики?
— Пускай сидят там, ничего с ними не сделается. Идем, идем, я сейчас умру!
— Хочешь, я собью бананы с молоком? Со льдом, конечно.
— Нет, что ты, от этого толстеешь. Ты пьешь этот ужас? Сбей мне один апельсин с водой, только побольше льда и поменьше сахару. Бананы с молоком! Это же самоубийство! Би! Давай я очищу.
Беатрис перебросила подруге апельсин и достала из холодильника формочку с кубиками льда.
— А я люблю бананы с молоком, — призналась она, ополаскивая под краном стеклянный резервуар миксера. — Я что-то не замечала, чтобы от них толстели. Слушай, ты нарядилась совсем по-спортивному, — она глянула на сеньориту Линдстром, одетую в голубую «американку» и очень узкие брюки цвета «серый жемчуг», — а я думала ехать, в таком виде. Может быть, не подходит?
— Да какая разница, — пожала плечами Норма, — мы же не на пикник собрались! Конечно, поезжай так. Какая милая юбка. Полное солнце, да? А ну-ка, крутнись… Нет, очень хорошо. А вообще я не понимаю твоей нелюбви к брюкам! Сейчас это так модно.
Беатрис накрошила в резервуар очищенный апельсин и повернула выключатель. Миксер взвыл, за стеклом забилась белоснежная пена.
— Ты понимаешь, — сказала Беатрис, вытирая руки, — это, по-моему, не совсем прилично — так обтягиваться.
Норма поднесла к губам стакан и вдруг расхохоталась.
— Ох ты ж и смешная, Би! «Неприлично так обтягиваться»! Да когда же еще и обтягиваться, если не в нашем возрасте?
Беатрис вспыхнула:
— Норма, перестань. Миллион раз тебя просила!
— Oh, dear me! [30] — насмешливо сказала Норма. — Мы опять шокированы? Как будто ты сама не носишь обтянутых платьев!
— Платья это совершенно другое дело…
— Ах, другое де-е-ело? Ничего, я тебе это напомню, когда ты наденешь свой черный тальер, тоже мне скромница!
30
Ах, какой ужас! (англ.).
Беатрис, пытаясь скрыть смущение, пожала плечами с независимым видом.
— Это же не брюки. Скажи лучше, кто эти молодые люди, что с нами едут?
— Верно, вы же незнакомы! Один из них — Би, ты пропала! — красавец блондин,
влюбишься с ходу, его зовут Ян Гейм и он австриец, но жил в Чехословакии, его родителей разорили красные. А другого ты, может быть, и знаешь — это Качо Мендес…— Качо Мендес? — Беатрис вскинула брови. — Не знаю, никогда не слышала. Кто такой?
— Электромоторы «Ментор» — Мендес, Торвальдсен и компания. Этот Качо — сын старого Мендеса, фактически он управляет фирмой вместо отца…
— В первый раз слышу. А тот, другой, что делает?
— Гейм? Он на юридическом, Пико его хорошо знает. Кстати, учти, они друг друга не особенно любят. Пико называет Яна реакционером, а тот его агентом коммунистической пятой колонны.
— Пико — коммунист? — рассмеялась Беатрис.
— Ну, не знаю, они там из-за чего-то перегрызлись на факультете.
— Господи, и не противно им. Он что, красив?
— Как бог Аполлон, сама увидишь. Вообще он какой-то аристократ, у него здесь родная тетка — польская принцесса, что ли, кошмарная фамилия, которую не выговоришь, не вывихнув языка… Он такой любезный, настоящий джентльмен, а в общем, я его мало знаю. Ну, идем?
— Минутку. Я только сбегаю наверх — возьму очки и перчатки…
Молодые люди — здоровяк Качо, с черными усиками, в измятых парусиновых брюках и ковбойке, и элегантный Гейм, в светло-синем костюме с красной бабочкой, — стояли возле машины, покуривая сигареты. Качо оживленно рассказывал что-то, размахивая руками; его собеседник слушал с выражением вежливой скуки на лице.
— Знакомьтесь, — выйдя за калитку, крикнула Норма и подтолкнула вперед подругу. — Сеньорита Дора Беатрис Альварадо — сеньор Гейм, сеньор Мендес. Смелее, Би!
— Привет, сеньорита Дора, — пробасил Качо. — Очень рад. Норма мне о вас уши прожужжала.
Беатрис улыбнулась, пожимая ему руку, и повернулась к Гейму.
— Очарован знакомством, мадемуазель, — оказал белокурый красавец. — Я не сомневался, что владелица такого дома будет выглядеть именно так, но должен сознаться, что действительность превзошла ожидания…
Гейм говорил по-испански совершенно правильно, и мягкий иностранный акцент придавал его словам какую-то особую вкрадчивость.
— Очень рада… — пробормотала Беатрис и покраснела, не успев отдернуть руку от поцелуя.
— Ну, поехали? — спросила Норма. — Би, вы с Яном полезайте на; зад, я сяду впереди, ладно?
Гейм распахнул перед Беатрис заднюю дверцу, осторожно прихлопнул ее, подергав для верности, и, обойдя машину, сел рядом. Норма забралась на переднее сиденье.
— Качо! — завопила она. — Ты чего там копаешься, иди, тебя ждут! Уже не терпится что-нибудь сломать?
Качо опустил капот и подошел к открытой дверце, вытирая руки о штаны.
— Пробовал, не греется ли. Что угодно сеньорите Линдстром?
— Слушай, куда ты нас повезешь?
— Куда прикажете, — добродушно заявил Качо, забираясь в накренившуюся под его тяжестью машину. — Я предлагаю прежде всего выбраться через Палермо на Костанеру, а потом рванем в сторону Висенте Лопес. А там будет видно. Куда будем выезжать — на Альвеар или по Алькорта?
— На Альвеар, — кивнула Беатрис. — Только осторожно, там большое движение!
Качо, обернувшись через плечо, успокаивающе подмигнул ей. Машина мягко тронулась с места.