У кромки океана

Электрошок при каждом прикосновении.

Приблизительно через полчаса они добрались до Горячих Источников – неширокой травянистой равнины, по которой были разбросаны крохотные озерца. Тут и там виднелись платаны, дубы, ореховые деревья, которые словно охраняли озера. На берегу самого большого из озер стоял низенький домик с павильоном. Хэнк, арендовавший этот дом на одну ночь, открыл дверь и включил внутри свет. Сразу стало видно, как лопаются на поверхности озера пузырьки. Деревья шелестели листвой, скрипели в полумраке ветвями.

– Горячо, однако!

Озеро с домом на берегу располагалось достаточно близко к самому источнику, от которого его отделяли лишь два озерца поменьше. Футов двадцати в поперечнике, от трех до пяти – глубиной. Под воду, к бетонной скамье, уводили бетонные же ступеньки, дно было усыпано песчаником, который по жесткости мало чем отличался от бетона. Короче, все, что нужно, имелось в наличии.

Хэнк, Джоди, Майк и Оскар пошли в дом, класть в холодильник продукты. А остальные, сбросив с себя одежду, попрыгали в воду. Плеск, визг, восторженные вопли… Вода обжигала, но не слишком сильно; стоило коже привыкнуть, как по всему телу разливалось блаженство.

Какое-то время спустя на берегу появился Оскар – огромное белое пятно в ночной темноте. «Осторожно!» – крикнул Кевин. Оскар казался в эту минуту сказочным великаном – раза в три выше любого человека, широкоплечий, с голой грудью, громадным животом и толстыми, как стволы деревьев, ногами. Те, кто сидел в воде, не сводили с него глаз. Он вскинул голову, внезапно присел на корточки, широко раскинул руки и сделал вид, будто прыгает в озеро, летит и падает, точно гигантское пушечное ядро. «Не надо! Вода выйдет из берегов! Или дно треснет!» Оскар топнул ногой, яростно потряс черными кудрями, отбежал чуть назад, рванулся вперед, снова назад; во всех его движениях ощущалась та самая носорожья грация, которую Кевин и Дорис наблюдали в Бишопе. Из домика, привлеченные шумом, выскочили Хэнк, Джоди и Майк. Оскар неожиданно взмыл в воздух этаким большим белым китом, на мгновение завис над озером, а затем плюхнулся в воду, подняв кучу брызг.

– Господи! – воскликнула Габриэла. – Озеро-то обмелело!

– А если Оскар вылезет…

– Оскар, на берег мы вас не пустим, – выдавила сквозь смех Дорис.

Оскар выпустил изо рта струю воды, будто изображая из себя статую-фонтан.

– С какой скоростью заполняется озеро? – поинтересовался Майк. – Десять галлонов в минуту? Значит, к утру вода поднимется до прежнего уровня.

– Надо подлить в озеро текилы, – заявил Хэнк, который держал в руках поднос с бутылками и стаканами. – Это будет жертвоприношение. Давайте разбирайте.

Джоди принялась передавать стаканы.

– Эй, Джоди, мы сами справимся, сядь отдохни!

– Хэнк уже несет маски, надо поспешить. Хэнк и впрямь разложил на берегу с десяток собственноручно изготовленных из папье-маше масок.

– Здорово, Хэнк!

– Еще бы! Я провозился с ними целых два месяца.

Он начал раздавать маски, тщательно выбирая, кому какую. Кевин получил лошадиную, Рамона – орлиную, Габриэле выпало стать петухом, Майку – рыбой; Том превратился в черепаху, Надежда – в кошку, Оскар – в лягушку; Дорис стала вороном, Джоди – тигром, а сам Хэнк надел маску койота. Во всех масках были прорези для глаз и для рта – чтобы можно было пить. Отовсюду доносились возгласы и смех: люди изучали друг друга в новом обличье – причудливом, диковинном, отчасти хищном.

– Хей-хей!

Все хором повторили фразу.

Джоди спустилась по ступенькам в озеро, присвистнула, ощутив температуру воды. Стройное тело, увенчанное тигриной маской, изогнулось так, словно Джоди и впрямь превратилась в тигрицу. Хэнк расхаживал по берегу, предлагая на выбор стаканы или бутылки.

– Текила у Хэнка своя, – сообщил Том Надежде. – Он выращивает кактусы у себя в саду, сам экстрагирует, ферментирует, перегоняет. – Том отхлебнул из стакана. – Бр-р, ну и гадость! Эй, Хэнк, плесни-ка мне еще.

– По-моему, очень вкусно. – Надежда вдруг закашлялась.

– Да, текила – напиток богов, – с усмешкой заметил Том.

Хэнк замер на берегу. Выглядел он совершенно естественно, будто всю жизнь ходил без одежды и в маске койота. «Слушайте ветер!» Сквозь журчание воды, если прислушаться, можно было различить шелест ветра; внезапно в ночи словно вспыхнул яркий свет, и каньон стал виден как на ладони: узкая горловина, высокие каменные стены – обо всем этом рассказывал ветер. Хэнк сдвинулся с места, принялся бормотать себе под нос; время от времени к нему присоединялись и другие, и тогда над озером звучало великое слово «Аум». Фразы, что срывались с губ Хэнка, представлялись одновременно бесмысленными и исполненными глубокой мудрости. «Мы происходим от земли, мы – часть земли». Затем началась песня: «Ийя-ух, ийя-ух, а-умм!» Нет, то была не песня – Хэнк читал нараспев поэму, написанную на языке, которого не знал никто из присутствующих. «Мы происходим от земли, как вода, что проливается в мир. Мы – пузыри земли. Пузыри земли». Снова тарабарщина – то ли санскрит, то ли язык шошонов (какой именно, было ведомо лишь шаману). Хэнк крался по берегу озера точно койот, приближающийся к курятнику. Остальные стояли по пояс в воде и пели, отчетливо ощущая, что должны подчиняться койоту. Неожиданно койот завыл, а следом за ним все, как могли, громко залаяли на небосвод.

– Черт возьми! – воскликнул Хэнк, прыгнув в пруд. – Когда весь мокрый, на ветру холодновато.

– Прими текилы, – посоветовал Том.

– Отличная мысль.

Джоди пошла в дом, чтобы принести еще спиртного. Войдя внутрь, она включила телевизор, однако убрала звук. Экран засветился наподобие лампы, мелькавшие на нем фигуры казались разноцветными абстракциями. Джоди набрала музыкальную программу, и к шелесту ветра присоединилась мелодия, которую вели арфы и флейты. На черном небе мерцали звезды, над макушками деревьев сверкала, будто самоцвет, будто десять Юпитеров, выведенная на орбиту гигантская солнечная батарея. Луна должна была взойти не раньше, чем через час.

– Вода становится слишком горячей, – проговорила Рамона (широкоплечий орел с гладкой мокрой кожей, стоявший на мелководье). – Стоит из нее вылезти, тут же замерзаешь. И ветер вдобавок… Никак не приспособиться.

– Мне почему-то вспоминается рассказ о том, как Мюир ночевал на Шасте [18] , – отозвалась черепаха. – Он был сыном священника-кальвиниста, который не давал ему спуску, поэтому вырос привьганым ко всему и Сьерра ничуть его не пугала. Но однажды они с приятелем поднялись на Шасту, и на вершине их застала пурга. Мюир наверняка бы погиб, однако в те дни на Шасте еще имелись горячие источники, и вот Мюир с приятелем разыскали на вершине озеро и прыгнули в воду. Но та оказалась жутко горячей, градусов шестьдесят пять; к тому же от нее разило сероводородом. Они вылезли на берег и, естественно, мгновенно замерзли. Хорошенький выбор – свариться заживо или превратиться в ледышку, верно? Им оставалось лишь одно: они всю ночь то прыгали в воду, то вылетали на берег, пока не отупели настолько, что перестали различать жару и холод. Впоследствии Мюир говорил, что ночь выдалась тяжелой, из чего следует, что ночка и впрямь была о-го-го, раз о ней так отзывался Джон Мюир.

18

Потухший вулкан в Северной Калифорнии.

– Он смахивает на нашего Хэнка, – сказал тигр. – Мы как-то отправились в горы, внезапно разразилась гроза, я повернулась к Хэнку и вижу – он лезет на дерево. Я кричу: «Какого черта? Ты куда?» А он отвечает, что хочет полюбоваться молниями.

– А когда мы были в Йосемитской долине и поднялись к водопадам, Хэнк забрел по колено в воду и подошел к самому обрыву, и наплевать ему было, что лететь в случае чего придется целых три тысячи футов! – прибавил петух.

– Ну да, – отозвался Хэнк, – ведь иначе я ничего бы не увидел.

Все рассмеялись.

– И потом, дело было в октябре, вода стояла низко.

– А помнишь водонапорную башню в Колорадо? Мы залезли на самый верх, и тут появляются какие-то чудаки, которые принимаются с нее нырять. А до воды футов пятьдесят – шестьдесят! Ну вот, они все нырнули, и тут Хэнк встает на край, чтобы получше разглядеть, целы они или нет, и, разумеется, летит вниз!

– Я бы нырнул и раньше, – откликнулся койот, – но сообразил, что можно, только когда увидел этих ребят.

– А как-то раз мы ехали на подъемнике на вершину Биг-Беар, – продолжал рассказывать петух, справившись с приступом смеха, – и Хэнк сказал: «Слушай, до чего же хочется взять и полететь! Шикарное, должно быть, ощущение». Я не успела и рта раскрыть, как он прыгнул с подъемника, пролетел футов тридцать и шлепнулся на склон горы!