У кладезя бездны

— Как поживает уважаемый дон Онофрио?

— Он купил ферму. И расширяет ее. Занимается скотоводством. Здесь есть хорошие места для этого.

Микеле помолчал и добавил.

— Мы простые люди, синьор Алессандро. Родом из крестьян, поэтому моего отца и тянет так к земле и простому крестьянскому труду.

— Честному, заметь, труду.

— Да, честному, синьор.

Что касается последнего — то я в это не слишком верил. С дона Онофрио станется отправлять кокаин в Европу в замороженной говядине.

— Я вижу, вам удалось выбраться сухими из воды, да, Микеле?

— Да, синьор. Лучше не спрашивайте… Люди говорили, что вы выступили на стороне власти и погибли.

— Меня не так просто убить. Хотя меня вывезли оттуда едва живого.

Я не стал уточнять — откуда именно.

— Вы странный человек, синьор Алессандро. Зачем вы защищали власть, ведь это — не ваша власть и не ваша земля?

— Откуда ты знаешь?

— Не ваша, синьор — повторил Микеле

Может, и в самом деле — не моя. В драке самая лучшая позиция — наблюдать со стороны, как дерутся другие. Но не говорить же правду…

— Видишь, ли, Микеле, я дворянин и офицер. В этом качестве я должен действовать во благо Родины и Престола и предпринимать все возможные действия к усилению Империи. Великобритания — наш вековечный враг, это страна, которую населяют подлые и злонамеренные люди, причинившие много зла моей стране. Поэтому я и воевал не столько за Североамериканские соединенные штаты, сколько против Великобритании, потому что враг моего врага вполне может быть моим другом. Особенно, если сам захочет подружиться. Точно так же и Российская Империя — вступила в войну не на стороне САСШ, а против Британской Империи. Мы победили ее — и теперь будем делать все, чтобы она не смогла подняться. Потому что если она поднимется — будут новые войны и новые злодеяния, понимаешь?

— Да… — кивнул Микеле. Все-таки он тоже в душе — оставался очень простым и бесхитростным человеком. Это капореджиме, советник — должен окончить университет и быть хитрее самого Макиавелли. Дону — достаточно быть жестоким и ничего не прощать.

— Как вас здесь приняли?

Микеле зловеще улыбнулся

— Наша семья, дон Алессандро, не нуждается в том, чтобы ее кто-то принимал. Мы сами приходим туда, куда считаем нужным. И мы пришли сюда не вчера, понимаете?

Понимаю… Значит, у семьи уже были дела в Танжере, и когда в САСШ стало действительно жарко — они просто перебрались сюда.

— Возвращаться не собираетесь?

— Пока непонятно, что будет, лучше держаться от всего этого подальше. Да и отец — говорит, что за Африкой — будущее, двадцать первый век.

Возможно, что так оно и есть…

Немного отвлекаясь — а знаете, почему Микеле оказал мне такое уважение и встретил лично в аэропорту? Нет, не потому что мы с ним знакомы и как то раз набили морды трем неграм, стоя спиной к спине. А потому, что я вице-адмирал русского флота. И потому, что у нас на атлантическом побережье африканского континента строятся две крупные постоянные базы ВМФ и ведутся переговоры еще об одной. Здесь, в Танжере, да и во всех других местах, контролируемых преступными синдикатами — важно не то, что ты есть, а то, какое впечатление ты производишь на людей. Возможность безнаказанно, раз за разом совершать преступления не неся ответственности — базируется на страхе и уверенности окружающих в том, что это так и должно быть. Микеле встретил меня столь демонстративно именно потому, что в аэропорту явно были наблюдатели от других кланов. И уже вечером — они будут знать мое имя и звание. И тогда возникнет вопрос: какие отношения у семьи Альвари с русскими. Нужные люди — вспомнят, что я и в Нью-Йорке поддерживал отношения с Альвари, более чем просто деловые. И теперь — если кто-то из конкурентов захочет затронуть деловые отношения семьи Альвари — он поневоле задастся вопросом: а чем ему это может грозить. Ничем? Или семья Альвари — в какой-то мере представляет интересы русских в регионе, и, затронув Альвари, ты затрагиваешь русских? Это принципиально важный момент и для многих он может стать тем самым камнем на чаше весов. Так что — Микеле заплатил бы мне, если бы мог и осмелился предложить — чтобы я приехал к ним в Танжер.

— Твой отец мудрый человек, Микеле. Жизненно мудрый…

Микеле ничего не ответил. Но я знал, что похвала ему приятна.

— Как ваш бизнес здесь? Процветает?

— Если бы… Толкаемся локтями. Скоро ферма отца будет приносить больше дохода, чем банк. Слишком много людей на одной квадратной миле суши…

Мигая фарами, взревывая клаксоном — крякалкой, наш небольшой конвой пробился через городские пробки, подкатил к блок-посту. На нем стояли бойцы Испанского иностранного легиона, я наблюдал с интересом…

Все было проще, чем я думал. Мигнув фарами, Майбах вырвался из общей очереди на обочину, покатился, вздымая в воздух столбы пыли, Форд не отставал. Никто и не подумал нас остановить для проверки, испанский легионер просто поднял перед нами шлагбаум и мы прокатились дальше — без очереди…

— Зачем только шлагбаум поставили… — сказал Микеле — десять тысяч песет в месяц…

— Это много? — поинтересовался я, потому что не знал курса песеты

— Достаточно… На машину хватит…

И в самом деле много…

За Танжером — было уже испанское Марокко. Какая-то серая, выжженная солнцем земля чередовалась с зелеными рощами и серо-бетонными прямыми, как стрела полосами акведуков. Дорога была хорошей, бетонной, со стальными отбойниками. Мы пролетали мимо деревенек и маленьких городков — архитектура типично ближневосточная, с плоскими, а не островерхими крышами без чердаков, сами здания — одно не похоже на другое, лепятся чаще всего к склонам холмов. Тут же — безумие зелени, работают системы орошения. Марокканские фрукты ценятся во всем цивилизованном мире, производят тут и неплохое, напоенное африканским солнцем вино.

Потом — мы прошли еще один блокпост и теперь перед нами — было уже Французское Марокко, которое ничем не отличалось от испанского, только тут было еще жарче. Орошение тут было почти что сплошное, куда ни глянь — серые трубы, наполовину закопанные в землю…

Потом — мы свернули с дороги и проехав примерно с километр — подкатили к воротам. Тут уже стояли не легионеры — а явно что бандиты на североамериканском, новеньком Шевроле Тахо неуместного здесь черного цвета. Машина откатилась в сторону, пропуская нас — и я увидел коров.

Это были африканские коровы, не совсем такие как наши. Круторогие, цвета глины, больше чем наши — они стояли под солнцем подобно скульптурам и щипали траву, которая выживала под солнцем только благодаря орошению…

— Твой отец держит скот на воле?

— Да, как это делал его дед. Зато мы продаем их мясо втридорога как мясо свободных животных, оно хорошо идет… [111]

— Разумно…

Дона Онофрио мы нашли на дворе. Он был одет в старую рабочую одежду синего цвета, большую, соломенную шляпу, он давал задание стоящим перед ним черным пастухам на чистейшем сицилийском диалекте итальянского и те слушали его с большим почтением. И кажется, даже понимали его…

111

В Европе и в нашем мире так и есть. Мясо свободной буренки, которая паслась на лугу — ценится намного больше мяса буренки, которая стояла в четырех стенах в бетонном комплексе.

Закончив давать указания и отправив пастухов властным жестом руки, дон Онофрио повернулся к нам. Его загорелое лицо было счастливым… возможно, на склоне лет человек все-таки понял, как приятно заниматься честным трудом.

— Алессандро! Микеле! За стол, за стол…

В тени большой веранды — стоял стол, за который мы и сели — у веранды не было пола и ножки стола и стульев, на которых мы сидели, стояли прямо на земле. Какая-то девчонка из местных, чистенько одетая и очень даже недурно выглядящая — принесла нам лимонад. Лимонад здесь — это не то, что обычно пьют из купленной бутылки — а напиток с настоящей водой из колодца, с настоящим соком только что выжатого местного лимона и с настоящим льдом из ледника. Приносившая напиток девушка лукаво подмигнула мне и улыбнулась…