У конца времен

Движение флота реалов напоминает музыку - тяжелые, мерные перепады хэви-метала, они всегда делали упор на большие корабли... ракетоносцы, летающие крепости... такие беспомощные, когда они остаются без прикрытия и становятся легкой добычей истребителей.

Миг - "кочерга" рвется сразу в двух местах, колеблется, пытаясь выровняться, оправиться от попадания в зоны наведенного магнитного поражения, кошмарный сюрприз от инженеров сектора глобальных силовых полей, и Йцукенг понимает, ощущает каждой клеточкой тела - сейчас! Растопыренные пальцы врезаются в голограмму, и, повторяя их движение, зеленые искры двумя клиньями таранят строй красных. Оркестр Йцукенга грянул в полную силу - и это совсем другая музыка, легкая, летучая классика, переливающаяся в пространстве. Зеленых заметно меньше, но они выглядят гораздо более подвижными, и Йцукенг совершенно справедливо полагается на личное индивидуальное мастерство своих людей и ТТХ пилотируемых ими боевых единиц, далеко превосходящих показатели противника. Классическая мелодия ширится, крепнет, обретая черты вальса, глуша металл - тот сопротивляется, ухает электрогитарами и тарелками, ревет синтезатором, но все слабее и слабее и слабее в потоке набирающей силу симфонии - да, симфонии, теперь это уже именно симфония, многогранная, мультиуровневая, со своими прелюдиями и кульминациями Йцукенг парит над столом, размахивая ладонями и пальцами в такт неслышной музыке, отдавая в секунду по несколько приказов, обрабатывая рапорты и немедленно на них реагируя.

Он не замечает ни восторженных восклицаний Тима, ни странного, тяжелого взгляда Сву Цыча на своем затылке, он творит - и находится в этот момент в пике гармонии с самим собой и окружающим миром. Для него сейчас есть только музыка - и он дирижирует до тех пор, пока слабые металлические отзвуки не тонут окончательно в хрустальном перезвоне симфонии.

Человек спускается по лестнице вниз, и теперь хорошо видно, что он очень устал - глаза полуприкрыты, дыхание замедлено, лоб и шея покрыты бисеринками пота. Правую ладонь еще покалывает от рукопожатий двух голограмм - Йцукенг не любит фантомов, предпочитая общаться вживую, но не каждый день происходят игры вроде сегодняшней.

Йцукенг идет в комнату жены, и Ячсмить, как всегда, открывает двери, едва он приближается к ним с внешней стороны.

– Милый, - шепчет она, холодными кончиками пальцев касаясь его лица, шеи, груди, и Йцукенг чувствует, как ослабевает обруч, сдавивший голову, уходит из тела тяжесть и зашевелившаяся было боль.

– Девочка моя, - с благодарностью выдыхает Йцукенг и мягко привлекает ее к себе.

Ночное небо над домом Йцукенга завораживает, на него можно смотреть часами. Йцукенг так обычно и поступает - лежа в шезлонге на ночной террасе, широко отрытыми глазами смотрит в ледяную бездонную тьму над своей головой, густо истыканную подмигивающими разноцветными звездами и редкими, но яркими сполохами метеоров. Но сейчас у него гости, и он поддерживает беседу, находя удовольствие в том, чтобы рассматривать собеседников сквозь стекло высокого граненого стакана. За столиком хватает народу - Рольд с женой, дядюшка Э со своей неизменной трубкой, Ячсмить, время от времени исчезающая в доме, чтобы принести напитки и легкую закуску, Тим настоящий, живой Тим, а не стереообраз. Йцукенг встретил его час назад на посадочной площадке у крыльца своего дома - Тима свежего, подобравшегося, только что вылезшего из флаера - они обнялись, прощая друг другу старые размолвки и обиды, и вместе прошли на террасу.

Олдж тоже сидит за столом, хмуро смотрит перед собой и не притрагивается к стакану с яблочным соком. Он оживляется только тогда, когда взрослые, разгоряченные выпитым и уставшие от шумных и бестолковых споров о политике, приносят и раскладывают на столе тонкую металлическую доску, испрещенную гексагональнум узором. Йцукенг оказывается за столом напротив Рольда, Ячсмить стоит у него за спиной. Дядюшка Э вопит, что он ставит три к одному, что сделает их обоих, Тим снисходительно улыбается. Олдж смотрит на доску внимательно, не отрываясь, положив подбородок на сцепленные пальцы.

– Может быть, фору?
– доброжелательно предлагает Йцукенг.

– Обижаешь, старик - пыхтит Рольд, стряхивая с пальцев крошки и простирая ладони над доской.

– Контроль, - говорит Йцукенг, мгновенно преображаясь и делая то же самое.

Доска оживает, на ней теперь полно копошащихся синих и желтых искр.

– Стандартный набор у каждого, - говорит Тим, - поле без препятствий и сюрпризов. Стратегия в чистом виде, - и он позволяет себе улыбнуться, - готовы?

Йцукенг кивает, Рольд бормочет нечто неразборчивое.

– Поехали!
– говорит Тим, и Олдж наклоняется вперед, поедая глазами доску.

Искры сшибаются в танце, и почти сразу игроков начинает ощутимо потряхивать. Бородач крякает каждый раз, когда его бьет током, Йцукенг молча кусает губы, стреляя взглядом по доске, и вспышки сгорающих кораблей отражаются в его глазах крошечными бликами.

– Мальчишки, - ворчит Э, набивая трубку, - могли бы и отключить боль, ни к чему это уже...

– В этом-то и суть, - не соглашается с ним Тим, - им нельзя расслабляться. В реальном бою мастер-пилот каждого погибшего корабля выбывает из строя минимум на два месяца, считая мероприятия по выводу из ментального шока и восстановление формы. Это очень неприятное ощущение - гибнуть, будучи кораблем. Так что справедливо, что оператор принимает на себя часть боли пилота. Пусть символическую...

– Да, но это-то тренажер! И вообще ничего путного из таких игрищ не выходит. Что камнем по яйцу, что яйцом по камню - все одно плохо яйцу, а не камню. Толку-то... что реальские собаки, что зеленые человечки - играют не по-нашему. А мы будто друг друга мочить готовимся...

Рольд крякает особенно сильно, и на секунду его глаза закатываются, а руки безвольно повисают. В тот же миг количество синих искр сокращается вдвое, и Тим рубит воздух рукой:

– Стоп!

Йцукенг и Олдж одновременно откидываются от доски, бородач угрюмо разминает затекшие кисти и говорит:

– Староват я уже становлюсь для этих игр.

– Пустяки, - говорит Йцукенг, - просто ты перебрал сегодня дозу "Особого игристого", и оттого почти не проявлял активности. А ведь это всегда губительно - отдавать инициативу. Мне удалось навязать тебе свой темп, это уже почти победа.

Тим шевелит пальцами в воздухе, и только что сыгранная партия прокручивается перед ними в ускоренном темпе.

– Ты не простил ему ни одной ошибки, - с уважением говорит стратег, - ни одной... здесь, здесь... и тут... а вот сейчас - твое построение несовершенно. Чрезмерный баланс в сторону атаки - если бы тебе пришлось защищаться...

– Ну?
– прищуривается Йцукенг, - может, партеечку?

Тим смеется и движением ладони гасит доску.

– Сегодня меня больше влечет вино...

Вино влечет всех, и через час храпящего Рольда уносят жена и более-менее твердо стоящий на ногах Э, уходит Олдж, оставив надежду увидеть партию между Тимом и отцом. Йцукенг и стратег лежат в шезлонгах, глядя в небо, и неторопливо разговаривают.

– Давно охотился последний раз?
– спрашивает Тим.

Йцукенг задумывается.

– Года три назад или около того. Бродил почти неделю в перелесках, устал как собака...

– Видел?
– понизив голос, интересуется стратег.

– Следы... следы видел. Даже не стрелял ни разу.

Тим хлопает его по плечу.

– Молодец. Выходит, у тебя все в порядке. Здоровье есть, когда его не замечаешь... скачешь все небось по утрам?

– Не без этого.

Тим кивает и неожиданно говорит:

– А я вот своего зверя видел. Не далее как месяц назад. В лес лезть не хотелось, но он повадился выть по ночам, и с каждым днем все ближе к дому. Жена на меня так смотрела... я взял плазменный винтарь и пошел. Наткнулся почти сразу... Две обоймы разрядил, несколько раз зацепил точно. Еще бы немного, и...
– ладони Тима сжимаются в кулаки.

– Шутишь, друг. Шщзхъ нельзя окончательно убить, это знают все... хоть полегчало?

– Немного.

– Рано ты стал с Шщзхъ в упор пересекаться, - хмуро говорит Йцукенг, - тебе ведь едва-едва сорок. Наследственность плохая...

– А что же, мне дома сидеть, как Вапит?
– взвивается Тим, слушать, как оно грызет дверь, пробует на зуб рамы? Так Шщзхъ же и в дом заберется, такое бывало. Совсем позорный конец. Нет, уж лучше в открытом бою...

Йцукенг морщится.

– Ну хоть ты глупостей не говори... мастер-стратег кислых щей. Не существует таких понятий - "открытый бой", "закрытый бой". Нет трусости. Ты нападаешь, если рассчитываешь на успех, принимаешь бой, когда тебе это выгодно, и уклоняешься от схватки, если не уверен в ее исходе или ситуация очевидно неблагоприятна.