У Лукоморья
Шрифт:
Далеко видны синее покрывало подснежников и желтые звезды мать-и-мачехи. Набухли почки осины, дрожат над водой пушистые фонари ивы-бредины. По вечерам зябко, иногда от мороза влажные прелые листья начинают похрустывать, но засветишь фонариком — в луче мечутся мохнатые бабочки, предвестницы близкого потепления. Половодье день ото дня убывает, но вода местами сверкает еще до самого горизонта. Самое время свадеб у щуки и хода плотвы на нерест.
А поглубже в лесу, в нелюдных местах, токуют тетерева. Из шалаша, в который надо прийти задолго до рассвета, видишь все подробности состязаний между петухами за право продлевать птичий род. Умение петь ценится в этом турнире не меньше умения драться.
Кричат, кувыркаются
По пути к дому разминаешь в пальцах почку березы и видишь в ней крошечные прилипшие друг к другу пахучие листья. Неделя — и брызнет душистая зелень. Лес оденется, прилетит кукушка, наступит новое хорошее время, но это будет что-то другое, совсем не похожее на время, которое Пришвин назвал: «Неодетая весна».
< image l:href="#"/>Готов сразиться, но осторожен — хрустнет под ногой ветка, и драчун мгновенно скроется в чаще.
Журавли возвращаются.
Тетеревиный ток. Восемнадцать петухов поют и дерутся вокруг шалаша, не подозревая, что в нем сидят люди.
Фото автора. 24 апреля 1968 г.
Ташкент, 700 дней
Позавчера в Ташкенте я видел фильм «Анна Каренина». Фильм идет в нарядном и просторном Доме искусств. Две тысячи людей одновременно переживают любовь Анны, вздыхают и вдруг в самом неподходящем месте веселое оживление. Помните разговор в церкви:
— Ну, а Вронский? (После того, как он стрелялся.)
— Ничего,'поправляется. Собирается ехать в Ташкент…
Именно в этом месте веселое возбуждение: «Берем каменщиком!..»
Позавчера же в Ташкенте я видел еще один фильм, волнующий едва ли меньше, чем драматическая любовь Анны: «Ташкент, землетрясение».
Почти два года узбекские операторы, не жалея пленки, снимали жизнь города после драматической минуты утром 26 апреля 1966 года.
Из пятидесяти тысяч метров пленки режиссер Малик Каюмов отобрал две тысячи. Создан документальный фильм со всеми законами этого жанра, не позволяющими долго держать зрителя в зале. Но я сидел более часа и не заметил времени. И дело, видно, не только в высокого класса работе кинематографистов, дело в том, что все мы близко к сердцу приняли судьбу Ташкента, многие из нас в какой-то мере являются героями этого фильма, если даже в Ташкенте ни разу не были. Один в ту весну поделился с Ташкентом своею получкой, другой спешно приехал сюда работать, третий взял к себе под крышу ташкентских детей (более ста тысяч детей в ту весну вывели из Ташкента!). «Как делили беду» — так можно определить главный смысл фильма.
Но, конечно, особо волнуют кадры, снятые в Ташкенте в первый час, когда из-под обломков надо было выводить раненых и ставить палатки.
Кто-то сказал в те дни: «Дрогнула земля, не дрогнули люди».
Фильм документально подтверждает: емкая похвала Ташкенту сказана не напрасно.
Были слезы. И много слез. Но вот у развалин, где студенты, потонув в пыли, растаскивают бревна, бумажный плакатик: «Трясемся, но не сдаемся!»
Ташкент. Весна 1966 года.
Или плакат во всю стену у архитекторов — карандаши в те дни от толчков прыгали по бумаге, но надпись и сегодня вызывает улыбку: «Землетрясение — бумажный тигр!» Чтобы оценить этот юмор, надо знать: толчки разрушили двадцать пять тысяч жилых домов, две сотни школ, двести пятьдесят детских домов и ясель, полтораста больниц. В одну минуту землетрясение поставило город перед тысячью проблем. Ташкент пережил беду. Ташкент переживает сейчас радостное обновление.
После хождения по городу я приношу на ботинках к гостинице комья желтой земли. От земли во время дождя и от желтой пыли в погожий день некуда деться. Ташкент сейчас — сплошная строительная площадка. С окраин, сделав там наиболее спешное дело, несколько сотен кранов переехало в центр. По высоте этих кранов уже можно судить, каким станет вчерашний одноэтажный и двухэтажный Ташкент.
Это новый рубеж строительства. Вчерашняя линия фронта — жилой район Чиланзара. Вы помните сообщения о строительных поездах, прибывших в Ташкент из Москвы, Киева, Ленинграда, Тбилиси, почти из всех больших городов? Все пути поездов сошлись в этом районе Ташкента. Я помню закладку фундаментов. Горы земли, кирпича, бетонных блоков, досок, труб, проволоки. Разноязычная речь. Жара. Смех. Ругань. Рядом с привычными письменами по красной материи помню надпись на листе шифера: «Не сбреем бороды, пока не построим Ташкенту восемь домов!»
Чиланзар строила молодежь. Тут можно было понаблюдать дух подлинного, а не бумажного соревнования. Каждый город ревниво следил: а как у соседей? По этой причине, несмотря на крайнюю спешку, постройки получились добротными. Целый город жилых домов! Город обжит уже. Сушится на веревках белье. На площадках между домами играют дети. В одном из дворов я видел девчонок, наверно, из только что переехавших. По складам девчонки читали слова, выложенные на стене дома: «Ташкенту от сибиряков». Такого рода непредусмотренные архитектором надписи читаешь в каждом квартале: «Ташкенту от киевлян», «Ташкенту от Подмосковья», «Ташкенту от туляков». Одесситы свою улицу назвали Дерибасовская. Ленинградцы — Невский проспект.
Латыши на одном из домов укрепили кованый герб Риги, эстонцы дорожки между домами посыпали песочком, привезенным с Балтийского взморья. В полтора года — огромный жилой массив! Пролетая на вертолете, я даже сверху не мог определить край Чиланзара. Кто-то подсчитал: с разных концов страны в Ташкент привезено три миллиона строительных грузов. Воображаемый поезд, на котором этот груз привезен, протянулся бы до Москвы. И все стало на свое место: каждый кирпич, каждый метр трубы и провода. Увезен мусор. Пятьдесят тысяч семей в Ташкенте обрели кров. Всем понятно, конечно: каждый дом в Чиланзаре — это не построенный вовремя дом в Москве, в Тбилиси, в Иркутске. Но таков закон нашей жизни — сначала тому, кто в беде.
Сделав главное дело, строители разъезжаются понемногу. На днях Ташкент провожал ленинградцев. Впрочем, уезжают не все.
Кое-кто женился и решил остаться в Ташкенте. Большие группы строителей, например, киевляне и москвичи, остаются, чтобы продолжить работу в центре Ташкента. И уже островами белеют в центре дома. Уже обросла кранами знаменитая Кашгарка. Два года назад, пройдя по Кашгарке между домов, качавшихся от прикосновения руки, я, помню, писал: «Кашгарка годится только на то, чтобы пройтись по ней бульдозером, сгрести все в кучу и вывезти».