У кладезя бездны. Враги Господа нашего
Шрифт:
Гиппопотамы! Твою мать…
Целое стадо. Видимо, вышли из воды и расположилось неподалеку на ночлег. Смешного тут мало – смешно только тем, кто ни разу не бегал от разъяренного гиппопотама. Смешно и тем, кто ни разу не видел покалеченного гиппопотамом человека, а от гиппопотамов в Африке гибнет больше людей, чем от львов и носорогов. С виду неуклюжий, еле двигающийся гиппопотам бегает как паровоз, со скоростью до пятидесяти километров в час, а клыками своими может перекусить лодку вместе с людьми пополам. Со взрослым гиппопотамом не связывается даже крупный старый крокодил, разве что с больным, старым и ослабевшим, отбившимся от стада. Взрослый и сильный гиппо может буквально перекусить крокодила. Вес взрослого бегемота – от двух до четырех с половиной тонн, штурмовой автомат для него как слону дробина, нужен штуцер или тяжелая снайперская винтовка. У гиппопотамов дурной характер,
Около двадцати особей. Среди них и самки. И все чем-то возбуждены.
Обер-лейтенант осмотрелся. Дерево… в случае чего бежать надо туда, оно недалеко. Около него можно спастись от атаки разъяренного стада, на него же можно забраться. А еще лучше – отойти туда прямо сейчас.
Обер-лейтенант показал Валю на дерево и вместе, держа стадо на прицеле автоматов, они отступили туда от греха подальше. Гиппо больше не ревели, но возились и фыркали.
– Альфа, выйти на связь! – вызвал обер-лейтенант, полагая, что его слова гиппо не услышат и не придут в ярость. – Третий, Четвертый, выйдите на связь.
– Это Четвертый, – донес эфир, – приземлился штатно.
– Где Второй?
– Со мной.
Уже хорошо. Значит, Велер и Ностиц тоже приземлились.
– Осторожнее, здесь гиппо, – предупредил обер-лейтенант.
– Мы видим. Второму пришлось улепетывать. К контейнеру не подойти.
Твою мать… Так вот почему стадо в ярости. Кто-то свалился чуть ли не на них.
– Контейнер раздавили?
– Нет. Но он совсем рядом. Мы не подойдем.
Обер-лейтенант прикинул – выходило невесело. Дурак попытался бы как-то испугать гиппо, например бросить гранату, но это привело бы зверей в еще большую ярость, и они бросились бы по окрестностям искать своих обидчиков и нападать на них. А граната, даже самая мощная, им ничего не сделает, только шкуру попортит, и боль вызовет еще большую ярость. Совершенным идиотизмом будет и попытаться подкрасться к ним: стадо и так возбуждено, подкрадывающегося они примут за неосторожную львицу и бросятся. Они предусмотрели все кроме стада гиппопотамов.
– Остаемся и ждем рассвета, – решил обер-лейтенант, – с рассветом они уйдут. Найдите себе нору и забейтесь в нее.
– Яволь.
Рассвет над Африкой был, как и все рассветы здесь, – внезапным и резким. Сначала красная полоса появилась с востока, разделив небо и землю, слившиеся в ночи воедино. Потом стало светлеть – резко, совершенно без промежутка между ночью и днем.
Забравшись на дерево, обер-лейтенант наблюдал за тем, что происходило. Гиппопотам не может быть на солнце, его шкура этого не выдержит. Поэтому – буквально с первыми лучами солнца стадо возбудилось, лежавшие гиппо встали на ноги, толкая друг друга, потрусили к воде – весь день они проведут в воде, питаясь тиной и зарослями. Последним уходил дежурный гиппопотам, прикрывавший отход всего стада – на ночевке одна из особей обязательно не спит. Когда стало достаточно светло и он увидел контейнер, лежащий совсем рядом, то он направился к нему, а у обер-лейтенанта сжалось сердце. Но гиппо только толкнул незнакомый и странно выглядящий предмет свой массивной головой, а потом повернулся, поднял хвост и окатил его струей жидкого помета. Потом повернулся и потрусил за стадом.
– Вот ублюдок… – выругался Валь, – сволочь жирная, так его мать…
Герметичность контейнера не была нарушена, его оттащили подальше и как могли травой оттерли его от бегемотьего дерьма. Раскрыли его, достали боеприпасы, станцию дальней спутниковой связи, пулемет, тяжелую снайперскую винтовку, упаковки с пайками. Все это распределили на своем снаряжении, став похожими на верблюдов, которые встречаются много южнее.
Обер-лейтенант посмотрел на часы.
– Выступаем, – решил он, – мы и так потеряли время. Третий, в голову колонны. Не спеши.
– Яволь.
Здесь Африка была намного более первобытной, чем в обжитых германских и бурских землях. Намного более первобытной, привычной… и привлекательной…
Раньше здесь проложили бетонные водоводы, чтобы выращивать рис на чеках, сильно похожих на те, какие есть в Азии, но сейчас все это пришло в негодность. Белых не было, водоводы больше не работали, поля были где заброшены, где на них копошились местные жители – общинники, пытающиеся вырастить хоть что-то без нормального орошения. Трава, с которой европейцы боролись, выросла с полтора человеческих роста, в ней были тропы, которых следовало избегать – можно
наткнуться на гиппопотама, который и проложил эту тропу, или льва. Некоторые оросительные пруды сохранились, но заросли, заболотились, и в них тоже были гиппопотамы, отпугивающие людей ревом и открытыми жуткого вида пастями. Было много птиц. Машин, наоборот, мало.Пройдя по траве примерно три часа, они вышли к джунглям и вошли в них. Джунгли были не такими страшными, как в некоторых других местах, одноярусными, но все равно джунгли есть джунгли. В джунглях было и опаснее, и безопаснее, чем в траве. Опаснее потому, что там было куда больше возможности спрятаться, и если в траве никто не жил, кроме змей, то тут жили некоторые племена, в том числе агрессивные. Сезон дождей уже закончился, но влаги было достаточно, то тут, то там были обмелевшие русла речек, появляющихся только в сезон дождей, сейчас по ним не текли ручьи, но вода хлюпала под ногами…
Найдя подходящее место, остановились на обед. Проглотили сухие пайки и услышали вертолет…
– Замереть! – скомандовал обер-лейтенант.
Ищут? Да быть не может. Нужен радар, термооптический прибор наблюдения. Кто их вообще может искать, у мятежников нет вертолетов!
Вертолет прошел прямо над кронами деревьев, уже дальше. Судя по звуку, средний.
Какого хрена тут делать вертолету?! Упадет – потом не найдешь.
– Уходим отсюда. Быстро, – решил обер-лейтенант, – уничтожить все следы!
На это поселение они наткнулись ближе к вечеру. Уже темнело…
Это поселение находилось здесь непонятно зачем, прямо в джунглях. Хотя, наоборот, очень даже понятно – значит, где-то неподалеку находится нелегальное месторождение черного песка, колумбита. Оно было скрыто под кронами, очень удачно скрыто. Что-то вроде бидонвиля, кажется, даже с церквушкой…
Опасность почувствовал Велер, подав сигнал тревоги. Валь с пулеметом и Ностиц со снайперской винтовкой (ее они взяли на случай, если можно будет уничтожить дьякона из снайперской винтовки, так надежнее) остались в хвосте небольшой колонны, обер-лейтенант осторожно пошел вперед.
Велер молча показал – не рукой, лазером, который виден в приборе ночного видения, – на скрытый пост на дереве…
Обер-лейтенант показал приблизиться.
– Обойдем? – прошептал он одними губами.
– Никак нет…
Обер-лейтенант показал – делай тихо. Двое растворились в джунглях…
Можно было бы использовать бесшумную винтовку – как раз такие у боевых пловцов и были. Но это хорошо в фильмах. А в жизни даже чисто подстреленный наблюдатель, отброшенный ударом пули, полетит на землю с треском и шумом, ломая ветки, чем привлечет внимание к тому, что происходит. Нельзя недооценивать африканцев, они в этих джунглях как дома… Черт, да это и есть их хренов дом, пусть они говорят на нормальном, человеческом языке, даже живут в городах. Обер-лейтенант с его чисто немецкой приверженностью порядку не понимал и не мог никак понять, как люди, носящие европейскую одежду, имеющие квартиру в городе, автомобиль, регулярно ходящие на работу на нормальном заводе, могут схватиться за палки и ножи и начать резать и убивать только из-за того, что их команда проиграла в футбольном матче. Или из-за того, что кто-то кого-то где-то оскорбил. Видимо, опыта одного поколения жизни в цивилизованных условиях города мало, надо как минимум два или три поколения, прожившие в городе, имеющие нормальную работу, приучаемые к порядку шамбоком и резиновыми пулями, чтобы из африканцев вышло что-то хорошее. В конце концов… сотню лет назад европейцы были ничуть не лучше. Британцы стали империей, вешая голодных детей за украденную булку хлеба. Шведы приучились к порядку, когда пьяных бузотеров забивали до полусмерти, а то и до смерти палками полицейские. Германцы стали имперским народом, когда канцлер Бисмарк писал в приказе на разгон рабочей забастовки: «Ожидаю, что будет убито не менее пятисот рабочих». Только через насаждение порядка существо с двумя руками, двумя ногами и головой становится человеком, и чем больше дедов будет расстреляно правительственными войсками, тем лучше будут жить внуки. Обер-лейтенант верил в это, потому что видел правоту этого собственными глазами.
Тем временем двое спецназовцев подобрались к самому гнезду наблюдателя. Одним из них был Хорхе Суарес, сын и внук португальских поселенцев, выросший на африканской ферме, причем и прадед, и дед, и отец его состояли в эскадронах смерти, наводивших ужас на местные племена. Хорхе же совершил почти невозможное: в девятнадцать лет он нанялся на пароход, прибыл на нем в Киль и заявил, что хочет служить в Имперской морской пехоте, несмотря на то что он не подданный империи. И добился своего, сукин сын…