У экватора

Лезвие сабли отскочило от твердой кожи безобразной рептилии, но удар был настолько силен, что змея оставила свою добычу, стремительно поднялась и исчезла в густоте гигантских орхидей.

Излишне говорить, какой вздох облегчения почувствовал я.

Я посадил ребенка на колени, ощупал его тело, тщательно выслушал. Я опасался перелома бедер. Но, к счастью, ничего не обнаружил. Некоторое время у мальчика было затруднено дыхание, но после энергичного растирания оно нормализовалось.

Я успокоил родителей, доверившихся моему медицинскому опыту. Они взялись снова за весла, стремясь поскорее убраться от проклятого места. Ребенок полностью оправился. Это прекрасно. Но мысль о змее не оставляла меня. Я должен был убить ее.

— Бони, возвращайся назад. Я должен убить «бома» (змея боа).

— А, месье, я не хочу… Бог не хочет…

— Поворачивай быстро, — сказал я голосом, не допускающим возражений, уже заряжая ружье двумя патронами, каждый по шестнадцать крупных дробин.

— Не хочу… Бог не хочет… — продолжал повторять бедный негр с глазами, полными слез.

— Если не послушаешься, я переверну лодку, и ты никогда не будешь перевозить белых.

Эта угроза произвела впечатление, и через две минуты мы были уже под злополучным деревом.

Чувствуя преследование, боа попыталась скрыться. Она бесшумно скользнула на соседнюю ветку. Подождав, пока не показалась ее голова, я сразу же выстрелил. Змея рухнула с раздробленной головой как огромная куча мокрого белья, скрючившись от боли на мгновение, и наконец застыла неподвижно. Вода сразу окрасилась от хлынувшей крови. Поднять мертвую рептилию с помощью весла из воды, вытолкнуть на берег и перевязать лианой было делом одной минуты.

Через полчаса ее шкура была содрана и уложена на пирогу, несмотря на бурные протесты бони, который с негодованием бросил в воду весло, соприкасавшееся с «бома». Труп змеи был оставлен на растерзание мышам.

Шкуру боа, размером в шесть метров, я отвез в Париж, где она произвела большой эффект среди путешественников.