У Лукоморья

Стало быть, спор касается только любителей, для которых охота есть отдых, средство общения с природой. Я считаю охоту одной из радостей жизни. И лишать людей этой радости, дающей к тому же бодрость, сноровку, здоровье, знание природы, бессмысленно. К тому же в нашей большой стране еще немало мест, где охота является единственной возможностью разумно и счастливо провести выходной день.

Можно ли упрекнуть охоту в огрублении нравов? Думаю, что нет. Я немало времени провел среди охотников и могу утверждать: стрельба по утке или зайцу зверем человека не делает. И если какие издержки все же имеются, они во сто крат возмещаются благодатным влиянием природы, с которой охотник соприкасается очень близко. Вспомним высокую нравственность великих людей. Аксаков, Тургенев, Пришвин. Они были охотниками.

«Лишать жизни животных аморально…» Возможно, но не более чем лишать жизни барашка, которого вчера мы растили, а сегодня едим из барашка шашлык. Если настаивать, обвинять, то логика требует объявить наше общество вегетарианским.

Катастрофически у нас на глазах оскудевает природа. Надо согласиться: значительная вина за это лежит на человеке с ружьем. Вспоминаю войну. Ружей не было. Зайцы в нашей лесостепной полосе расплодились таким числом, что в садах по снегу были пробиты тропы и мы, ребятишки, ловили петлями зайцев. Но только ли охотник виноват в том, что мы теперь гоняем «последнего зайца», редко слышим перепелиный крик и удивляемся безмолвию леса? Нет, не только охотник. Распашка новых земель, сплошные вырубки, осушение болот, огромное строительство, химизация сельского и лесного хозяйства, небывалая вспышка туризма. Все вместе за последние двадцать лет нанесло огромный удар по дикой природе.

Особо надо сказать о туризме. Всего три года назад я выходил из автобуса по дороге на Внуково и, блуждая по лесу, почти всегда спугивал большую стаю тетеревов. Охота в этой зоне ближнего Подмосковья не допускалась.

Зимой тетерева, случалось, взлетали из снега у самой лыжни, я фотографировал их сидящими на березах. Теперь исчезли тетерева. И я хорошо знаю: охотники тут ни при чем. Птицы покинули лес, кишащий теперь людьми. Пропали не только тетерева, редкими стали мелкие птицы. И это неизбежно там, где начинает действовать, как говорят биологи, «фактор беспокойства».

Две недели назад, оказавшись на родине под Воронежем, я пошел с рюкзаком по знакомым с детства лесным дорогам. С волнением подходил я к пойме Усманки, ожидая, как прежде, услышать тихое щебетание птиц, увидеть коршунов, кругами ходивших над темными плесами. Я ужаснулся. Весь лес теперь простреливался мотоциклами, берега белели от рваной бумаги. Костры, палатки и шалаши. Птица если и подала бы где-нибудь голос, услышать ее было нельзя — вся пойма заполнена звуками транзисторной музыки. Какой-то умник повесил свой музыкальный ящик высоко на сосну. Я приготовился вразумлять школьников. Но за палаткой чистила рыбу взрослая личность.

— Далеко слышно, — кивнул я на дерево, не скрывая иронии.

Но владелец не понял или не захотел понимать.

— Да, отличная штука. Японцы здорово делают…

Все, кто был на берегу, вряд ли подозревали, что всего два года назад тут можно было слушать кукушку и коростелей, увидеть оленей на водоеме, спугнуть кабанов. Теперь живая природа невесть куда отступила. И прогнал ее человек не с ружьем, а с безобидным, изливающим речь и музыкальные звуки никелированным ящиком.

Хочу ли я взять под защиту человека с ружьем? Нет! Охотникам счет особо серьезный. Но в размышлениях о природе надо хорошо сознавать все причины и следствия, иначе мы заведем «мальчика для битья», тогда как на каждом из нас лежит доля ответственности за все, что происходит с природой.

А теперь счет охотникам.

Идущего в лес или в поле с ружьем мы называем охотником. Но охотник и человек с ружьем это совсем не одно и то же. Охотник соблюдает порядок охоты, участвует в воспроизводстве дичи. Он не позволит себе бездумно выстрелить в дятла или дрозда, не пойдет туда, где охота запрещена. Даже при избытке дичи он не станет стрелять более установленной нормы.

Наедине с природой, где судьей ему может быть только совесть, охотник не преступит закон, он весьма щепетилен в вопросах чести. Таков настоящий охотник. И все, что сказано выше в защиту охоты, относится только к нему.

Но в стране сейчас пять миллионов ружей (!), и надо признать: только малой частью из них владеет культурный охотник. Остальные люди с ружьем, сознательно или несознательно, являются врагами природы. Я разделил бы их на несколько категорий.

Молодой владелец ружья. Он убежден: если ружье куплено, надо стрелять. И он стреляет. «Охотник» часто и не стремится искать достойную дичь, стреляет по галкам, по дятлам, по вывескам «Охота запрещена». Природа для него — все равно что тир, и он не жалеет патронов. Он не соблюдает ни сроков, ни мест охоты. Мотоцикл делает его вездесущим. На подбитого дрозда иногда глядит с сожалением, иногда в веселой компании на поляне мертвая птица заменяет футбольный мяч. Именно такие «охотники» делают молчаливыми наши леса и рощи.

Взрослея, человек уже не всегда поднимает руку на дятла. Но в отношении с природой это все тот же опустошитель, беззастенчивый и распущенный. Часто он носит в кармане охотничий билет. Но там, где проследить за ним трудно, он бьет из-под фар зайцев, он норовит на день-другой опередить сроки охоты, он не сдержит себя и будет стрелять, пока есть патроны, хотя порой добытую дичь ему приходится бросить из-за того, что ее нельзя донести или неудобно попасть на глаза добросовестному охотнику. Он может быть неплохим человеком в общежитии, но природа для него — такое место, где поживиться ради довольствия — сам бог велел.

Недавно в газетах промелькнуло сообщение: на Камчатке на одной свадьбе подали к столу двадцать жареных лебедей, начиненных яблоками. Я видел лебедей на Камчатке. Зимой они не улетают, а собираются на теплых, незамерзающих речках. Места глухие. Добыть лебедей ничего не стоит. Сдержать человека тут может только совесть. Но вот, пожалуйста — лебеди с яблоками!

Много ли столь беззастенчивых ходоков в природу с ружьем? Вот статистика браконьерства: в прошлом году более чем половину всех нарушений сделали члены охотничьего общества.

Среди этой категории нарушителей особо надо выделить тех, кто сам стоит на страже закона. Беззаконность и пренебрежение законом позволяют некоторым облеченным властью «охотникам» искать дичь даже в святая святых нашей природы — в государственных заповедниках.

Год назад, приехав в Воронежский заповедник, я вдруг увидел в знакомом лесу новый, хорошо отстроенный домик.

— Что это значит?

Лесники мнутся.

— Да вот теперь охотники к нам приезжают…

Такой же домик я встретил в Приокско-Террасном заповеднике.

Охоту в заповедниках придумали работники Министерства сельского хозяйства, в чьем ведении заповедники и находятся. Говорю с директором заповедника:

— Как же так можно?

— Ну, что волноваться, — отвечает директор. — Ну, убьют оленя или там утку. Люди много работают. Можно понять…

Нет, понять это нельзя! Заповедник есть заповедник. На недавнем совещании по охране природы в Москве о такого рода охотниках говорили с возмущением. Но министр товарищ Мацкевич, выступавший тут же, почему-то счел нужным не заметить серьезную критику.