У моря Русского

На скатерть ложились золотые тяжелые рубли, драгоценные камни, сукна и тончайшие ткани, серебряные кубки и бокалы, резные чашки из яшмы и нефрита и много дорогой резной посуды.

Глаза хана горели жадным блеском, сановники причмокивали губами, охали и ахали. Когда пустые короба унесли. Менгли-Гирей сказал:

— Подарки моего брата Ивана тронули мое сердце. Что еще повелел князь сказать мне?

Беклемишев вынул свиток из широкого рукава.

— Государь повелел мне передать от своего светлого имени могучему хану таковы Слова: «Князь великий Иван челом бьет. Посол Гази-баба говорил мне, что хочешь меня жаловать в братстве и любви точно так, как ты с Казимиром в дружбе и любви. И я, услышав твое жалование и увидев твой ярлык, послал к тебе бить челом боярина моего Никиту, чтобы ты пожаловал и как начал жаловать, так бы и до конца жаловал».

Прослушав перевод Шомельки, хан качнул головой в знак того, что понял, а стоявший на нижней ступеньке трона Ширин-бей подался на шаг вперед и, наклонившись к уху хана, зашептал что-то.

— Князь Иван знает, что хан Ахмат недруг мой? — спросил Менгли-Гирей.

— То государю моему ведомо, — ответил Никита.

— Дружбу и братство со мной заключив, Иван, если я на Ахмата войной пойду, со мной вместе пойдет ли?

Никита помедлил с ответом, раздумывая. Потом сказал:

— Братство противу одного недруга заключать не стоит. Ежели Ахмат или Казимир пойдут на Москву, то ты, могучий и непобедимый, должен сам на них пойти или брата послать. А ежели на твою землю недруг пойдет, Ахмат ли, а то и кто другой, государь мой вместе с тобой будет.

— Пусть брат Иван выступит против Ахмата, я ему помогу, — предложил хан.

Никита не спешил с ответом. Он помнил наказ. Московский государь первым эту борьбу начинать не хотел. Поразмыслив, посол сказал:

— Сысстари княжество русское миром живет, мечи поднимает токмо для обороны. И братства с тобой, великий хан, русский государь ищет не для войны, а для мира. Войной на Ахмата первыми мы не пойдем.

— Сколько раз в год и какие поминки будет слать мне брат Иван, ежели я заключу с ним братство и дружбу? — спросил хан.

— Оное братство и дружба тебе, великий хан, равно нужны, как и государю моему, потому союз сей должен быть равный, братский. Поминки шлет младший брат старшему, а мой государь и ты, великий хан, все равно как ровесники. А посему поминков давать государь русский не будет.

— С умыслом али по неразумению оскорбляешь ты меня в моем дворце? — гневно произнес Менгли. — Как смеешь ты, посол князя Ивана — данника Золотой Орды, так со мной разговаривать!

— Обиды в моих словах не вижу, — спокойно ответил Беклемишев. — Великий князь Иван желает другом твоим быть, а не данником. Мой государь не скуп — это вы только что видели. Друга одарить он умеет щедро. Так и впредь будет. Сказал ты, что Иван данник Орды. Это верно. Одначе такой ли осталась Золотая Орда, как и прежде?

— Орда сейчас не та, — тотчас же ответил хан, — царство Ахматово распадается, как перезревший кусок овечьего сыра. Наше ханство встает над Ордой, как барс над волчицей.

— Правдивы слова великого владыки, — промолвил посол. — Орда сейчас не та. Да и Русь також не та. Множество удельных князей встали под могучую руку моего государя, и единством крепится ныне отчизна. Союз между нами потребен равно и ханству вашему и земле Московской, и о том вам не хуже меня ведомо. А что касаемо поминков — не в них суть. Быть может, даров по доброй воле государя Московского будет более, чем обязательных поминков.

Менгли-Гирей снова посветлел лицом. Посол говорил смело и убедительно. Правда, что Орде не дано жить, а Казимир польский ненадежен в союзе. Если русский князь щедро будет дарить хана, на дружбу с ним следует пойти.

— Хорошо, — произнес хан после некоторого раздумья. — Я пожалую Ивана братством и дружбой. Пусть позовут начальника моей канцелярии и пусть напишут ярлык князю Московскому.

— Сие не по-братски будет, великий хан, — заявил Никита, — братство и дружбу не жалуют, а принимают и поравну оба государя, и ни один из них друг над другом стоять не должен. Ярлык, сколь мне ведомо, суть приказное письмо, и равного брата оно как повеление обидит. Государь мой просит дать шерть, каковую он крестным целованием утвердит.

— Твой государь очень много просит! — воскликнул Менгли. — Не забывай одного — не мой посол приехал в Москву, а ты стоишь перед моим троном!

— Сего я не забываю, — стоял на своем Беклемишев. — Одначе великий хан, видно, сам запамятовал, что его человек Гази-баба еще раньше стоял перед русским троном и государем моим был принят ласково. И голоса на него государь не поднимал. Между тем ты кричишь на государева посла, словно на конюха своей дворцовой конюшни.

В зале Дивана после ответа стало шумно. Хазнадар-ага вскочил и, тряся седой бородой, визгливо прокричал:

— Никогда и никто в этой священной обители совета и суда не отзывался о нашем повелителе так неуважительно! О великий хан! Такого потерпеть нельзя.

— Пусть уходит отсюда неверный!

— Нечестивцу не место в обители хана!

К Беклемишеву подбежали два дюжих аскера и встали по бокам, готовые исполнить любое слово хана.

Менгли-Гирей, покусывая губы, молчал. Его лицо пылало гневом.

— Увести его.

Аскеры схватили посла за руки и поволокли к выходу. Ширин-бей спешно подошел к хану и тихо начал что-то говорить. Разман-бей, следовавший за послом, остановился у входа и с поклоном спросил:

— Аллах велик в небе, хан — на земле. Каждое его слово свято и законно. Куда великий прикажет отвести неверного?

— Пусть идут в посольский двор и ждут нашего решения.

В посольском дворе аскеры ни на шаг не отходили от Никиты. Беклемишев позвал к себе Чурилова и сказал:

— На тебя да на Хозю и Шомельку надежда. Пошли толмача к Ширину, посули ему большой бакшиш. Ежели бы не он — быть бы мне в темнице. Сам тайно иди к Нур-Салтан, поговори с ней.

Чурилов молча кивнул головой и вышел.

ЦАРИЦА НУР-САЛТАН

Неспроста боярин повелел навестить Нур-Салтан. Хоть и считалась она четвертой женой хана, но все во дворце звали ее Большой царицей. Ее советы всегда были мудры, и владыка часто приходил в ее половину гарема, чтобы поговорить о делах. Это была женщина с большим умом и чутким сердцем. Но не только поэтому послал Чурилова к крымской царице русский посол. Нур-Салтан была с Иваном Васильевичем в старой и прочной дружбе.

Рожденная от Темира, хана Золотой Орды, Нур-Салтан шестнадцатилетней девушкой была выдана за казанского хана Халиля. После смерти старого Халиля его брат Ибрагим взял умную и красивую Нур в жены. Она подарила ему двоих сыновей Мегмет-Аминя и Абдыл-Латифа. Хан очень любил своих детей и мечтал сделать из них храбрых и мудрых воинов. И вдруг Ибрагим-хан внезапно умер. Во дворце говорили, что ему в пищу подсыпали яду. На казанский престол вступил чужой Ибрагиму, жестокий и коварный человек. Он знал, что сыновья Нур-Салтан, достигнув совершеннолетия, будут иметь право на престол, и потому их жизни висели на волоске. Особенно хорошо понимала это Нур-Салтан. Как спасти своих детей, где скрыть их от коварного хана? И вот в эти трудные дни к ней на помощь пришел русский князь Иван. Он предложил вдове убежище для ее сыновей, обещал воспитать их так, как следовало воспитывать царских детей. Говорят, сердце матери там, где ее дети. Нур-Салтан часто писала «великому брату моему» письма, а русский князь рассказывал своей «джаным» о том, как живут в Москве ее любимые Багай и Сатика. Спустя несколько лет (не без содействия Ивана) Нур-Салтан стала женой Менгли-Гирея. Дети ее, как и прежде, жили в Москве, как и прежде, не ослабевала сердечная дружба между царицей крымской и русским великим князем. Поэтому Беклемишев, посылая к ней Чурилова, питал большие надежды на ее помощь.

Русские послы привезли Нур-Салтан письмо от Московского князя, в котором сказано было, что сыновья ее выросли, возмужали и шлют матери поклон земной. Князь просил у Нур-Салтан содействия в делах посольства, и валидэ обещала Хозе, передавшему ей письмо, поговорить об этом с ханом.

В тот день, когда Менгли принял Беклемишева, Нур-Салтан писала ответ в Москву. Благодарила за заботу о сыновьях. Обещала помощь свою и содействие.

Вечером того же дня царица приняла тайно Никиту Чурилова и Хозю Кокоса. Никита одет был просто и держал в руках лоток с товарами. Поприветствовав Кокоса, царица спросила: