У Истока. Хранители. Том 1. Явление

Она молилась, чтобы ей открыли этот путь и помогли не навредить. Но по опыту знала, что всё будет как будет. У неё нет связи с высшими силами такой, как у её внучки, нет такой силы. И по сути всё, что она знает и умеет – это механическое повторение того, что узнала от бабушки, плюс научные уже знания о травах, плюс святая почти детская вера в то, что это всё работает. Потому что её бабушка помогала людям, помогала солдатикам в войну и они выздоравливали. Вера и всё. Она видела и верила. А не потому, что бабушка ей объяснила истинное устройство мира, источник силы или ещё что-то в этом роде. Бабушка просто верили она тоже.

Был в рассказах прабабушки Прасковьи какой-то абстрактный бог, у которого сила, и вот именно он лечил, по её словам, а вовсе не она.

Годы работы убедили Екатерину в том, что так оно и есть на самом деле. Не у людей способности, а у него. Он кому-то даёт возможность лечить, видеть, применять знания, а кому-то нет. И только он понимает, что, зачем и почему. Есть какой-то план, какой-то великий замысел. Это лучшее доказательство бога. Только при таком принятии и понимании всё вообще складывается. Но это попахивало каким-то средневековьем, а то и вообще каменным веком.

Гром – Перун, утонул – русалка уволокла. Именно так её объяснения по поводу существования некой неконтролируемой Силы выглядели для её руководства. Оно требовало найти ген сверхчеловека, скрытые резервы и другие тайны потаённые, которые заставляют человека быть иным. Надо было видеть сквозь века, двигать взором горы, поворачивать реки вспять и мановением руки отводить несущиеся к границе ракеты противника, внедряться в мозг человека силой мысли и прочее, прочее, прочее.

Чего она только не пробовала. Боже.

Но как же хотелось вот так провести рукой и снять боль или верить в то, что заговоры работают сами по себе только умелым сочетанием звуков и букв. Лечат сказанные в определённом ритме и порядке слова, а не решение неизвестного бога жить тебе или умирать. Хотелось иметь вот такой универсальный код исцеления, одно слово. Ну ладно, набор слов, который мог сказать любой человек и вылечиться.

Екатерина нервно встала и прошлась по комнате. В её кабинете и лаборатории всегда отчётливо были видны на линолеуме, кафеле и красном ковре протоптанные ею дорожки. Кажется, она уже сотни раз Землю обогнула по экватору, а истины так и не нашла.

Нужен был какой-то чёткий план. Екатерине всегда нужен был какой-то чёткий план. Иначе она начинала паниковать. А вот если по пунктам, то стройную и логичную композицию освоить куда проще.

Вот и работа, да и вся жизнь постоянно вносили диссонанс в её выверенный марш. То война, то ранняя смерть родителей, то работа в институте, где буквально каждый день могли с ног на голову перевернуть все исследования в угоду новому шефу или новой политике, то муж умер, то дома бардак. Теперь вот это в один день: падение страны и открытие способностей у девочки. Тех самых способностей, о которых она буквально мечтала.

С ума бы не сойти.

Где-то в глубине души Екатерина понимала, что очередной её стройный план, скорее всего, разлетится вдребезги. Но подготовиться всё равно стоило. Если не пробовать, то как достичь успеха? Бабуля всегда говорила: с первого раза редкий случай что получается.

Кто с первого шага пошёл? Кто с первой буквы читать научился сразу и не по слогам? Кто-то заговорил во младенчестве да так складно, что Пушкин перевернулся? Ну, в самом деле, не пошёл с первого шага малыш. Ходить – не его? Пусть сидит? Не получается буквы да слова складывать? Читать – не моё. Бред? Однозначно, бред. Если второй раз не попробовал, просто трус и слабак. Вот такое должно быть правило по жизни. Иначе и в зеркало стыдно смотреть будет. Стыдно смотреть? Вспоминай, где спасовал и кому этим вред принёс. Для кого твоё трусливое решение стало роковым?

Екатерина строго придерживалась этого правила. Смелости и отваги ей было не занимать. Даже тормозить иногда приходилось. Дмитрий обычно подробно расспрашивал, что её на подвиги двигает и будет ли от них польза какая, а если будет, то кому. И если Екатерину его холодный ум не убеждал, то пожар революционерки Катюши гасил Славочка, Вячеслав Михайлович, куратор её лаборатории и надёжный ограничитель для всех её героических выходок.

Быть может, история с малышкой как раз и есть тот шанс, к которому готовила Екатерину вся жизнь. Все испытания, все знания, весь опыт и вся её научная работа теперь должны были дать ей ответ, как готовить малышку. Вот только не давали ответа: к чему?

Екатерина достала из стола новую тетрадку, открыла, провела рукой по чистым клеточкам. Что тут писать? «План развития способностей? Открытие дара?» Так он открыт… Куда бежать и что делать? Извечные вопросы бытия на Руси.

Она закрыла чистую тетрадку и убрала в стол, спрятала в комод свои старые записи.

На кухне было проще. Здесь были рецепты, выверенные и надёжные. Вот пирог с яблоками, вот картошка сварилась, вот хлеб. Банка с помидорами. Спасибо, дача спасает в это непростое время. Здесь она охраняет семью, как может, пока дети работают и стараются удержаться на своих местах. Ей, можно сказать, повезло. У неё чёткий фронт работ. Может, в этом и есть смысл? Просто делать то, что должна, и не пытаться прыгнуть выше головы? Она много чего знает, даже умеет кое-что. Что знает, передаст девочке. А чего не знает? Того и передавать нельзя. Может, малышка сама вспомнит, вспомнила же она как её крестили. До сих пор волосы дыбом. Ей было-то недели три от роду. Не было таких данных, что человек помнил себя едва ли не от рождения. Не нормально это как-то. Хотя что в её жизни было нормально?

Раздался звонок в дверь. Она нехотя отставила кружку с чаем и пошла открывать.

Неожиданно за дверью оказалась учительница начальных классов Елена Васильевна и её внучка, зарёванная, с пунцовыми щеками, какая-то жалкая и растрёпанная.

Екатерина кинулась к ней, едва поздоровавшись с учительницей.

– Екатерина Александровна, можно войти? – напомнила о себе учительница.

Та махнула на двери рукой и пропустила женщину в квартиру первой. Девочка тихо плакала.

Бабушка проводила учительницу на кухню, налила ей чаю, молча поставила сахар и вышла.

Елена Васильевна отхлебнула из фарфоровой чашечки, обвела глазами кухню. Всё по-советски, но лучше, чем у многих. Побогаче. Не удивительно, бабушка её воспитанницы – известный психиатр в городе. Говорят, только с высокопоставленными людьми работает. Психи там одни, наверное. Но, судя по тому, что в стране творится, так и есть. Она перевела взгляд на окно. В глаза бросилась печатная иконка в большом окладе с самодельными цветочками. А вот это было неожиданно. Вроде взрослые люди, а такое на видном месте повесили. Ладно бы старинное, можно было соврать, что произведение искусства, но это. Безвкусица.

Между тем Екатерина умывала малышку в ванной и помогала ей переодеться в домашнее:

– Что случилось? Говори шёпотом и быстро, – сказала она на ушко малышке, ласково гладя её по голове.

– Я нечаянно. Я играла, правда-правда! – взмолилась девочка.

– Ударила кого? Окно разбила? – вздохнула Екатерина. – Тоже мне трагедия, так ребёнка умучить, что заикается.

– Нет, я руками дверь двигала и меня колдовкой обозвали. Пахомова сказала, что я ведьма и меня надо в милицию сдать. А учительница видела. Но это не я, это сквозняк! Это он дверь двигал, а я просто играла, как будто это я… Я тебе клянусь, бабушка! Я не выдала…