У хороших девочек нет клыков

– Я прослушиваю твои телефонные звонки. Заставляю тебя чувствовать себя так, словно за тобой наблюдают. Перемещаю вещи. Воздействую на холодовые точки[6]. – При этих словах я впивалась в нее взглядом. Оставаясь неподвижной, она подняла мое блюдо с «Поцелучиками»[7] лишь для того, чтобы продемонстрировать свои способности.
– Иногда я вижусь с другими призраками в городе. Ты ни за что не поверишь, насколько привлекателен для них Холлоу.

– О, думаю, мой разум готов для новых открытий, - сухо сказала я.
– Приведешь пример?

– Хорошо, поле для гольфа. Если бы люди знали, сколько мертвецов в уродливых штанах там ошивается, то даже близко бы туда не подошли, - ответила она, ухмыляясь как кошка из пословицы про канарейку и/или сливки.

– Включая твоего дедушку Фреда.

– Ах, я любила дедушку Фреда, - вздохнула я, надув губы, что было довольно сложно сделать при наличии клыков.
– Очень не хочется думать, что он обречен вечность блуждать по земле одетым в шотландку из полиэстра.

– О, он в порядке, милая, – махнула рукой Джетти.
– Счастлив как ребенок. И еще счастливее теперь, когда мы встречаемся.

– Ты имеешь в виду, «встречаетесь» в смысле свиданий? Если честно, то не знаю, что на это ответить, - покачала я головой.

– Я ничего не могу поделать, если твоя бабушка повыскакивала замуж за всех красавчиков в городе. Наши пути просто обязаны были когда-нибудь пересечься, - сказала Джетти, пожимая плечами.

В ее словах был резон. Чтобы в памяти всплыли детские воспоминания о моей бабушке, мне не нужен запах овсяного печенья или мыла «Айвори», достаточно аромата липовых «Шанель №5» и произнесенной вслух фразы: «Дорогая, я встретила самого замечательного мужчину на свете». Бабушка Рути была замужем четырежды, достаточно много, чтобы я начала называть дедушкой каждого встреченного в продуктовом магазине старика. Мама положила этому конец после Фреда - дедушки номер четыре. Он был хорошим человеком. Тем досаднее вспоминать о том ударе молнии.

Все мужья бабушки Рути умерли при невероятных стечениях обстоятельств. Грузовик с молоком сбил Джона, моего настоящего дедушку, в те далекие дни, когда этот продукт еще доставлялся прямо к дверям. У дедушки Тома обнаружилась прежде не наблюдаемая у него аллергия на ревень и случилась анафилактическая реакция на бабушкин знаменитый землянично-ревеневый пирог. Дедушка Джимми скончался от яда коричневого паука-отшельника[8], укусившего внутреннюю стенку его горла. Статья его доктора по поводу маловероятности такого укуса была опубликована в нескольких медицинских журналах. И бедный Фред, поджаренный разрядом молнии у двенадцатой лунки Хаф-Мун Холлоуского общественного поля для гольфа. Удивительно, почему бабушка не попала под подозрение полиции или, хотя бы, почему не получила крутое прозвище типа «Черной Вдовы».

Хотя, конечно, такое прозвище, вероятно, было бы дурного толка, учитывая то, что случилось с дедушкой Джимми.

Вот почему мне разрешили пойти в аквапарк «Улетные Горки» с Рей Саммеролл в день похорон Джимми. Очевидно, мама, наконец, поняла, что не нормально для маленькой девочки иметь специальное платье для похорон. После Фреда она заявила бабушке, что пришло время притормозить ее подзатянувшийся свадебный марш смерти. Бабушка встречается с очень хорошим человеком по имени Боб на протяжении вот уже пяти лет. Четыре с половиной из которых они помолвлены.

Боб стал доказательством того, что медицинская наука может удержать на этом свете практически любого. Его желчный пузырь, одно легкое, часть поджелудочной железы, и простата были удалены. Он провел больше времени в больнице, чем вне ее. Так почему же этот милый человек обручился с моей бабушкой? Могу только предположить, что он на самом деле хотел умереть, и брак с ней казался ему единственным выходом.

– Пока Рути продолжает убивать мужей, мне гарантирована социально-активная загробная жизнь, – заявила Джетти, прихорашиваясь.

– Звучит довольно вульгарно, - поежилась я. – Хотя, может быть, твой неблаговидный посмертный адюльтер отвлечет маму и папу от моего новоиспеченного экстравагантного ночного образа жизни.

Джетти побледнела.

– Твои родители приедут сюда? Сейчас? О, милая, это добром не кончится.

– Спасибо за поддержку, - сказала я ей, выбрасывая розовый бант и целлофан в мусорку. – Ставлю десять баксов, что мама принесет пирог в горшочке.

Мамин практически-самодельный куриный пирог в горшочке при жизни был моей любимой едой. Весь покрытый корочкой снаружи и с сочным куриным великолепием внутри. Я уже по нему скучала, несмотря на то, что в моей морозилке их уже штук семь хранилось. Мама вела себя так, словно мне было восемь, и я не в состоянии позаботиться о своем пропитании. Для нее физически невозможно переступить порог моего дома, не принеся с собой еды. Как-то раз она пыталась всучить мне сырные крекеры из своей сумочки, пока мы стояли посреди моей кухни.

Как и бабушка Рути, мама приписывала посмертную волю Джетти в отношении меня и Речных Дубов старческому маразму. Очевидно, было бы намного лучше, оставь она семейную резиденцию моей сестре, Дженни, которая смогла бы должным образом позаботиться о доме. Будучи хитроумной, прижимистой, и гордой владелицей профессионального пистолета для клея, Дженни заставила бы Марту Стюарт[9] на своем фоне казаться бездомной нищенкой. И она оправдала каждую надежду, возложенную моей матерью на своих дочерей, тем, что (a) была избрана капитаном группы поддержки в старших классах, (b) вышла замуж за хиропрактика[10] сразу после окончания юридической школы, (c) стала матерью двух мальчиков, Эндрю и Брэдли. Их едва ли можно было назвать детьми; нет, правда, они больше похожи на неугомонных барсуков в футболках «Аберкромби энд Фитч» [11].

Тем не менее, Дженни была твердо убеждена, что плоды, понесенные ее чреслами, дают ей право на автоматическое наследование всего семейного имущества. После того, как я переехала в Речные Дубы, мне стали попадаться множество крошечных «Дженни» меток на огромном количестве тех старинных вещей, которые она «забила». В ожидании дня, когда тетя Джетти упадет замертво, Дженни тайком помечала мебель, статуэтки, и семейные портреты небольшими синими точками, чтобы заявить свои права на то, что считала своей долей наследства. К счастью, довольно твердое и весьма однозначное изъявление последней воли тети Джетти предотвратило то, что, как я уверена, стало бы посмертным грабежом. Но я по-прежнему находила эти метки в самых непостижимых местах. Понятия не имею, как ей удалось поставить их незаметно от меня.

Просто жадный ниндзя какой-то.

Через входную дверь я услышала, как мама делится рассуждениями с моим отцом об этом старом месте и о том, что одинокая девушка, вроде меня, не способна справиться со стрижкой лужайки или прочисткой водостоков. Вообще-то у этого дома не было водосточной системы, но указать на это означало бы дать им намек на мой суперслух.

– Дженни могла бы превратить это место в настоящую «конфетку», - причитала мама, пока они поднимались на крыльцо.
– А Джейн, ну, в общем, у нее никогда не было чувства прекрасного. И я очень переживаю, что она живет здесь совершенно одна.

– Она может позаботиться о себе, Шерри, - возразил папа усталым голосом. Вероятно, в течение всех этих дней ему было гораздо труднее иметь дело с мамой.

Мой отец. Что можно сказать о человеке, который читал мне каждый вечер со дня моего появления на свет? И я говорю не о «Спокойной ночи, луна»[12] или «Погладь зайку»[13]. Держу пари, что я - единственный человек на земле, прослушавший две биографии Линкольна до наступления своего первого дня рождения. Папа был главой исторического факультета в местном "общинном" колледже[14]. Это отразилось на его методах воспитания.