У каждого свой ад(Повесть)

Ну и что, какая разница? Гильгамеш решил погостить немного в стране этого Пресвитера Иоанна, а потом снова отправится странствовать, тоскуя о потерянном Энкиду. Кажется, нет ему избавления от этого проклятия.

— Их превосходительства Филип Говард и Роберт Лавкрафт, — важно объявил дворецкий, хотя и допустил двойную ошибку, переврав их имена, и трижды стукнул жезлом из бледно-зеленого нефрита с золотым наконечником по черному мраморному полу тронного зала. — Полномочные представители Его Британского Величества Генриха VIII, короля Новой Свято-Дьявольской Англии.

Лавкрафт и Говард сделали несколько шагов вперед. Елюй-Даши коротко кивнул и небрежно махнул холеной рукой, на которой сверкали ногти в дюйм длиной. Полномочные послы не представляли для него большого интереса, равно как и причина, заставившая Его Величество Британского короля Генриха послать их к нему.

Холодный повелительный взгляд императора обратился к Гильгамешу, который изо всех сил старался держаться прямо. Он чувствовал головокружение, его лихорадило, и он гадал, когда кто-нибудь заметит, что у него в руке кровоточащая дыра. В конце концов, даже его выносливость имеет предел. Древний царь не знал, как долго сможет продержаться. Иногда героическое поведение причиняет некоторые неудобства, и сегодня был как раз такой случай.

— …и Его Бывшее Величество Гильгамеш из Урука, сын Лугальбанды, великий царь, царь Урука, царь из царей, повелитель Двуречья волей Энлиля и Ан, — возвестил дворецкий так же торжественно, всего один раз заглянув в шпаргалку, которую держал в руке.

— Великий царь? — спросил Елюй-Даши, пронзив Гильгамеша самым проницательным взглядом, который тот когда-либо встречал. — Царь царей? Это очень высокие титулы, царь Урука.

— Просто формула, — ответил Гильгамеш. — Нужно же как-то быть представленным. На самом деле теперь я никакой не правитель.

— А-а, — протянул Елюй-Даши, — царь Ничего.

«И ты тоже, господин Елюй-Даши, — Гильгамеш не позволил себе произнести это вслух, хотя слова вот-вот готовы были сорваться у него с языка. — И все остальные самодовольные господа и правители многих царств Ада».

Стройный желтолицый человек на троне подался вперед:

— И где же, скажи мне, находится твое Ничто?

Некоторые придворные начали хихикать, но сам Пресвитер Иоанн казался совершенно невозмутимым и спокойным, хотя никто в этом не мог быть полностью уверенным. Гильгамеш сразу понял, что перед ним страшный человек: хитрый, проницательный, замкнутый, с изворотливым, острым умом. Гильгамеш не ожидал увидеть здесь, в этом мрачном, отдаленном углу Ада такого тщеславного бойцового петуха. Каким бы маленьким и незаметным ни было его княжество, Пресвитер Иоанн, судя по всему, управлял им твердой рукой. Об этом свидетельствовали и пышность дворца, который подданные возвели для него на самом краю Ада, и укрепления небольшого, но на совесть построенного города вокруг него. Гильгамеш кое-что понимал в строительстве городов и дворцов. Над столицей Пресвитера Иоанна неутомимо трудилось множество людей в течение многих поколений.

Долгий пристальный взгляд правителя был холодным и безжалостным. Гильгамеш, борясь с обжигающей болью в руке, так же пристально посмотрел в глаза императору и сказал:

— Ничто? Это страна, которой никогда не было и которая будет существовать всегда. У нее нет границ, а ее столица — везде, и никто из нас не может ее покинуть.

— Да, действительно. Хорошо сказано. Ты ведь из Старых Мертвецов, не так ли?

— Из очень старых.

— Старше, чем Цинь Ши Хуанди? Старше правителей Шана и Цзиня?

Гильгамеш в недоумении повернулся к Лавкрафту. Тот негромко сказал ему:

— Это древние царства Китая. Ты жил намного раньше.

— Я ничего не знаю о них, господин, — ответил Гильгамеш, пожав плечами, — но ты слышал, что сказал британский посол. Он хорошо в этом разбирается, поэтому, наверное, так и есть. Могу лишь сказать тебе, что я намного старше Цезаря, старше Агамемнона и Главнокомандующего Рамзеса, даже старше Саргона. Намного.

Какое-то время Елюй-Даши размышлял. Затем махнул рукой, словно отметая все эпохи Ада, и с сухим смешком сказал:

— Да, ты очень стар, Гильгамеш. Поздравляю. А Ледяные Охотники сказали бы, что и ты, и я, и Рамзес с Саргоном прибыли сюда только вчера; впрочем, и Ледяные Охотники, и Волосатые Люди здесь совсем недавно. Здесь нет начала, только конец.

Не дожидаясь ответа, он вновь спросил Гильгамеша:

— Как ты получил эту рану, великий царь страны под названием Ничто?

«Ну наконец-то заметил», — подумал Гильгамеш.

— Недоразумение, господин. Твой пограничный патруль оказался слишком усердным.

Один из придворных наклонился к императору и шепнул ему что-то на ухо. Пресвитер Иоанн помрачнел. Он приподнял тонко очерченную бровь:

— Ты убил девять моих воинов?

— Они напали на нас, прежде чем мы успели показать свои грамоты, — быстро вмешался Лавкрафт. — Это была самозащита, господин.

— Не сомневаюсь. — Казалось, император задумался на мгновение о стычке, в которой потерял девятерых всадников, но только на мгновение. — Ну что ж, господа послы…

Внезапно Гильгамеш пошатнулся и начал падать. Он с трудом устоял, схватившись за огромную колонну из порфира, чтобы удержаться. Пот ручьем стекал по его лбу и заливал глаза. Каменная колонна казалась ему то широкой, то узкой, голова кружилась, перед глазами все расплывалось и двоилось. Стараясь побороть головокружение, древний воин глубоко вздохнул. Похоже, Пресвитер Иоанн играл с Гильгамешем, желая посмотреть, надолго ли его хватит. Что ж, если ему так хочется… Гильгамеш поклялся, что будет стоять перед троном Елюй-Даши вечно, не показывая ни малейшей слабости.

Но азиат решил проявить не свойственное ему сострадание. Взглянув на одного из слуг, император приказал:

— Вызови моего врача, и пусть захватит свои инструменты и зелья. Эту рану уже давно следовало перевязать.

— Благодарю, господин, — пробормотал Гильгамеш, стараясь придать голосу твердость.

Врач появился почти сразу же, как будто ждал у дверей. Может быть, еще одна игра Пресвитера Иоанна? Это оказался дородный, широкоплечий усатый человек, уже немолодой, с резкими и суетливыми движениями, но тем не менее участливый, знающий и умелый. Заставив Гильгамеша сесть на низкий диван, покрытый серо-зеленой чешуйчатой шкурой адского дракона, он осмотрел рану, бормоча что-то невразумительное на непонятном Гильгамешу гортанном языке, потом сжал края раны своими толстыми пальцами, так что брызнула кровь. Гильгамеш резко выдохнул, но даже не вздрогнул.

— Ach, mein liber Freund [16] , мне придется снова причинить вам боль, но это для вашей же пользы. Verstehen Sie [17] .

Пальцы врача глубже проникли в рану. Он очищал ее, смазывая какой-то прозрачной жидкостью, которая жгла, как каленое железо. Боль стала такой сильной, что доставляла даже своего рода наслаждение; это была очищающая боль, облегчающая душу.

— Как он, доктор Швейцер? — спросил Пресвитер Иоанн.

— Gott sei dank [18] , рана глубокая, но чистая. Он быстро выздоровеет.

16

О, мой дорогой друг (нем.).

17

Вы понимаете? (нем.).

18

Слава Богу (нем.).

Доктор продолжал зондировать и очищать рану, мягко нашептывая во время работы:

— Bitte. Bitte. Einen Agenblick, mei Freund [19] .

Обращаясь к Пресвитеру Иоанну, он сказал:

— Этот человек из стали. У него как будто нет нервов, он замечательно терпит боль. Это один из великих героев, nicht wahr [20] ? Вы Роланд? Может быть, Ахиллес?

— Его зовут Гильгамеш, — сказал Елюй-Даши.

Глаза доктора загорелись.

19

Сейчас. Сейчас. Один момент, друг мой (нем.).

20

Не правда ли? (нем.).