У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(3) 2018 г.

В буддизме и даосизме, напомню, понятие «ничто» приближено к состоянию нирваны – способа достижения блаженства путём растворения в мире, полного слияния с ним. Бесконечная череда перерождений (сансара), приносящая душе неисчислимые страдания, может быть прервана благодаря нирване, достигаемой с помощью медитаций и другой духовной практики. Основоположник даосизма мудрец Лао-цзы неоднократно говорит о том, что дао (Путь, главная категория этого верования) пусто и даже ничтожно:

В мире все говорят, что моё дао великое,Хотя и похоже на ничто.А оно великое именно потому,Что в действительности непохожеНа великое.Если бы оно было похоже на великое,То уже давным-давно стало бы ничтожным [6] .

Казалось бы, такого рода понимание мировых процессов в корне расходится с европейской традицией. Но, как отмечал академик С. Ф. Ольденбург, «при всех несомненных отличиях Востока от Запада Восток свою духовную жизнь строил и строит на тех же общечеловеческих началах, как и Запад, живёт по тем же общечеловеческим законам исторического развития» [7] . И видимая ничтожность дао в значительной степени сходится с европейской практикой аскетизма, которая была свойственна большинству философско-религиозных доктрин.

6

Дао дэ цзин: современный перевод с комментариями. М., 2006. С. 50.

7

Цит. по: Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация. Философия, наука, религия. М., 1980. С. 6.

Космогонический миф буддизма и даосизма, базирующийся на представлении об иллюзорности материального мира, во многом строится на возникновении Вселенной из пустоты. Кришна создаёт миры, играючи. Правда, в индуизме есть и другой символ рождения мира: из золотого яйца волшебной птицы. Аналогичные образы есть в германской, славянской и финской мифологии: «…прилетает орлица, соответствующая голубям карпатской колядки, садится на колени Вяйнемёйнена и несёт яйца, из которых потом созданы были солнце, луна и звёзды» [8] . Впрочем, особого противоречия в двух мифологических сюжетах нет: вспомним, как часто в сказках золото обращается в прах, исчезает, становится аналогом ничто. У редактора афанасьевского трёхтомника – Юрия Кузнецова, кстати, архетип «яйцо» тоже встречается неоднократно: злая птица из стихотворения «Мужик» после неудачной попытки уничтожить героя тоже

8

Афанасьев А. Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т. 2, М., 1995. С. 238.

…Снесла всему начало -Равнодушное яйцо [9] .

Но вернёмся в Россию. Само геополитическое положение нашей страны (евразийство) предполагает некий синтез восточных и западных точек зрения, и это на самом деле так. Но не только. В русской фольклорной, художественной и лингвистической традициях мы находим широчайший спектр значений, закреплённых за понятием «русское ничто (ничего)», которые актуализируются, смотря по контексту употребления. В. И. Даль трактует ничего как форму родительного падежа слова «ничто», ставшую наречием, и закрепляет за ней такие значения, как «пусть, не тронь, не мешает, сойдёт с рук, порядочно, сносно, годно, авось пройдёт» [10] . Но есть и другие сферы применения.

9

Кузнецов Ю. П. Стихотворения, 2011. С. 216.

10

Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М., 1979. С. 548.

В народном сознании, например, так обозначаются вещь, предмет или обстоятельства (но в любом случае нечто, а не отсутствие), не имеющие существенного значения: «– А ты не боишься? – Ничто (ништо)!» или трактуется как нечто, обладающее несомненными достоинствами: «– Как тебе невеста? – Ничего». В стихотворении Владислава Артёмова, симптоматично названном «Вещь», читаем:

Я ходил, гляделДва часа на него,Как он вещью владел,Ничего, ничего… [11]

11

Артёмов В. В. Светлый всадник. М., 1989.

В некоторых случаях отрицательное слово ничего и его производные и вовсе играют особо значимую роль. Просторечные формы «чё» и «ничё» в народной песне приобретают черты эвфемизмов, необходимых в такой деликатной сценке, как объяснение в любви:

– Милый, чё, да милый, чёНавалился на плечо?– А я, милая, ничё,Я влюбился горячо…

Мы понимаем, что парню нелегко отважиться на признание, и он, выигрывая время, чтобы собраться с духом, прибегает к словечку, которое упрощает ситуацию, для того, чтобы подняться до выражения высокого чувства.

Иногда слово ничего конденсирует в себе некоторую агрессивную энергию, необходимую для временно отложенного действия, когда будущая угроза мщения пока прячется под неопределённым выражением: «Ну, ничего!..» в значении: «Погоди, ты у меня ещё получишь!» «Пустое», внешне нейтральное слово, таким образом, получает дополнительную и недвусмысленно выраженную экспрессию.

Полезно напомнить, что в русском переводе и английское слово nothing как бы обрусевает и приобретает исконно русское звучание. Король Лир у Шекспира, на слова любящей дочери Корделии о том, что она не хочет попусту славословить отца, произносит ей жёстокую отповедь: «Nothing will come of nothing» (обезумевший монарх устами Б. Пастернака изъясняется: «Из ничего и выйдет ничего…»).

Бывают ситуации, когда «ничто/ничего» и вовсе наделяются свойствами своеобразной мантры, заклинания, способного выручить человека в критической ситуации. Известно, что Отто фон Бисмарк в молодые годы выполнял ответственные поручения в России. Сохранилась историческая байка, в которой, впрочем, нет ничего фантастического. Однажды будущему рейхсканцлеру пришлось студёной зимой ехать через ночной лес. Лошади сбились с пути, мороз усиливался, начиналась метель. Молодой немец в ужасе следил за действиями возницы, который время от времени повторял: «Ничего, ничего…» Некоторое время спустя удалось выбраться к жилью, опасность миновала. Рассказывают, что многие годы спустя, заняв высший государственный пост в Германии, Бисмарк в минуты опасного затруднения расхаживал по кабинету и, к удивлению подчинённых, повторял непонятное для них слово: «Нитцшего… нитцшего…»

Словом, в русском языке понятие ничто/ничего обладает безусловной смысловой и почти материальной наполненностью. И вот теперь самое время обратиться к текстам Юрия Кузнецова. Вполне закономерно, что в творчестве такого темпераментного и силового поэта нашлось место для множества отрицательных местоимений и наречий. Автор, резко и энергично реагировавший на любой внешний раздражитель, не мог не выражать своего негативного отношения к тому, что было для него неприемлемым. Но, что характерно, конкретная форма ничто достаточно редка в его лексике. Чаще встречаются слова никогда, никто и, естественно, ничего. В ранней поэме «Дом» Кузнецов напрямую говорит о многозначности этой словоформы:

Что в этом слове ничего -Загадка или притча?Сквозит Вселенной из него,Но Русь к нему привычна…Оно незримо мир сечёт,Сон разума тревожит.В тени от облака живётИ со вдовой на ложе.Преломлены через негоВидения пустыни,И дно стакана моего,И отблеск на вершине,В науке след его ищиИ на воде бегущей,В венчальном призраке свечиИ на кофейной гуще.Оно бы стёрло свет и тьму,Но… тайна есть во мне.И с этим словом ко всему Готовы на земле [12] .

12

Кузнецов Ю. П. Прозрение во тьме. Краснодар, 2007. С. 412–413.

Легко убедиться, что в этом перечислении присутствуют многие стержневые образы поэзии Кузнецова. А вот собственно ничто, сознавая его повышенную значимость, он словно бы приберегает для более серьёзного повода.

Тем не менее, в знаковой балладе «Четыреста» мы сталкиваемся со случаем, чрезвычайно наполненным смыслово, – для изображения четырёх сотен погибших солдат поэт прибегает к неожиданному образу:

В одной зажатые горстиЛежат – ничто и всё [13] .

13

Кузнецов Ю. П. Стихотворения, М., 2011. С. 91.