У черты

Роман действительно присутствовал, девица прикрывалась им по самые уши; с обложки скучающе смотрел на мир красавец-мачо, неловко срисованный с актера Бандераса. Приглядевшись к девушке внимательнее, сталкер понял, что ошибся на ее счет. Леночка не выглядела глупой, просто в присутствии мужчин у нее случался мозговой коллапс. Бывает.

– Вы что, сирену не слышите? – рявкнул Глеб, еще не понимая, на что сердит – на Ингину беспечность или на свое неуклюжее вторжение. Или на откровенную неприязнь во взгляде девушки.

– Слышим. Кстати, здравствуй. Тебя уже отпустили?

Глеб смолчал, прикидывая, сможет ли договориться, или придется применять силу в той или иной форме. Решил договариваться.

– Отпустили. Сирена, потому что идет волна из Зоны. Я помогу найти безопасное место.

А есть ли оно, безопасное место?

– Как в романе, - восхитилась мышь и стремительно покраснела. – Ой, да что я про роман этот…

Глеб покопался в памяти и выдал, чтобы немного разрядить обстановку:

– Это ничего. Все девушки или читают любовные романы, или пишут их. Безразличных не бывает.

– Что же, эти категории сильно различаются? – полюбопытствовала Леночка. – С мужской точки зрения.

– Ну... первых любить можно, вторых… тоже можно.

– Его баба роман писала, - сделала неожиданный вывод Инга. – И он не нашел себя среди главных героев. Кошмар!

Глеб едва язык не прикусил, так захотелось ответить какой-нибудь многозначительной колкостью.

– Ой, я тоже писала, в школе еще, - расстроилась пунцовая мышь. – Неужели меня не нужно любить, гражданин сталкер?

– Вас, Леночка, нельзя не любить, - сказал Глеб с натужной галантностью; он раздражался ее зажатости и совершенно не представлял, как с ней разговаривать.

– Ты вот что, герой-любовник, - оборвала его Инга, - мозги... как это?.. не полощи девчонке! Кавалер, надо же! Напомнить, где эти ваши... боевые подруги пасутся?

Глеб выдержал яростный взгляд.

– Зачем так? Мы знакомы всего пару дней. Говорили в другом тоне. Что случилось?

– Зачем мальчишку избил? Вчера, в баре.

Вон что! Глеб усмехнулся:

– Если скажу, что защищался, поверишь?

– Кулаком в висок? Нет! – отрезала Инга. – Я же там была, видела. У него сотрясение и гематома в половину лица. Он ушел пешком, в таком состоянии, потому что боится. Казнит себя, что связался с...

Ну?! Глеб пристально смотрел ей в глаза, ожидая, когда девушка решится.

– … оборотнем! – с вызовом закончила Инга.

Рамзес не принял вызова.

– Не говори так, - спокойно попросил он. – Ты судишь о вещах, которых не понимаешь.

Девушка сморгнула.

– Я бы мог спасать свою шкуру, - продолжил Глеб. – А я здесь стою и глотаю оскорбления. Какого, спрашивается, черта?

– Какого же?

– Ты мне помогла, а Рамзес долгов не забывает.

– Боже, сколько пафоса! – съязвила девушка и протянула, словно пробуя на вкус. – Рамзес... Почему не Цезарь? У тебя, сталкер, часом не мания величия?

У меня, часом, фамилия похожа, подумал Глеб.

– Если не пойдешь, я тебя участковому сдам, - обещал он.
– Ничего больше сделать не могу, извини. В обезьяннике, пожалуй, сейчас единственное безопасное место.

Обещать-то обещал, но готов был душу прозакладывать, что Скипидар из отделения ни ногой пока волна не схлынет. Но девице знать об этом совсем не обязательно.

– За что? – ахнула мышь.

– Меня не за что арестовывать, - сказала Инга с едва заметной ноткой неуверенности.

Она задумалась, начала кусать губу. Как всякого в общем-то законопослушного человека, ее нервировала угроза ареста. Страшную в своей наивной откровенности максиму: от сумы и тюрьмы не зарекайся, девушка еще не усвоила. В силу долгой оторванности от ридны ненки.

– Какая разница за что?
– отмахнулся Глеб. – За кустарную модификацию оружия, к примеру.

Рамзес к лишению свободы относился философски. В Приштинской тюрьме он сидел за то, за что в Белграде ему обещали орден. Не дали, правда, зато помогли выбраться.

Девушка начала колебаться.

– Волна – это очень опасно!
– Глеб зашел с другой стороны.

– Что ты предлагаешь? – буркнула девушка, сдавая позиции. – Только учти, доверия тебе нет!

– Для начала пойти к управе. У властей должен быть план на случай волны.

«Если такого плана нет, даже мне дожить до утра будет непросто», - признался себе Рамзес.

Инга не стала спорить, только предупредила:

– Оружие не дам! Не знаю, как у властей, а это мой план.

Она положила руку на карабин. Красивые пальцы смотрелись на цевье неубедительно. На теннисной рукоятке они были бы к месту, но не здесь. Из этого оружия еще не стреляли, понял Глеб, разве что по мишеням. Они друг другу чужие – металл и пальцы, им еще предстоит сработаться в нелегком деле уничтожения живого. А, значит, немногого стоит твой план, красавица.

– Вы тоже собирайтесь, - велел Глеб Леночке; не собакам же ее оставлять, подумал. – Анна Павловна где?

– У Пасенков.

Мышь не казалась взволнованной. Она, похоже, не сознавала масштабов катастрофы.

– Далеко?

– С того краю деревни.

«Не успеть... Ну, господи спаси Анну Павловну! Чудесная старуха», - Глеб поймал себя на том, что думает о ней, как о покойной…

Кудлатый пес, помесь московской сторожевой и местного дворянина, провожал квартирантов мутным взглядом. Еще вчера истошно гавкал и норовил ухватить за лодыжку, потом ластился и клянчил сахар, а теперь не издал ни звука, только дернул лобастой башкой и уронил на землю струйку тягучей слюны. Собаки в Вешках молча умирали.

Рамзес не пожалел минуты, вспорол ножом брезентовую петлю-ошейник и дал собаке увесистого пинка. Извини, друг человека! Псина неохотно оскалилась, но поднялась. Глеб толкнул ее в сторону калитки.

– Зачем вы так? – возмутилась Леночка. – Пират хороший!

– Прогуляется, - не стал вдаваться в подробности Глеб. – Ему полезно.

«Гавкнуть твой Пират не успеет!»

За калиткой Глеб погнал девушек едва ли не бегом. Он торопился. Опять начинала болеть голова; поднялся ветер, крутил мусор и пыль, сильно бил в лицо.