У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем!
Шрифт:
— А почему «дрыгунцы»? — спросила я.
— Потому что трясут… всем… чем не попадя.
— Хвостом что ли? — предположила я самое простое.
С соседних телег раздался хохот; Хвеся почему-то покраснела и, скромно опустив глаза, прятала улыбку. Мы с Эльсой недоуменно смотрели по сторонам, ожидая объяснения.
— И хвостом, бывает, — хохотнул Мирон, снисходительно посмотрев на меня.
Смех оборвался после предупреждающего свиста. Вскоре тракт обогнул пролесок и побежал под уклон. Дальше открылось удручающе жуткое зрелище: когда-то большой город стал сплошным пожарищем. Немногие дома уцелели, как и жители. Даже лес с одной стороны города торчал черными обугленными вешками,
За нашим обозом, двигавшимся мимо этого кошмара, увязалась босоногая худосочная ребятня, выпрашивая еду. Причем только мальчишки, ни одной девочки не видать. Да и среди редких строителей, пытающихся восстановить дома, только мужчины — уставшие, грязные и ожесточенные. Правда, потом приметили двух старух, варивших в общем котле пищу. Скудную, судя по запаху.
Останавливаться здесь на постой нельзя: опасно среди обозленного горем и голодом народа. Неожиданно Мирон помог спешиться Хвесе и, стегнув лошадей, увел телегу в сожженный город. За ним поскакали Дин и Далей. Провожая их взглядом, я чуть не упала, просмотрев яму под ногами. Затем наши мужчины, заехавшие в город, перекинувшись словом с одним из погорельцев, начали выгружать часть поклажи. Вокруг них засуетилась, радостно защебетавшая малышня.
— Они решили помочь им? — хрипло спросила я.
Хвеся пояснила, хлюпая носом:
— Это Долгун, здесь в основном гиены и шакалы проживали. Он одним из первых выступил против Валианова войска. Черные наемники хорошенько тут порезвились. В Аверте потом на всех перекрестках хвалились о своих «подвигах». Теперь об этой жути каждый в столице знает. Здесь осталась всего пара сотен жителей: старики, ребятишки, да покалеченные мужики.
Главы южных кланов звали выживших к себе, но те отказались. За Долгун сложили головы все их родичи, вот живые и не хотят бросать землю, за которую пролили кровь их отцы, матери, жены. Мир сказал, что многие обозники за правило взяли: едешь мимо — захвати лишнюю телегу с чем-нибудь для долгунцев, отдай дань их силе, смелости и терпению. Поэтому ата Дин в Малиннике покупал для них припасы, пока мы с Миром в храме Луны обряд связующий проходили.
Я расплакалась, Эльса тоже не смогла сдержать слезы. Так и рыдали втроем, глядя на черные печные трубы и горелый лес.
— Надо было не только опозорить, но и самого прибить, — злобно прошипела сервал, невольно выпустив когти.
Осталось лишь тяжело вздыхать: не знали мы горя настоящего, оттого и дуры такие. Я спала и видела, как бы вырваться на свободу от брата, даже в гарем. А Эльса… просто Эльса. Но мы непременно поумнеем, уже начали.
Пустая телега быстро нагнала обоз. Вернувшиеся мужчины, посмотрев на наши зареванные лица, с сочувствующими улыбками сказали поберечь силы и посадили нас на телеги. Дальше я, держась за борт, покачиваясь и подпрыгивая на ухабах, смотрела на Дина иначе — восхищалась его добрым сердцем. Мирон с Далеем больше не казались слишком суровыми и строгими. Жизнь все по местам расставляет!
***
Сегодня на ночь остановились раньше. Обозники, народ бывалый, сказали, место подходящее поблизости есть. Мы свернули с тракта и скоро приехали на огромную поляну с прудом и молодой травой для лошадей. Дальше на многие версты густой лес стоит. Судя по запахам, с большой и малой живностью. Вот оборотни и решили поохотиться, чтобы на ужин свежатины поесть.
Я умылась, переплела косы и собралась в лес поискать полезных трав и кореньев, а то давненько не собирала, соскучилась, да и светло пока. Предупредила подруг, помогавших Науму готовить ужин, — мало ли, вдруг добычи не будет — и отправилась на свою охоту, тихую.
Далеко от поляны я уходить опасалась:
во-первых, одна в незнакомом лесу, во-вторых, Долгун стоял перед глазами. Отошла за деревья на несколько шагов, прислушиваясь к кашеварам, и присела на корточки: шершуху нашла. Дальше ковырялась в земле, осторожно подкапывая это полезное растение; цветочки у него тоже невзрачные, только летом будут, а вот корешки на редкость полезные. Даже глубокие раны хорошо заживляют.Услышав подозрительный шорох, я настороженно вскинула голову и осмотрелась в поисках опасности. И замерла, глядя на показавшегося из кустов огромного зверя с дикой свиньей в пасти. Он неспешно, почти беззвучно вышел, затем бросил бездыханную добычу к ногам и направился прямиком ко мне.
А я вытаращилась на это чудище лесное с мощным телом, лобастой головой, жуткой пастью с острыми и длинными, как кинжалы, клыками. Яркие желтые глаза горят словно яхонты и мой взгляд не отпускают. Под красивым, светлым, в темных разводах мехом перекатываются мускулы. Зверь огромными сильными лапами ступает неслышно, неторопливо, важно. Знакомый длинный толстый хвост низко висит над землей и почти не шевелится, показывая, что хозяин спокоен.
Во все глаза рассматривая идущего ко мне тигра, я ошеломленно прошептала:
— Дин?
Тигр фыркнул насмешливо. Он! Обошел меня вокруг и развалился рядом, словно в плен взял. Громко сглотнул и раскатисто прорычал:
— Покажи мне свою кошку кар-ракала!
Так-так, поговорить решил в звериной ипостаси. Кошку ему покажи. Пришла моя очередь фыркнуть:
— Вот еще, полосатый командир нашелся!
Хотела встать с корточек, а тигр, толкнув меня хвостом, заставил усесться. Положил здоровенную лапу мне на бедро, нахал, еще бы когти выпустил! Я попыталась убрать лапищу, хоть и не давит лишне, но моя человеческая рука ни в какое сравнение с силой и размерами полосатого зверюги не идет.
— Покажи, кр-расавица, — кажется, попросил тигр, подавшись ко мне и совсем повалив на землю.
Я уперлась в мохнатую, оказавшуюся приятной и мягкой на ощупь грудь нависшего зверя и упрямо уставилась в его хитрющие глаза:
— Обойдешься!
Ох, Луна, какая же жуткая у него морда! А мех я помяла пальцами — шелковистый!
— Мой тигр-р тебе понр-равился, — неожиданно сипло «рассмеялся» огромный котяра. — Пр-риятно!
— Тигр как тигр, ничего такого. — Я дернула его за длиннющие усы — он недовольно сморщил шкуру на переносице. — Ты о себе слишком высокого мнения.
— Пр-роверим! — игриво прорычал зверюга.
И под мой испуганный писк уткнулся мокрым холодным носом мне в шею. А когда его шершавый здоровенный язык прошелся по чувствительной коже, я завопила от щекотки.
— Дин, не наглей, — возмущенно пыхтела я, пытаясь увернуться от облизывающего меня зверя. — Сначала в пасти вонючую свинью нес, а сейчас мне лицо облизываешь!
— Р-разве моя кошечка эту свинью есть не собир-рается? — насмешливо проурчал тигр.
— А где здесь твоя кошка? — не сдавалась я.
— Я хор-роший охотник, моя кошечка всегда будет сытой и довольной, — продолжал играться тигр.
— Дин, прекрати немедля! — Я попробовала оттолкнуть его голову и сесть.
Промахнулась: моя рука оказалась поперек пасти. Но не успела ахнуть из опасения пораниться о клыки-кинжалы — тигр мою руку осторожно выплюнул и продолжил своевольничать. Придавил лапищей и начал обнюхивать, словно знакомился заново:
— Как же ты вкусно пахнешь, оказывается!
Ох, я же давненько настойку не пила! Значит мой запах наконец-то «проснулся» от долгой спячки и с каждым днем будет становиться более насыщенным. Моим! И тем не менее, хрипло от волнения пригрозила: